— Господи! — воскликнула женщина, отшатнувшись и в испуге сильно ударив каблуком по деревянному порогу. — Кто ты?
Я сразу же узнал о ней две вещи: во-первых, это была та самая женщина, которую Мэнди Роджерс видела с Питерсоном. Я не мог сказать, откуда я это знаю. Иногда это просто приходит к вам, и это надо принять. Во-вторых, я понял, что где-то встречал её раньше. Она была широкоплечей, сутулой брюнеткой с широкими бедрами и тяжелым бюстом. На ней была обтягивающая белая блузка, еще более обтягивающая красная юбка и белые туфли на высоком квадратном каблуке. И она выглядела как девушка, у которой в сумочке лежит маленький изящный пистолет.
— Всё в порядке, — сказала я, поднимая руку, жестом, который должен был успокоить. — Я друг Нико.
— Как ты сюда попал?
— Задняя дверь была не заперта.
Я видел, как она пытается решить, остаться ей или поскорее убраться отсюда.
— Как тебя зовут? — строго спросила она, пытаясь изображать жёсткость. — Кто ты?
— Филип Марлоу, — сказал я. — Я из службы безопасности.
— Какой безопасности?
Я одарил её одной из своих перекошенных, о-чёрт-это-всего-лишь-я, улыбок.
— Послушайте, почему бы вам не войти и не закрыть дверь? Я не причиню вам вреда.
Улыбка, должно быть, сработала. Она вошла и закрыла дверь. И все же она ни на секунду не сводила с меня глаз.
— Вы ведь сестра Нико, верно? — сказал я.
Это был выстрел наугад. Я вспомнил, как Флойд Хэнсон упоминал, что сестра Питерсона опознала его тело в морге. Это должна была быть она. Конечно, это могла быть одна из многих подружек, о которых я столько слышал, но почему-то мне так не казалось. И в этот момент я вспомнил, где видел её раньше: она выходила из бассейна в клубе «Кауилья», в махровом халате и с полотенцем на голове. То же широкое лицо, те же зелёные глаза. Вот почему Хэнсон на секунду растерялся, когда она появилась. Она была сестрой Питерсона, и он не хотел, чтобы я с ней познакомился.
Она сделала несколько шагов в сторону, всё ещё не сводя с меня глаз, осторожно, как кошка, остановилась у кресла и положила руку на его спинку. Теперь она стояла у окна, и я хорошо её разглядел. Её волосы были почти черными, с бронзовым отливом в глубине. В ней было что-то смутное и неопределенное, как будто того, кто её создавал, прервали, прежде чем он успел добавить последние штрихи, а он больше к работе он никогда не вернулся. Она была одной из тех женщин, чья сестра была бы красавицей, хотя самой ей с этим не повезло.
— Марлоу, — сказала она, — так говоришь, тебя так зовут?
— Совершенно верно.
— А ты что здесь делаешь?
Над этим я должен был подумать.
— Я рылся в вещах Нико, — сказала я слабым голосом.
— Ах, да? Зачем? Он должен тебе?
— Нет. У него осталось кое-что моё.
Она скривила губы.
— И что это? Твоя коллекция марок?
— Нет. Кое-что, что мне надо вернуть. — Я знал, как неубедительно это прозвучало, но я импровизировал на ходу, и это было нелегко. Я отошёл от бюро. — Не возражаете, если я закурю? Вы заставляете меня нервничать.
— Давай, я тебя не останавливаю.
Я пожалел, что у меня нет трубки; набивая её, я бы получил время подумать. Я вытащил портсигар и коробок спичек, достал сигарету, зажёг её, всё это я старался делать настолько медленно, насколько это было возможно. Она всё также стояла у кресла, всё также держала руку на спинке, всё также наблюдала за мной.
— Вы сестра Нико, не так ли? — сказал я.
— Я Линн Питерсон. Я не верю ничему из того, что ты мне сказал. Как насчёт того, чтобы начать говорить правду и сказать, кто ты такой на самом деле?
Надо отдать ей должное, у неё хватало мужества. В конце концов, я вломился в дом её брата, и она меня застукала. Я мог быть грабителем. Я мог быть маньяком, сбежавшим из психушки. Я мог быть кем угодно. И я мог быть вооружён. Но она стояла на своём и не слушала мою болтовню. В другой обстановке я бы, наверное, пригласил её в какой-нибудь тенистый бар и посмотрим, что будет дальше.
