— Ммм. Что? Ох, нет. Она держалась очень холодно со всеми нами.
Снова запах жасмина. Элис уткнулась лицом мне в плечо. Я ухмыльнулся.
— Ты тоже хороша. Разве тебе не полагается носить траур?
— Нет, он мне не идет.
Я подул ей в ухо:
— Никакого уважения к мертвым.
— И потом, дядя всегда не любил всю эту похоронную показуху.
— Ну, ты все же была его любимой племянницей, это как-то обязывает. Ведь он оставил тебе неплохие денежки.
Она запустила пальцы мне в волосы, пригибая голову ближе к себе.
— В самом деле? — ее язык легко пробежал по губам — розовое, проворное жало искушения.
— Угу, — мы терлись носами, сдвигаясь все теснее. — Я видел завещание. Должно быть, ты ему нравилась.
— Лишь бы я нравилась тебе, Майк, остальное неважно.
Ее рот чуть приоткрылся. Я больше не владел собой. Я схватил ее и раздавил ее губы своими. Она была как одно живое сердцебиение, как жаркое и неистощимое пламя, идущее из глубины. В какой-то момент, крепко сжимая меня в объятиях, она укусила меня в порыве неудержимой страсти.
Она прервала поцелуй и прильнула губами к моей шее, потом потерлась плечами о мою грудь, отчего халатик сполз и повис на локтях, сковав движения рук. Я ощупывал ее тело, мял до синяков, пока она не застонала в мучительном экстазе, требуя еще. Ее пальцы возились с пуговицами моего пиджака. Я кое-как стянул его с себя и бросил на кресло, а она принялась за галстук.
— Сколько одежды, Майк, сколько на тебе всякой одежды! — она вновь поцеловала меня. — Отнеси меня в спальню! — я подхватил ее на руки. Невесомая ткань потянулась за ней. Полузакрыв глаза, она показала пальцем: — Туда!
Темнота. Прохлада пушистого покрывала. Она велела мне оставаться на месте и поцелуями закрыла глаза. Я чувствовал, как она поднялась с кровати и вышла в гостиную. Сменилась пластинка, и новая, более громкая мелодия устремилась в комнату каскадом торжественных звуков. Тянулись томительные минуты ожидания. Наконец она вернулась, неся на подносе два налитых стакана, похожая на какую-то восхитительную рабыню. На ней не было даже халата-паутинки.
— За нас и за эту ночь, Майк!
Мы выпили. Она устремилась ко мне с протянутыми руками. Музыка приходила и уходила, одна мелодия сменяла другую, но мы ничего не слышали и не слушали. Потом смолкли все звуки, кроме дыхания.
Мы проснулись поздно. Элис не хотела меня отпускать, но идти было необходимо. Несмотря на все уговоры, я не уступил: ее вид теперь не производил на меня прежнего впечатления. Я отыскал ботинки, надел их и подогнул простыню у нее под подбородком.
— Поцелуй! — она приподняла голову, подставляя губы.
— Нет.
— Один разочек.
— Ладно, один разочек.
Она делала уход непростым делом. Я толкнул ее обратно на подушку и пожелал спокойной ночи.
— Ты такое страшилище, Майк, ты до того безобразен, что кажешься почти красивым.
— Спасибо, ты тоже.
Я помахал ей и вышел. В гостиной я поднял с пола пиджак и стряхнул с него пыль. Теряю глазомер. Мне казалось, что я бросил его на кресло.
Выходя, я опустил предохранитель замка и тихо закрыл дверь. Элис, милая, милая Элис. У нее несравненное тело. Я сбежал по лестнице, натягивая плащ. За стеклянной дверью улица блестела от дождя. Я поправил шляпу и шагнул за порог.
Не было ни вспышки света, ни последних мгновений сознания, когда все искажено в глазах. Просто мерзкий глухой звук удара по затылку. Тротуар вздыбился и ударил меня в лицо.
Меня рвало. Блевотина стекала по подбородку и мочила рубашку. От ее запаха меня замутило еще сильнее. Голова стала огромным воздушным шаром, который все увеличивался и увеличивался, готовый лопнуть на тысячу кусочков. Что-то холодное и металлическое раз за разом больно тыкало меня в лицо. Мне было тесно, ужасно тесно. Даже когда я попытался двигаться, ощущение тесноты не уменьшилось. Веревки врезались в запястье, колючие пеньковые занозы казались остриями раскаленных стрел. При каждом толчке машины я ударялся носом о лежащий на полу домкрат.
Он один составлял мне компанию. Пустая плечевая кобура давила мне бок. Прекрасно, подумал я. Ты напоролся на это, разинув рот и закрыв глаза. Я пытался заглянуть через спинку сидения, но не мог приподняться достаточно высоко. Мы свернули с гладкого бетонированного шоссе, и дорога стала неровной. Под колесами захлюпала грязь, домкрат так и запрыгал. Сперва я пробовал придержать его лбом, но это не помогло, и тогда я откинул голову назад. Стало еще хуже. Шея заныла от боли, словно ее растянули на дыбе.
