Ознакомительная версия.
– Ради Ольги? – подал голос Морок. – Кто такая?
– Жена его, – гундосил из-под деревяшки Матвеев. – У них любовь еще со школы. Он одну Ольгу только и любил, других баб будто и не существовало. А у нее проблемы были со здоровьем, она вены резала – денег на операцию тогда не было.
– А потом нашлись, – спокойно проговорил Олег. Вот все и прояснилось, все оказалось просто и банально: влюбленный Ромео в погонах старался не для себя, а для возлюбленной, и все ему удалось. Красивая история, хоть кино снимай. На душе стало легко, все встало на свои места. Чирков – герой в глазах своей обожаемой Ольги – запросто разменял жизнь на жизнь, отобрал ее у первого встречного и подарил своей возлюбленной. Интересно, он ей правду сказал или наврал что-нибудь красивое?
– Так ему заплатили, – вырвалось невольно у Матвеева.
А Морок подошел ближе по хрустящим под подошвами обломкам, встал рядом и добавил:
– Я тебе еще когда это говорил. Продали тебя с потрохами, а ты не верил.
«Почему же не верил», – подумал Олег, глядя в темноту перед собой. Верил, наверное, а сейчас последние сомнения отпали. Чирков, значит, на себя роль Господа Бога примерил, решив, кому жить, а кому умирать.
– Кто заплатил-то? – толкнул он балку.
Матвеев застонал, как от боли, и почти прорыдал:
– Не знаю, вот здоровьем клянусь, не знаю. Мне Стас не сказал, да я и не спрашивал. Мужики, отпустите, я никому не скажу, до смерти молчать буду, вот вам крест…
Судя по стукам и стону, он там внутри попытался перекреститься, а Олег отошел подальше: находиться рядом стало неприятно и мерзко. Морок же не торопился, уселся на балку, как на лавку, и сказал:
– Платил кто-то из тех троих, кому ты рожи тогда начистил, это к гадалке не ходи. – Постучал фонариком по дереву и скомандовал: – Эй, внутри! Кто у вас еще по тому делу проходил?
– Да не надо, – остановил его Олег, – я их и так всех помню, свидетелей, и рожи их, и фамилии. Если увижу – точно узнаю.
Морок снова включил фонарик, узкий луч упал Олегу под ноги. По полу пробежала здоровенная крыса, задела хвостом носок ботинка, он шарахнулся в сторону и едва удержался на ногах, споткнувшись об обломок перекрытия. Морок подошел, посветил в сторону колодца и еле слышно произнес:
– Надеюсь, ты понимаешь, что отпускать его нельзя. Сам догадаешься, почему, или объяснить?
Световое пятно прыгало по стене, задевало «крышку» колодца, откуда слышалось сопение и тихий плеск – там Матвеев топтался в ледяной воде. Чего тут объяснять, когда все ясно как божий день.
– Тебе решать… – прошелестел Морок, глядя на Олега, и тот легко выдержал его взгляд. Чувство, что он все делает правильно, придало уверенности и сил.
– Пошли отсюда, – тихо сказал он, так тихо, что и сам едва расслышал.
Морок молча повернулся к выходу, посветил в сторону черного провала в стене, и тут Матвеев заорал так, что он вздрогнул:
– Отпустите, суки, откройте! Я вам все сказал, падлы, уберите это на хрен! Откройте, я вам заплачу, я на колени встану, что хотите, просите – сделаю, только выпустите… – Он дышал тяжело и прерывисто, то стонал, то скулил, то снова принимался царапать дерево.
– Ты же, тварь, моего ребенка живым в гроб положил и закопать хотел, а теперь деньги мне предлагаешь… – процедил сквозь зубы Олег.
– Какого ребенка? – простонал Матвеев. – Какой гроб, ты о чем?..
– Девушку мою помнишь, невесту? Она беременная была, а вы, суки, ее сначала изнасиловать втроем хотели, а потом вот так же… пошутили. Она теперь бесплодная. – Выдохнувшись, Олег закрыл глаза и едва не ткнулся лбом в балку.
– Пойдем, – тронул его за плечо Морок.
– Это не гроб был, – прохрипел Матвеев, – а просто ящик! Мы ее напугать хотели, чтоб не выделывалась и все подписала! Я ее потом в больницу отвез… Откройте, суки, вас же найдут, я вам глаза вырву, мрази!
Он отлично слышал хруст бетонной крошки под подошвами и звуки удалявшихся шагов, орал так, что по развалинам снова загуляло эхо. Олег не оборачивался, шел, глядя под ноги на световое пятно, обходил завалы. Крики и стук скоро стихли, их перекрыл вой ветра и звон оторванного металлического листа на крыше старого дома. Пробежал мимо бездомный пес, шарахнулся от двух мужиков и юркнул в развалины. Олег сел в машину на переднее сиденье и смотрел перед собой, Морок завел «Тойоту» и тоже глядел в окно, в боковое. Машина тронулась, в зеркале еще недолго маячили развалины, потом пропали. Они выехали на освещенную улицу, остановились на светофоре.
