Услышав шорох, я оглянулся и увидел, что Фреда натягивает платье. Она одевалась торопливо, словно опаздывала на поезд.
– Только спокойно и не сходите с ума, мисс, вы забыли надеть трусики.
– Я еду с вами, одна здесь не останусь!
– Нет! Вы не поедете со мной. Но после моего ухода заприте хорошенько дверь. Надеюсь, убийца не станет ее выламывать. Ну, всего хорошего.
Я пошел к двери. Она побежала за мной:
– Я отдам вам пленку, честное слово, но нельзя ли пойти с вами?
Она была похожа на испуганного ребенка, который выпил отцовский джин.
– Да ладно, идемте, но вы забыли надеть туфли.
– Вы не убежите от меня?
– Наденьте трусики и туфли, я вас подожду.
Она удивленно посмотрела на меня:
– А на что мне трусики?
Мы вышли из такси перед отелем и пересели в мою машину. Когда я запускал двигатель, она прижалась ко мне:
– Я вам верю и пленку обязательно отдам. Вы ведь дадите мне деньги, раз обещали?
– Да, дам.
Она рассмеялась, и чувствовалось, что она еще сильно пьяна.
– Знаете, первый раз в жизни верю мужчине.
– Что ж, надо когда-то и начинать.
Я взглянул на часы. Было 23.15. Несмотря на такое позднее время, я решил не ехать сразу к дому Горди. Голстейн мог там оставить пост.
Ворота гаража были открыты. Я заехал внутрь, вышел, захлопнул двери и включил свет. Фреда медленно вылезла из машины.
– Где это мы? – спросила она и ухватилась за мою руку.
– У меня дома. Входите, я приготовлю вам выпить.
– Вот это дело!
Я открыл дверь в дом, и мы вместе вошли в гостиную.
– Ого, у вас тут здорово. – Она слегка пошатывалась.
Я подвел ее к креслу и усадил. Она устроилась поудобнее и стала рассматривать комнату. Я задернул шторы и приготовил смесь джина и тоника.
– Так, мисс. – Я сел рядом с ней. – Располагайтесь поудобнее и рассказывайте о Горди.
– Чего рассказывать, он умер.
– Знаю. Когда вы с ним вообще познакомились?
– Прошлым летом. А почему вы спрашиваете? – Она отпила глоток и поставила стакан на сервировочный столик. – Джесс получил место в магазине. Жена от него ушла. У него водились кое-какие денежки, ну а каждому мужчине иногда нужна женщина. Мы с ним ладили. Не знаю чем, но он мне нравился. Вечно говорил о том, что станет делать, когда доберется до больших денег. Да об этом говорят все мужчины. – Она усмехнулась. – Ну и однажды ночью сказал мне про те кинокамеры. Сказал, что мог бы сорвать целый миллион. Мы оба были пьяны, но он говорил на полном серьезе.
– Миллион долларов?
– Да, миллион. Я сказала, что он рехнулся, но он упрямо гнул свое. Тут я испугалась и сказала, что он может здорово влипнуть. Он и сам это понимал. Говорил, что наловил уйму мелкой рыбешки, но один раз та камера засняла и настоящую крупную рыбу, и с этого ему может отломиться миллион. Пообещал, что если я помогу ему, то мы сможем уехать вместе после того, как он получит деньги. – Она посмотрела на меня. – Слишком много говорю, да?
– Нет, вы отлично рассказываете.
Я быстро соображал. Единственным человеком в Истлейке, способным заплатить миллион, был Криден. Миллион! Уйма мелкой рыбешки и одна крупная рыба. Предположим, Горди поймал десять маленьких рыбешек, включая меня и Бреннера. От всех нас, вместе взятых, он мог получить тысяч двести-триста, не больше. Только из Кридена он мог выжать крупную сумму. Разве это не мотив для убийства?
– Как вы ему помогали? – спросил я.
– Он не хотел держать все в одном месте. Себе он оставил пленку, а у меня прятал карточки.
– Они еще у вас?
– Черта с два! Могла мне прийти в голову мысль, что ко мне кто-то заберется? А треп про миллион я никогда не принимала всерьез. Джесс дал мне сверток и велел хорошенько спрятать. Я сунула его в ящик и больше о нем не вспоминала. В тот вечер, когда его убили, я случайно вспомнила про тот сверток и пошла взглянуть. В ящике его не было. Меня будто по башке огрели, и я побежала звонить Джессу. Никто не подходил. Тогда я поехала к нему и нашла его мертвым. – Она нахмурилась и потянула руку за стаканом.
Все сходилось. Я вспомнил, что, когда я стоял у трупа Горди, звонил телефон.
– Он сказал вам, кто эта крупная рыба?
Она отпила немного, потом поставила стакан и покачала головой:
– Нет, не сказал.
Я встал:
– Сидите смирно, я пойду переоденусь. К Горди я поеду попозже. – Я остановился и со спокойным видом спросил: – Где я найду пленку?
Она попыталась сосредоточиться и с минуту молча смотрела на меня.
– Вы дадите мне деньги?
– Конечно.