Я выходил из себя. Фраер! Форменный фраер. Обошлись, как с паршивым новичком. Огрели дубинкой, потом швырнули на пол машины. Совсем как во времена “сухого” закона, меня взяли “прокатиться”. Черт возьми, неужто я выгляжу таким дураком? Мне и раньше случалось быть связанным, и валяться на полу машины тоже случалось, но я недолго там оставался. После первого раза я усвоил урок. Одному сукину сыну предстояло убедиться в этом на собственной шкуре.
Машина резко затормозила. Водитель вылез и открыл дверцу. Подхватив меня под мышки, он выволок меня в грязь. Я видел над собой его ноги, выше — темное пальто и лицо, замаскированное платком. И руку с моим собственным пистолетом, чье дуло глядело прямо мне в глаза.
— Где они? — спросил он.
Было заметно, что он старается изменить голос.
— О чем речь?
— Куда ты их девал, черт тебя побери? Не тяни время, где они? Ты их где-то спрятал, сволочь, в карманах у тебя ничего нет. Говори, или я прострелю тебе башку!
Этот тип бесновался, распаляя себя для убийства.
— Откуда мне знать, где они, если ты не говоришь, что тебе надо, — огрызнулся я.
— Ладно, ублюдок, можешь хорохориться. Ты сам напросился, но это уж в последний раз. Я тебе покажу!
Он сунул пистолет в карман и, нагнувшись, одной рукой ухватил меня за шиворот, а другую просунул под мышку. Я повис на нем, как колода. Ему пришлось тащить к деревьям почти двести фунтов мертвого веса.
Дважды он чуть не упал, налетев на корягу. Он отыгрался на мне затрещиной и злобным пинком в ребра. Выругавшись, он покрепче ухватил мой плащ, бормоча под нос угрозы. Когда мы углубились в лес шагов на пятьдесят, он решил, что этого достаточно. Он бросил меня на землю и вытащил пистолет, стараясь отдышаться. Ублюдок, разбирается в оружии. Предохранитель был снят, и пистолет готов к выстрелу.
— Говори! Говори сейчас же, не то будет поздно. Что ты с ними сделал? Или тебя сначала надо обработать?
— Пошел к чертям, свинья!
Он замахнулся пистолетом, метя мне в челюсть. Этого я и ждал. Я поймал пистолет обеими руками и рванул на себя, одновременно выкручивая. Он вскрикнул, когда его плечо выскочило из сустава, вскрикнул опять, когда я рубанул его по шее ребром ладони.
Брыкнув обеими ногами, он угодил мне в бок и попытался подняться. В потасовке я выронил пистолет.
Вцепившись в него одной рукой, я двинул его кулаком, однако неудобное положение ослабило силу удара.
Но и этого оказалось достаточно. Он вырвался, опять вскочил на ноги и опрометью кинулся наутек. Пока я искал пистолет, его и след простыл. Будь у меня хоть — минутой больше, имело бы смысл пустить в погоню, но я не успел освободить от веревок ноги. Да, мне уже случалось валяться на полу машины с руками, связанными за спиной. С тех пор я всегда ношу лезвие безопасной бритвы, засунутое в подкладку пояса. Очень удобно. Когда-нибудь мне свяжут руки спереди, и тогда крутись, как хочешь.
Узлы были затянуты не туго. Несколько минут возни с ними, и я стоял на ногах. Я попробовал пойти по следам, но через несколько шагов махнул рукой на эту безнадежную затею. Раза два он упал в грязь, кое-где оставил на ветках клочки одежды. Он мчал, не разбирая дороги, напропалую. Одно он знал совершенно точно: если он остановится и попадется мне в руки, то сдохнет в этом болоте. Хоть смейся. Я повернулся и побрел обратно через подлесок, увертываясь от змеистых, низко свисающих веток, норовивших выколоть мне глаза.
Машина, во всяком случае, осталась у меня. Моему приятелю предстояло топать обратно на своих двоих. Я обошел вокруг машины, оказавшейся “седаном” недавней модели. Ящик для перчаток оказался пуст, внутри не мешало бы почистить. К рулевой колонке была прикреплена регистрационная карточка с данными владельца: миссис Маргарет Мэрфи, возраст 52, проживает в Вустере, род занятий — повариха. Хорош, нечего сказать. Угнал машину у какой-то несчастной прислуги. Я запустил мотор. Машина снова будет в городе, прежде чем ее хватятся.
Развернувшись, я минут пять ехал по проселочной дороге, пока не выехал на шоссе. На перекрестке был дорожный знак, указывающий направление на Вустер. Должно быть, я какое-то время был без сознания, если меня успели отвезти на пятнадцать миль. Оказавшись на бетонке, я поехал быстрее. К головоломке добавились новые кусочки. Я пошарил в кармане. Завещание было на месте. Тогда какого же черта ему было нужно? Ради чего он пошел на это?