– Надо в этот «Сотекс» сходить, – произнес Морок, – поглядеть, что там да как.
– Надо, – согласился Олег, – в понедельник сходим. – И неожиданно попросил: – Останови. Тут близко, я пешком дойду, а ты езжай. Завтра позвоню.
Он выбрался из машины и пошел прочь от дороги. Шел быстро, не чувствуя ветра и холода, только кожу на лбу и щеках пощипывало так, будто он обгорел на солнце. Сначала не понял, в чем дело, потом сообразил – это мелкий снег летит в лицо, а он и не замечает. До Наташкиного дома хода отсюда было минут сорок, но Олег был даже этому рад. Он не мог вот так, будто ни в чем не бывало, завалиться к ней прямиком из провонявших блевотиной и унижением развалин. Пройтись, собраться с мыслями, потом отмыться, потом… Матвеева найдут, и довольно быстро, может, даже и завтра. По сигналу мобильника отследят, или заберется в развалины кто из местных, найдет шахту, сдвинет балку… Да без разницы, когда скота этого найдут и в каком виде, главное – это как визитка, месседж, кому надо, тот все поймет, а значит, времени осталось в обрез.
«Сотекс» походил на инопланетный объект, обосновавшийся среди заснеженных елок в двух десятках километров от города. Сияющее огнями многоэтажное сооружение из стекла и бетона дико и неуместно смотрелось среди леса, а в метель это чувство усиливалось из-за зыбкости контура и дрожания огней. Дорога сюда вела преотличная, даже в снегопад расчищенная до асфальта, упиралась она в трехметровой высоты ажурные ворота, за которыми в снежной пелене просматривались другие корпуса и постройки. Проникнуть через эти замечательные ворота внутрь, как и преодолеть глухой мощный забор, не было никакой возможности. Морок с ходу насчитал полдесятка камер по доступному взгляду периметру «объекта», а на проходной дежурили несколько человек в темных костюмах. При наличии пропуска пройти мимо проблем не составляло, однако без заветной пластиковой карточки внутрь соваться было рискованно, поэтому решили ждать. Отъехали до здоровенного сугроба, за которым дорога переходила в довольно широкую тропу, встали так, чтобы видеть каждого входящего-выходящего из ворот, и с четверть часа молча смотрели в снежную муть.
Первым не выдержал Морок, он выбрался из «Тойоты» и, как дух нечистый, моментально сгинул в лесу. Вернулся раскрасневшийся от ветра, весь в снегу и еловых иголках, отряхнулся, уселся в салон и, протянув ладони к печке, сообщил:
– Глухо, не пройти. Дальше по забору «егоза» идет, и камер еще штуки три я заметил. Без шансов, надо ждать.
Чего ждать – они и сами толком не знали, просто оба поднялись утром, ни свет ни заря, и притащились к этому забору. Поглядели, как сотрудники выходят из служебного автобуса и бегут к проходной, как проскакивают в ворота машины с пропусками на лобовом стекле. Была ли среди них машина Чиркова – черт знает, дорогих иномарок проехало штук пять или шесть, и в утреннем снежном полумраке лиц за стеклами было не разглядеть.
Прошел час, рассвело, метель стихла, и Олег заметил, что охранники с проходной подозрительно часто выходят покурить и поглядывают в сторону «Тойоты». Стоявшая без движения машина начинала их нервировать, хоть и стояла себе в сторонке, но все же мешала, и к странной парочке внутри у людей в костюмах копились вопросы. Еще полчаса, от силы – час, и один из них непременно подойдет выяснить, в чем собственно…
– Пойду-ка я, пройдусь. Погляжу, что да как, – сказал он.
– Далеко собрался? – поинтересовался Морок.
Олег не ответил, вышел из машины, натянул поглубже шапку на глаза, поднял воротник. Неплохо было бы и капюшон накинуть, но это уже перебор. И не в холоде дело – незачем свою физиономию «светить» лишний раз, но деваться было некуда. Морок оказался рядом, топал на полшага позади и лишь недовольно буркнул что-то себе под нос, когда Олег поднялся на широченное блестящее крыльцо и преспокойно вошел в просторный теплый холл.
Сверкающий пол, окна от пола до потолка, простор, вместо перекрытий над головой откуда-то с потрясающей высоты свисают лампы на длинных витых шнурах, деревца в красивых светлых горшках, тихий звон дверей лифтов – хозяева «Сотекса» на отделку не поскупились. Но путь к этому великолепию преграждали три турникета с огненно-красными стрелками на электронных табло.
– Богато, – протянул Морок на южнорусский манер и с видом хуторского жителя, впервые в жизни попавшего в город, стал оглядываться. Незаметно толкнул Олега локтем, повел глазами куда-то вбок, но Олег сам уже заметил пару камер над входом, а сейчас смотрел на двух охранников, что наблюдали за гостями из-за стекла «сторожки». Улыбнувшись, он шагнул к ним, перехватывая инициативу.
Ознакомительная версия.
