Я ухмыльнулся:
— Бетти, такой вы мне нравитесь больше. Почаще бы за нами гонялись бандиты. Вы кажетесь более свободной, более раскованной... более забавной. Мы, идущие на смерть, приветствуем вас!
На какое-то мгновение она снова напряглась, и на ее лице вновь появилось то странно замороженное выражение. Однако оно тут же исчезло, и она как-то загадочно улыбнулась:
— Шелл, вы знаете, что впервые за долгие годы я оказалась наедине с мужчиной? И вы первый мужчина, которого... — она помолчала мгновение, лицо ее вспыхнуло, — я поцеловала за последние два года. — Она чуть прикусила нижнюю губу, не спуская с меня глаз. — И самое забавное — я действительно чувствую себя раскованной. — Она сглотнула, и вдруг улыбка угасла на ее лице. — Может быть, оттого, что меня подкарауливает смерть, мне хочется жить?
Некоторое время я не мог ничего придумать в ответ, и она тоже молчала. Наконец я сказал:
— Ну что ж, посмотрим, как будет выглядеть хорошо одетый труп.
В пакете я нашел джинсы и куртку, а также дурацкое кепи с синим козырьком, темно-синюю футболку с короткими рукавами, черную краску для волос, безопасную бритву и лезвия.
— Бетти, это превосходно! — Я собрал все в кучу. — Когда я вернусь, вы меня не узнаете. — И я направился к двери в ванную комнату.
— Надеюсь, вы не будете выглядеть так, что мне не захотелось бы с вами познакомиться. Это будет просто ужасно!
Захлопнув дверь ванной комнаты, я взглянул на себя в зеркало. В самом деле, я выглядел отвратительно. Глаза покраснели, лицо осунулось. Лицо у меня и так-то не подарок, а сейчас оно еще и покрылось многодневной щетиной. Зато борода у меня не совсем обычная. Растет она быстро — не белая, как мои волосы, но и не черная, а этакая пятнистая, как шкура полинявшего леопарда. Вздрогнув от своего вида, я принялся бриться, но вовремя спохватился и оставил усы.
Через полчаса, после поспешной окраски волос и душа, уже в джинсах и жокейском кепи, я вернулся в спальню.
— О, Шелл! — воскликнула Бетти. — Вы смотритесь обворожительно! Что случилось с вашей губой?
— С губой? О, я покрасил немного свои усы. Заодно с волосами. Ну а губа окрасилась случайно. Так как я выгляжу?
— Ну... довольно зловеще.
— Черт! Я-то надеялся, что сексуально.
Она покачала головой и сжала губы, однако все же не удержалась от улыбки, а потом и вовсе громко расхохоталась, запрокинув голову и закрыв глаза. Я пошел обратно в ванную к зеркалу и взглянул на себя еще раз. Не так уж я был смешон!
Возвратившись снова в спальню, я подошел к телефону, стоявшему на столике у кровати, и раскрыл телефонный справочник, слушая, как смех Бетти перешел в какое-то бульканье. Найдя телефон бара «У Бродяги», я набрал номер.
— Кому вы звоните? — поинтересовалась Бетти.
— В бар Норриса «У Бродяги». Просто ныряю вслепую. — Я замолчал. — Может, не так уж и вслепую. Сделайте мне одолжение, а?
— Конечно. Какое именно?
— Возьмите трубку, попросите позвать Пити. Если попросят уточнить, какого Пити, назовите Джеймса Питерсона.
Она кивнула, и я протянул ей трубку. В микрофон она сказала:
— Нельзя ли позвать Пити? — Потом прикрыла ладонью микрофон и сообщила: — Его ищут. Что дальше?
— Напомните Пити, что познакомились с ним в Лос-Анджелесе... э... в баре «Санрайс». Обычно он болтался там. Вы случайно узнали, что он здесь, в городе, и захотели встретиться с ним. Скажите, чтобы он дождался вас в клубе.
— И он мне поверит?
— Еще как! Если женщина обещает ему свидание, он подождет.
Она послушала телефон, бросила:
— Спасибо! — Положила трубку. — Его там нет.
Я нашел номер телефона бара «У Мегеры», и она набрала его.
— Текст тот же, — сказал я. — Если и тут его не окажется, тогда не знаю, где его искать. Если с ним поговорю я, он может улизнуть и даже проболтаться кому-нибудь. Так что попробуем уловку с вами еще раз.
На этот раз его подозвали к телефону, и Бетти поймала его на крючок. Она была восхитительна — в ее голосе послышались нежный шепот и хрипотца, которых раньше я в нем не замечал. Заключила она разговор так:
— Хорошо, Пити! Очень жаль, что ты меня не помнишь. Но могу поспорить, что сразу вспомнишь, как только увидишь. — Она коротко рассмеялась. Я нахмурился: что, черт возьми, он там говорит? Я-то знал Пити. Тем временем она ворковала: — Что? О, я буду в красном платье с глубоким декольте... Что?.. О! Ты этого не сделаешь!.. Сделаешь? Пока, Пити. Жди меня. — И она положила трубку.
