Масиро поклонился господину, потом снова повернулся к молодым людям и развел их в разные стороны. Они стояли, скосив глаза на сверкающий меч, а Масиро сделал шаг назад и оказался прямо перед парнем. Нагаи услышал, как взвизгнули тормоза отъезжающего лимузина.
Внезапный сильный удар – Масиро подпрыгнул на одной ноге, занеся другую высоко вверх, и пяткой стукнул паренька по шее – был сам по себе совершенно беззвучен, насколько Нагаи мог судить. Предсмертный хрип, падение уже безжизненного тела на деревянный настил – но это уже полсекунды спустя. Только жертва может услышать короткий треск сломанных позвонков – так говорил Масиро. Почти совсем без боли. Нагаи покачал головой. Какая разница? Умирать так умирать.
Нагаи смотрел на девушку, до которой дошел наконец весь ужас происходящего, – она склонилась над телом возлюбленного, протянула руки, но не коснулась его, застыв на месте с искаженным лицом, растопыренными пальцами, ртом, раскрывшимся в немом вопле. Такое впечатление, будто она играла в теннис и собиралась отбить мощную подачу. Нагаи подумал о дочери и вздохнул. Заслонив глаза от солнца, он воззрился на впечатляющие силуэты Манхэттена. Условия контракта, дорогуша, следует соблюдать.
Тело девушки с гулким стуком рухнуло на пирс. Масиро тут же подтащил тело юноши и водрузил его сверху на девицу лицом к лицу. Парень уткнулся лицом ей в грудь, сама же она смотрела в небо, и рот ее был открыт. Казалось, она вот-вот достигнет оргазма. И тогда Масиро потянулся за сверкающим катана. Нагаи отвел глаза. Вряд ли его желудок такое выдержит.
Вместо того он глядел на серебристые волны Гудзона и уносился в мечтах далеко-далеко. Он услышал свист клинка, ощутил, как дрогнул настил под ногами, но так и не обернулся. Сосредоточившись на тихом, баюкающем плеске реки о нижние сваи, он вновь с тоской думал о доме.
Через минуту он услышал, как закапала кровь. Непрестанная капель, быстро превратившаяся в тяжелый неровный плеск, – это кровь выливалась в реку. Нагаи посмотрел вниз. Темные струи равномерно просачивались из-под пирса – движущееся пятно на спокойных зеленовато-коричневых волнах. Он взглянул на Масиро – тот аккуратно вытирал клинок. Самурай поклонился. Нагаи показалось, что на губах его мелькнула улыбка Может быть... нет, скорее всего нет.
Теперь он уже не мог не смотреть. Темно-розовые внутренности валялись возле переплетенных друг с другом тел. Лицо девушки было забрызгано кровью. Нагаи отвернулся и схватился за дверцу автомобиля.
– Избавься от них, Масиро. Да поскорее.
– Хай.
Полицейский в мокрой одежде пару раз со всей силы дернул за канат и поплыл к катеру. Уцепившись за планшир одной рукой, второй, свободной, он подал сигнал крановщику. Блоки крана неспешно завертелись, натягивая провисший канат. Мотор заурчал, и через секунду хромированный бампер появился из воды, радужный от нефтяных разводов. Хотя подъем и шел медленно, вода из малолитражки выливалась такими потоками, что полицейский катер закачался. Крановщик – седой краснорожий тип в салатного цвета шапочке с трилистником на козырьке – приподнял оранжевый «фольксваген» на несколько футов над водой; с машины все еще капало. Сотрудники городской транспортной службы сновали вокруг, как муравьи. Паромы копились в порту всю вторую половину дня – им оставалась только одна пристань, и теперь обитатели Стэйтен-Айленда начали проявлять беспокойство.
Гиббонс бросил взгляд на публику, приклеившуюся к поручню парома у соседней пристани: каждый сворачивал себе шею, стараясь хоть одним глазком взглянуть на «фольксваген», и все совершенно осатанели от долгого ожидания. Гиббонс заломил шляпу назад и осклабился, показывая все свои зубы. Потом совсем снял шляпу и пригладил то, что еще оставалось от шевелюры. Какого черта им еще надо за четвертак, а?
Гиббонс отошел в сторонку и прищурился от солнца, ослепительно сверкавшего в остатках ветрового стекла «фольксвагена». Пришлось опять надеть солнцезащитные очки. Бабье лето вернулось с намерением поквитаться, но Гиббонс не обращал на жару ровно никакого внимания. Он никогда не снимал пиджака, не расстегивал воротничка, нигде не появлялся без галстука. Это было старое правило ФБР, действовавшее со времен Дж. Эдгара Гувера, и Гиббонс так долго следовал ему, что одеваться так, и только так, вошло у него в привычку.
