заколоть вилами Мэгги... Мою Мэгги! Вы собирались повесить мою Белинду. Мою Белинду. Вы обожаете смерть! Вот и насладитесь ею в непосредственной близости для разнообразия! Это доставит вам огромное удовольствие.— Подойдя к открытой двери, я обернулся и добавил: — Если Белинда погибнет, я сюда не вернусь!
Гудбоди застонал как раненый зверь и, содрогаясь от ужаса и отвращения, посмотрел на два трупа, держащих его в плену.
Я подошел к двери и выглянул наружу. На тротуаре, раскинув руки и ноги, лежала распластанная Труди. Едва взглянув на нее, я заметил, как Ван Гельдер подвел Белинду к машине, но, прежде чем сесть в нее, поднял голову. И кивнул мне, открывая дверь.
Я помог де Граафу подняться с кресла и повел его к двери. На пороге я обернулся и посмотрел на преподобного. Глаза его остекленели, лицо было искажено ужасом, из горла вырывался странный хрип. Он напоминал человека, затерянного в лабиринте кошмаров и осознавшего, что спасения для него нет.
На улицы Амстердама спустился вечер. Редкий, но колючий дождь казался еще холоднее от пронизывающего ветра. Среди гонимых ветром туч слабо мерцали первые звезды. Луна еще не взошла.
Сидя за рулем «опеля», стоящего у телефонной будки, я ждал Ван де Граафа.
Выйдя из будки, он приложил ко лбу, из которого все еще сочилась кровь, носовой платок и сел в машину. Я вопросительно посмотрел на него.
— Через десять минут район будет оцеплен, и ни единой живой душе не удастся выбраться отсюда. Даю вам полную гарантию. Но почему вы так уверены...
— Он обязательно будет там! — Я включил мотор, и машина тронулась.— Он наверняка решит, что никому не придет в голову искать его там. Кроме того, сегодня Гудбоди переправил туда героин с Хайлера. Скорее всего, он находится в одной из больших кукол. Я осмотрел его машину, когда она стояла у замка, куклы там не было. Она наверняка в церкви, так как у него не было времени переправить ее куда-либо. В церкви хранятся очень большие запасы наркотика. Ван Гельдер — это не Гудбоди и не Труди, и он играет в эту опасную игру не ради удовольствия, а ради денег Он не упустит такую добычу, это — настоящий клад. Там зелья на миллионы долларов.
— Подумать только... Ван Гельдер...— де Грааф медленно покачал головой.— Не могу поверить! Такой человек! У него было великолепное будущее в полиции! Жаль, что...
— Поберегите свои соболезнования для его жертв! — грубо оборвал я его. Я не собирался говорить таким тоном с раненым, но я и сам был не в лучшем состоянии, чем он.— Ваш Ван Гельдер хуже их всех. Труди и Гудбоди — это извращенцы, больные, безумные люди, которые уже не могли отвечать за свои действия. А Ван Гельдер не болен. Все свои мерзости он совершает ради денег и совершенно хладнокровно. Он знал, как вел себя Гудбоди, но смотрел на это сквозь пальцы. Если бы с него не сорвали маску, он позволил бы Гудбоди убивать и мучить людей и дальше.— Я посмотрел на де Граафа, и у меня в голове мелькнула мысль о семье Ван Гельдера.— Вам известно, что его жена и брат погибли в автомобильной катастрофе?
Де Трааф подумал и спросил:
— Вы решили, что это был не несчастный случай?
— Именно так. Мы никогда не сможем доказать, но сдается мне, что катастрофа была подстроена. Брат его жены был опытным сотрудником службы безопасности. Вероятно, у него был какой-то компромат на Ван Гельдера. От жены он хотел избавиться потому, что она стояла между ним и Труди, а эта девушка тогда еще не проявилась во всей своей прелести. У меня нет сомнений, Ван Гельдер — человек хладнокровный и расчетливый, это делец, лишенный нормальных человеческих чувств.
— Нет, вы определенно не доживете до пенсии,— хмуро пошутил де Грааф.
— Возможно.
Мы свернули на улицу, ведущую к церкви Гудбоди, и, увидев синюю полицейскую машину, проехали мимо, остановились перед входом и вошли в церковь. Навстречу шел сержант полиции. Он поприветствовал нас, ничем не выдав своего изумления при виде двух раненых мужчин.
— Ничего и никого, сэр! — доложил он.— Мы обыскали даже колокольню.
Де Трааф повернулся и посмотрел на полицейскую машину.
— Если сержант Троппиус говорит, что там никого нет, значит, так и есть.— Он помолчал и сказал: — Ван Гельдер — очень умный человек. Теперь я убедился в этом. Его нет ни в церкви, ни в доме Гудбоди. Мои полицейские наблюдают и за каналом и за улицей. Скорее всего, его уже нет в этом районе, он куда-то уехал отсюда...
— Возможно. И все-таки он где-то рядом,— возразил я.— Сколько времени будет оцеплен район?
— Пока не обыщем и не перевернем вверх дном все дома на этой улице. На это потребуется часа два, а может, три.
— А потом он сможет уйти?
— Да. Если только он спрятался где-то здесь.
— Он здесь,— уверенно сказал я.— Сегодня суббота, и уже вечер. В воскресенье рабочие будут трудиться на стройке?
— Нет.
— Это означает, что у него есть 36 часов. Сегодня ночью или завтра вечером он может спуститься и уйти.
— Господи, как болит голова! — де Грааф приложил платок ко лбу.— Да, тяжелый пистолет у Ван Гельдера!
— Он здесь, но где-то наверху,— упрямо продолжал я.— Обыскивать дома — пустая потеря времени. В канале его тоже искать ни к чему. Если бы он нырнул и просидел под водой столько часов, то давно бы захлебнулся и утонул. Где же он прячется, черт возьми?
Я задумчиво посмотрел вверх на темное небо и стремительно несущиеся тучи. Де Грааф тоже поднял голову вверх на уходящий ввысь силуэт крана, который, казалось, касался туч, а конец его массивной стрелы терялся в темноте. Мне всегда чудилось, что в этом кране таится какая-то угроза, а сегодня вечером он представлял зрелище еще более зловещее и мрачное.
— Вполне возможно,— прошептал де Грааф.— Да, конечно!
— Я поднимусь туда!
— Это безумие! Если бы только вы могли взглянуть на себя и на свое лицо! Вы выглядите, как тяжелобольной человек.
— Я абсолютно здоров!
— Тогда и я пойду с вами,— решительно заявил де Грааф.
— Нет.
— У меня много молодых, но опытных полицейских...
— Возможно. Но у вас нет
