После полудня Эрик исчез, на смену ему явился следующий оратор, на сей раз девица по имени Рина. Начав с того места, на котором остановился Эрик, она перешла к конкретике. Накинувшись на плотские грехи, она проповедовала с жаром — вещала о вреде блуда, искуса, гомосексуализма, кровосмешения; на бледных, одутловатых щеках ее блестел пот, глаза горели.
Днем пришел третий наставник, Джош, худой, как жердь, субъект с прямыми волосами. Он просвещал относительно возросшего зла, проистекающего от усиления нажима правительства и утраты свободы личности. К концу его инструктажа Филип почти потерял способность мыслить связно, он изнемогал от смертельной усталости, в голове гудело от непрерывной просветительной долбежки.
Когда солнце стало клониться к западу, учебный зал снова переоборудовали в столовую, подали ужин — вязкое варево неизвестного происхождения, сдобренное водянистым порошковым молоком. К тому времени Филипу уже стало наплевать, подмешано ли, нет ли что-нибудь в еду и в питье, он просто ел, как все. А в это время Эрик, стоя сбоку от стола на возвышении, громко, раскатисто зачитывал выдержки из Библии.
После ужина начальник лагеря доктор Лейси выступил с общим изложением задач «Десятого крестового». Участники «Похода», говорил он, считают своей святой обязанностью спасти страну от растущего наступления греха, алчности, похоти, извращений, а также коммунизма, который грозит уничтожить американскую нацию. Будучи «воинами Христа», члены «Похода» ведут борьбу «на переднем крае отчаянья и безнадежности», сражаются «в окопах деградации и безнадежности», сражаются «в окопах деградации и безнравственности». В этой битве за спасение Америки ради ее блага все средства приемлемы, и, как убеждал Лейси, недалек тот час, когда «Десятый крестовый поход» на деле докажет свою доблесть, вступив в боевое сражение за истину».
Погруженный в полусонное оцепенение, Филип поймал себя на том, что кивает в такт словам Лейси, будто уже почти верит ему, разделяет его мысли. Понимая в глубине сознания, что все это чушь, Филип все же позволял хитросплетению слов, звукам монотонного голоса, словно призыву сирен, медленно, но неотвратимо затягивать себя в омут.
После ужина все, кто был в амбаре, построившись, зашагали на церемонию спуска флага, после чего занятия продолжались под открытым небом, пока не стемнело. Только когда солнце окончательно скрылось за горами, их отправили по своим хибаркам.
Филип с облегчением брел по полю, Джексон плелся за ним. За день в этом смахивавшем на крысу малом произошла разительная перемена. Глаза его горели фанатическим блеском, он без умолку твердил, какое это счастье, что он напал на «Десятый крестовый», теперь все былые беды нипочем. В голосе не осталось и следа от прежнего нытья. Джексон попал к тем, кому оказался нужен. Не в силах бороться со сном, не слушая Джексона, Филип взобрался к себе на нары, даже не стянув мятую, всю в разводах от пота спецовку.
Стремление найти Хезер в здешнем лагере стало отодвигаться на второй план, взамен этого возникла иная, куда более насущная цель: необходимо самому выбраться из «Зубчатой вершины», пока еще не поздно, пока он, как Джексон, не превратится в тупой придаток «Десятого крестового».
Едва привалившись к подушке, Филип провалился в сон.
Второй день в лагере «Зубчатая вершина» начался так же, как первый: в половине пятого заявился с Чистыми спецовками санитар из прачечной, сказав, что пора двигаться в учебный корпус на кормежку. И еще сказал, что разминки не будет. Вместо этого ожидается проповедь.
Почему-то после сна Филип чувствовал себя еще более скверно, но все же усилием воли заставил себя потащиться за всеми в амбар. Джексон был полон сил и готовности приступить к выполнению очередного распорядка: как бы ни было угнетено сознание Филипа, он не мог не заметить этой удивительной перемены. Всего за двадцать четыре часа выходец из Пустоши «Золотая сосна» вместо брюзжащего бродяги превратился во вполне законченного фанатика новой веры, с радостью повторяющего, как попугай, идеи и лозунги, услышанные лишь вчера.
Впервые в жизни Филип увидел, что значит на деле «промывание мозгов», осознал причину ее результативности. В «Зубчатой вершине» не требовалось преодолевать бастион умственного заслона, как тогда, с корейскими военнопленными, когда впервые применялся метод воздействия на сознание. «Поход» отлавливал преимущественно всякого рода неудовлетворенных жизнью, убогих людей — именно на них равнялся «Десятый крестовый», и потому они с готовностью подставляли себя его обработке Даже на Филипа, считавшего себя сравнительно счастливым и удачливым в жизни, и то вчерашняя идеологическая проработка возымела действие; только усилием воли ему удавалось изгонять из сознания вкрадчивый голос доктора Лейси, вещавший во время церковной службы в амбаре, заставлять себя концентрироваться на мысли: как бежать из «Зубчатой вершины».