Нравы с тех пор стали несколько раскованнее, и нигде не оговаривалось, что специальный агент не может расстегнуть воротничок, если ему невмоготу, однако Гиббонсу это просто не приходило в голову.
– Лейтенант! Лейтенант Элам! – Какой-то начальник выделился из толпы суетящихся чиновников транспортной службы и попытался привлечь внимание дежурного офицера, окликая его из-за желтой ленты полицейского ограждения, а пресловутый Элам реагировал единственно возможным в данных обстоятельствах образом. Просто не замечал поганца. – Лейтенант! Сотрудники мэрии заверили меня, что эта пристань поступит в наше распоряжение в самое ближайшее время.
Парень говорил с Эламом довольно-таки раздраженным тоном, что было весьма дерзко со стороны типа, который выглядел ни дать ни взять как метрдотель. Тайрон Элам был ростом шесть футов восемь дюймов и когда-то играл в баскетбол за команду своего университета. Или штата Мичиган – Гиббонс уже не помнил. И кажется, один сезон играл в профессиональной лиге. Он всегда напоминал Гиббонсу Уиллиса Рида, который был центровым у «Никс» в те времена, когда Нью-Йорк еще умел выигрывать. Никто не умел так скандалить на площадке, как Рид. Ни до, ни после. Двести сорок фунтов кошмара. Элам выглядел точно так же. Ни один белый добровольно с таким спорить не будет.
Поставив ногу на бампер патрульной машины, Элам постукивал карандашом по исписанному блокноту, пристроенному на колене, и разговаривал с сержантом в полицейской форме. Казалось, будто он занят какими-то своими полицейскими делами, но в действительности Элам желал только одного: чтобы этот транспортный лягушонок провалился куда-нибудь подальше, пока он еще не схватил его за шкирку и не зашвырнул в воду.
«Метрдотель», однако, не отступал. Он расстегнул пиджак, нырнул под желтую ленту и оказался за полицейским-ограждением. Парень не робкого десятка.
– Лейтенант, мне надоели ваши грубые...
Элам повернул голову и уставился на парня взглядом, от которого тот заткнулся tout de suite.[1]Взгляд неторопливый и острый, один из тех взглядов, что бывает у дракончиков комодо, когда те чуют добычу. Гиббонс вспомнил документальный фильм о гигантских плотоядных ящерицах Малайзии, который смотрел как-то по 13-му каналу. Именно так Элам сейчас и выглядел. Гиббонс осклабился по-крокодильи.
Элам выпрямился и уперся взглядом прямо в шрамы от пересадки волос, видневшиеся среди довольно-таки лысого скальпа «метрдотеля».
– Мистер Шапиро, – произнес он с угрожающей невозмутимостью, – вам ведь уже объяснили, что это дело вне компетенции полиции, и мы ничего не можем решить до прибытия федеральных властей.
– Но...
– Никаких «но», мистер Шапиро. Здесь было совершено преступление федерального масштаба, и в мои обязанности входит охранять место происшествия, пока сюда не явится ФБР. Такие вот дела. Capisce,[2]мистер Шапиро?
Тут Гиббонс решил, что самое время вмешаться.
– Гиббонс, ФБР, – буркнул он, подходя поближе и вытаскивая удостоверение. – Кто тут дежурный офицер?
– Я, – отозвался Элам.
– А вы кто такой? – осведомился Гиббонс, оборотив к Шапиро лик злобного ацтекского божества.
– Эддисон Шапиро, заместитель председателя комиссии по городскому транспорту, водные перевозки...
– Вы позволили ему находиться здесь? – спросил Гиббонс у Элама.
– Нет.
– Проход за линию полицейского ограждения и нахождение на месте преступления федерального масштаба является нарушением федеральных законов. Будьте добры удалиться. – Гиббонс ткнул большим пальцем в желтую ленту.
Шапиро немедленно поднырнул под нее. Он старался втолковать что-то Гиббонсу из-за ограждения, но Гиббонс не стал слушать и отвернулся.
– Это правда – насчет нарушения федеральных законов? – спросил Элам и снова водрузил ножищу на крыло патрульной машины.
– Возможно, – ответил Гиббонс, затем повернулся к «фольксвагену», с которого все еще текло. – Ну, что тут такое? Дневной улов?
Элам улыбнулся, обнаружив щербинку между передними зубами.
– Что бы там ни было, Гиб, это все ваше.
Гиббонс сложил руки на груди и покачал головой.
– Так вы, ребята, за убийства больше не беретесь? Как это говорили в гнусные старые времена насчет «ленивых и неповоротливых»?
– Ты, Гиб, поганый расист, я это и так знаю, можешь не продолжать.
Гиббонс сладенько ухмыльнулся.
– Элам, я тебя тоже очень люблю. Так что давай выкладывай, зачем я сюда приперся.