Лукаво глядя на меня, выгнув дугой одну бровь, с весьма проказливым выражением на лице, она проговорила:
— Пожалуй, мне следует встретиться с ним.
— Ну уж нет. С ним встречусь я. Бог мы мой...
— Чего это вы так разволновались?
— Как? И вовсе я не разволновался! Я... не знаю.
Она светло улыбнулась. Это была очень женственная улыбка — лукавая, ироничная улыбка женщины в полном расцвете красоты, прекрасно сознающей свою неотразимость. Вероятно, никогда еще она не разговаривала ни с одним мужчиной так, как только что разговаривала с Пити. Она явно наслаждалась беседой. Как если бы события последних дней и особенно последней ночи размыли воздвигнутую ею где-то внутри себя плотину сдержанности.
— Шелл, вы собираетесь уже уходить?
— Практически сию минуту.
Она пожала плечами:
— Тогда я сосну, пожалуй.
— Пожалуй.
Я принес свою одежду из ванной комнаты, а она зашла туда и заперла за собой дверь. Слушая шум душа, я вывернул карманы своего костюма и переложил все в джинсы. Надевая на руку часы, я заметил, что они показывают полночь. Нужно было сказать еще пару вещей Бетти, и я уселся на стул и подождал ее. Чтобы скрасить ожидание, я рассматривал почтовую открытку, найденную в кармане пиджака, куда я положил ее еще в Лос-Анджелесе. Я все еще разглядывал подпись Эмметта, вспоминая проведенные вместе веселые денечки, когда послышался голос Бетти:
— Шелл!
— Да?
— Я выхожу.
— Ну и выходите.
— Я из душа, и на мне ничего нет.
— Ну и что? Выходите.
— Закройте глаза. Не смотрите.
— Один глаз закрыт. — Я подождал — ничего. — О'кей. Оба глаза закрыты. Наглухо. Ну, почти.
Они таки закрыты, и я по-честному не открываю их. Слышу — как распахивается дверь, как ее босые ноги шлепают по ковру, легкий шепоток, когда она проходит мимо, шелест простыней, когда она откидывает покрывала. Скрипят пружины, и я уже знаю, что следующий шорох производит Бетти, скользящая по постели под одеяла и касающаяся своей кожей холодных простыней. И я думаю: «Пора отойти от сыскного дела. Нет смысла попадать в подобные ситуации. Они могут убивать не менее эффективно, чем дырка в голове».
— Ладно, можете открыть глаза.
И я открываю. Бетти лежит в постели, подсунув подушки под голову и закинув руки, покрытые темными волосиками. Плед натянут до подбородка. Она мило улыбается и возвещает:
— Я просто ожила!
— Прекрасно. А я чувствую себя уже полумертвым. Послушайте, Бетти, или как вы там назвались Питерсону? Кучи Уильямс? Послушайте, Кучи, хочу поставить вас в известность о моих предполагаемых действиях. На всякий случай.
Ее лицо посерьезнело.
— Понятно.
— О'кей. Отсюда я отправлюсь на автостоянку на углу Двенадцатой и Перечной улиц, где я оставил мой «кадиллак». Возьму из багажа фотоаппарат и прихвачу с собой Пити. Мы вломимся в офис Гордона и вскроем сейф. Если завещание там, я сниму фотокопии. Вы сидите здесь смирно и не высовывайтесь. Я не вернусь, пока не закончу дело. Я позвоню.
— Но одни фотокопии мало что дадут, не так ли?
— Для начала сойдет. Золотце, эти злыдни приперли нас к стенке, годится любая мелочь. Крупные улики я надеюсь добыть у самого Барона. Он, вероятно, единственный, кто знает все про операции с куплей-продажей в Сиклиффе. Может, нам удастся вырвать у него признание?
Она нахмурилась:
. — Не понимаю...
— У меня есть парочка идей. Вы ведь у меня сообразительная, Кучи, так что слушайте внимательно и скажите, что вы насчет этого думаете.
Когда я снова назвал ее Кучи, она хихикнула, что вызвало естественное волнообразное движение пледа.
Мне потребовались две-три минуты, чтобы подробно объяснить ей свой план, а она то и дело глубоко вздыхала. Плед, плотно подоткнутый до самого ее подбородка, потихонечку спадал. И я падал духом. Наконец, заключил:
— Такие вот дела. Лучшего я придумать не могу, если прикинуть, в какой мы глубокой яме.
Задумавшись, Бетти наморщила лицо. Размышляя над сказанным мною, она перекатилась на бок и приподнялась на локте. Плед начал сползать, и она машинально поправила его другой рукой, но, очевидно, так была занята своими мыслями, что не заметила, как ухватила угол простыни. Бетти все еще была полностью укрыта, но одно дело быть под простыней и пледом и совсем другое — под одной простыней!