Сколько бы здешние учредители ни камуфлировали свое заведение, «Зубчатая вершина» являлась типичным действующим концлагерем. Интересно, думал Филип, много ли народу к ним сюда попало и сколько из привезенных, поняв роковую ошибку, ломает голову, как отсюда выбраться? По памяти он прикинул, что, свернув с шоссе, они ехали до лагеря около двадцати километров, примерно столько же по самому шоссе, свернув с магистрали. Пусть даже можно добраться до магистрали, не попав в лапы к «походникам», а как быть дальше — без документов, без денег, даже без своей одежды, в тоненькой зеленой спецовке, в которой любой водитель примет его за пациента из дур-дома? Следовательно, перед тем, как бежать из лагеря, надо вернуть себе одежду, бумажник, ботинки с аккредитивом. Уже совсем рассвело, вряд ли удастся добыть свое имущество, надо ждать, когда стемнеет.
Такие мысли крутились в голове у Филипа во время финала проповеди, которую Лейси завершал звучным обличением книги «Манифест гуманизма», о которой Филип слыхом не слыхал. Лейси утверждал, что эта книга по своим взглядам равнозначна «Майн кампф», что она служит программным документом антихристов, вознамерившихся завоевать свободный мир. Филип едва слушал, он мысленно корил себя, что не удосужился взглянуть на карту, что позволил увезти себя неизвестно куда.
Длинная, напичканная злобными выпадами проповедь наконец иссякла, и настала пора изнурительной дневной долбежки. С началом обсуждения бредовых, псевдонаучных теорий «доктора» Тима Лахэя[20] разверзлись небеса, и на лагерь с громом обрушился сильный ливень.
Из-за этого ли ливня или просто из-за неотвязных дум, как бы выбраться из «Зубчатой вершины», только в этот день на Филипа уже не такое отупляющее воздействие оказывал идеологический прессинг. В то же время он отметил, что к смыслу вдалбливаемого стал относиться все серьезней и серьезней. Провозглашаемые здесь теории звучат смешно, абсурдно, однако они обладают колоссальным влиянием на массы, поскольку предельно просты.
Ярчайшим примером служила система взглядов Лахэя. Этот человек, защитивший диссертацию, как выяснилось, при Западной консервативной баптистской семинарии, излагал свои идеи ясно и доходчиво. Есть люди хорошие и есть плохие. Хорошие верят в господа и Библию, плохие — нет. Место грядущего сражения — Соединенные Штаты Америки, и, как при всяком сражении, любое оружие пригодно, и оно праведно, ибо достойна цель битвы. Цель — христианизация западного мира. Средства для достижений этой цели многообразны.
Лахэй выступал поборником так называемой «системы шестнадцати». Это было не что иное, как прослеживание ступенек власти — от шерифа через управление округом, штатом, федеральное управление и кончая президентом Соединенных Штатов. По мнению Лахэя, каждый истинный христианин должен пристально следить за деятельностью всех ступеней, а заметив что-либо безнравственное, аморальное или даже неявно выдающее гуманистические взгляды, призван сделать все возможное, чтоб отмеченный грешник лишился своего поста. «Все возможное» включало широкий спектр мер от относительно невинного заявления до широких кампаний протеста.
Более часа слушая описание картины бытия по Тиму Лахэю, Филип чувствовал, что его захватило, — но не сама лекция, а эта чудовищная, с ног на голову поставленная логика. После обсуждения теории Лахэя уже знакомая Рина принялась чертить на доске схему как подтверждение того, будто США управляет небольшая, злостная клика угнетателей-гуманистов; при этом Рина заметила, что схема взята из книги доктора Лахэя «Битва за разум», словно этот факт мог мгновенно придать весомость сюжету. Из схемы следовало, что христианство исходит из мудрости господней, а гуманизм, конфуцианство, буддизм и магометанство суть языческие учения и являются плодом разума человека. И еще: хоть в США насчитывается всего двести семьдесят пять тысяч гуманистов, именно в их ведении телевидение, радио, печать, кинопроизводство, большая часть крупнейших фондов вспомоществования, профсоюзы, просвещение, Союз гражданских свобод. Национальная лига женщин и Верховный суд. Далее, посредством схода разных линий было продемонстрировано, что гуманисты погрязли в утехах, порнографии и наркотиках.