— Хорошо, — сказал я. — Меня зовут Марлоу, это правда. Я частный детектив.
— Ну конечно. А я — Красная Шапочка.
— Вот, — сказал я, вынимая из бумажника одну из своих карточек и протягивая ей. Она, нахмурившись, прочитала.
— Меня наняли расследовать смерть вашего брата.
Но на самом деле она не услышала. Теперь она начала кивать головой.
— Я видела тебя, — сказала она. — Ты был с Флойдом в клубе.
— Да, — сказал я, — был.
— У Флойда тоже есть что-то твоё, что тебе нужно вернуть?
— Я говорил с ним о Нико.
— Говорил с ним о Нико? О чём?
— О той ночи, когда погиб ваш брат. Вы ведь были там, в клубе, в тот вечер? — Она ничего не ответила. — Вы видели тело вашего брата?
— Флойд мне не позволил.
— Но вы ведь опознали его на следующий день, в морге, верно? Я имею в виду тело вашего брата. Должно быть, это было тяжело.
— Это было не очень весело.
За этим последовало молчание. Мы были похожи на пару теннисистов, взявших передышку между сетами. Затем она подошла к бюро и взяла в руки фотографию угрюмой пожилой дамы в очках в проволочной оправе.
— Это не может быть тем, что вы искали, — сказала она. Она повернулась ко мне с холодной улыбкой. — Это тётя Марджи. Она вырастила нас. Нико ненавидел её — не знаю, почему у него на комоде стоит её фотография.
— Мне нужно выпить, — сказала она и прошла мимо меня на кухню.
Я последовал за ней. Она достала из шкафчика на стене бутылку «дьюарса» [62] и принялась искать в морозилке кубики льда.
— А ты, — бросила она через плечо, — будешь?
Я взял с полки пару высоких стаканов и поставил их на стойку рядом с газовой плитой. Она поставила поднос со льдом в раковину, налила на него воды, и оттуда высыпалась горсть кубиков. Она сложила их в стаканы.
— Посмотри, нет ли там шейкера, — сказала она.
Я открыл шкафчик, на который она указала, и обнаружил там пару небольших с логотипом «Канада Драй». [63] Мне нравится звук «буль-буль-буль», с которым содовая попадает на лёд; этот звук всегда поднимает мне настроение. Своим кошачьим обонянием я чувствовал резкий запах духов Линн Питерсон. Это также бодрило. В конце концов, эта случайная встреча оборачивалась не так уж плохо.
— За нас, — сказала Линн и чокнулась ободком своего бокала с моим. Затем она прислонилась спиной к раковине и окинула меня оценивающим взглядом. — Ты не похож на сыщика, — сказала она, — ни на частного, ни на кого другого.
— А на кого я похож?
— Трудно сказать. На игрока, наверное.
— Я известен участием в странных играх.
— Выигрывал?
— Не так уж часто.
Выпитое медленно распространяло своё тепло внутри меня, как солнечный свет струится по летнему склону.
— Вы знаете Клэр Кавендиш? — спросил я, хотя, возможно, и не должен был. — Подружку Нико.
Она рассмеялась так резко, что едва не поперхнулась своим напитком.
— Ледяная дева? — хрипло сказала она, глядя на меня с недоверчивой улыбкой. — Его подружка?
— Так мне сказали.
— Ну, тогда, наверное, это правда. — Она снова рассмеялась и покачала головой.
— Она тоже была там, в клубе, в ту ночь, когда погиб Нико.
— Она была там? Не помню. — Теперь она нахмурилась. — Это она наняла тебя, чтобы ты сунул свой нос в то, что случилось той ночью?
Я сделал ещё один глоток лучшего изделия мистера Дьюарса. Этот внутренний солнечный свет с каждой минутой становился всё ярче.
— Расскажи мне, что случилось в морге, — попросил я.
Она снова смотрела на меня, как и тогда, когда впервые увидела.
— Что значит «что случилось»? Они привели меня в белую комнату, откинули простыню, и там был Нико, мёртвый, как индейка на День благодарения. Я прослезилась, полицейский похлопал меня по плечу, меня вывели, и всё.
— Какой полицейский? — спросил я.