– Полторы тысячи?
– Да.
– Вы можете поклясться могилой матери, что дадите мне деньги?
– Честное слово лучше.
Она еще несколько мгновений смотрела на меня, потом кивнула:
– Ну, ладно… наверное, я дура. Она в нижнем ящике письменного стола.
Я удивленно уставился на нее:
– Что вы тут сказки рассказываете! Уж там-то копы наверняка смотрели в первую очередь.
Она замотала головой:
– Джесс не дурак. У этого ящика двойное дно. Он заказывал его столяру. Под столом есть такая щеколдочка, которая освобождает двойное дно. Там и смотрите.
Я оставил ее в темноте и пошел принять душ.
Попробовать стоило.
Только что миновала полночь. Я взял с собой фонарик и отвертку. Когда я заглянул в гостиную, она спала. Ее стакан снова упал на пол, и на ковре образовалась еще одна лужица джина. Я вышел на улицу и направился к дому Горди.
Я приближался к дому очень осторожно. Останавливался через каждые двадцать шагов и прислушивался к окружающему. Ни души. Никто не гулял с собаками. Я миновал два дома, из которых слышались звуки работающих телевизоров. Я был напряжен и понимал, что могу нарваться на полицейский пост. Когда впереди показался дом Горди, я сошел с тротуара и спрятался за куст. Притаившись, я ждал. Ни звука, ни малейшего признака движения. Минут через двадцать я убедился, что никакого поста нет, вышел из своего укрытия и начал медленно приближаться к дому. Ни в одном из окон не горел свет. Но что, если полицейский сидит в темной гостиной?
Крадучись, я обогнул дом и подошел к черному ходу. Здесь я остановился и внимательно огляделся вокруг. Никого. Набравшись храбрости, я подступил к черному ходу. Естественно, дверь оказалась закрытой. Впрочем, я и не рассчитывал, что полиция оставит ее открытой, потому и прихватил отвертку. При свете фонарика быстро оглядел замок. Он немногого стоил. Я вставил отвертку в щель и начал медленно нажимать. Когда я еще усилил нажим, язычок уступил, и дверь отворилась. Мне удалось проделать это почти без шума. Я вошел в темноту дома не сразу. Еще с минуту стоял и прислушивался. Я слышал лишь стук собственного сердца. Осторожно включил фонарик, и он осветил маленькую кухню. Войдя, я закрыл за собой дверь и тут же открыл следующую, ведущую в жилые помещения. Снова остановился и прислушался, потом вышел в коридор. Я помнил, что гостиная находилась слева. И осторожно подошел к закрытой двери в гостиную. Если в этой комнате сидит и терпеливо ждет полицейский, я окажусь в кошмарной ситуации. Я стоял неподвижно, и по лбу у меня стекал пот. Я старался убедить себя, что, если я не найду пленку, будет еще хуже. Решившись, нажал на ручку двери и прошел в гостиную. Никто не набросился на меня и не закричал. Здесь не было никакого полицейского.
Войдя в комнату, я закрыл за собой дверь. Включить свет я не осмелился. Письменный стол был в углу. Я подошел к нему, опустился на корточки и заглянул под него, светя фонариком. Маленькую деревянную кнопку нашел сразу же, но не скажи мне о ней Фреда, я бы вряд ли обнаружил ее. Я выдвинул нижний ящик, полный канцелярских книг и корешков чеков. Выбросив все это на пол, я засунул руку вовнутрь, нажал кнопку. Дно ящика отодвинулось дюйма на четыре и обнажило полость, в которой лежала кассета с пленкой.
Несколько секунд я сидел на корточках и смотрел на нее, не веря своим глазам. Потом быстро взял кассету и положил на стол. Снова нажал на кнопку, и дно стало на свое место. Я аккуратно вложил в ящик все, что выбросил на пол. С кассетой в руке я торопливо приблизился к двери и шагнул в коридор.
Вероятно, этот человек находился в доме еще до того, как я проник сюда, но могло быть и так, что он прятался в саду и, увидя, как я проник, зашел следом за мной. Не знаю. Когда я с кассетой в руке достиг черного хода, сзади послышался шорох. Я обернулся слишком поздно. В голове у меня вспыхнул фейерверк.
Не успев опомниться, я очутился на полу. Где-то блеснул свет, а потом послышался топот ног убегающего человека. Я не шевелился. Казалось, голова сейчас лопнет. Но когда мне стало немного легче, я осторожно ощупал темя. Там вздулась огромная шишка. Ничего опасного, но мне хватило и этого. Я шарил вокруг себя, пока не нашел фонарик. Включив его, убедился, что кассета с пленкой исчезла. С чувством бессильного отчаяния я вышел в теплый мрак.
Мне понадобилось двадцать минут, чтобы добраться до конца Восточной авеню. Голова у меня гудела, шел я неуверенно, как пьяный, и дважды был вынужден присесть на край тротуара. Потом в голове немного прояснилось, вероятно, от ночного воздуха, и наконец ко мне вернулась способность идти прямо. Через несколько шагов я налетел на Марка Кридена.
