— Мэнни, — сказал я, — я только что записал сообщение на твой автоответчик.
— Знаю, — ответил он. — Оно еще записывалось, когда я вошел. Ты сказал, что попробуешь застать меня здесь, и я сразу сюда отправился. Даже пиджак не пришлось надевать — не успел его снять. А живу я ближе к этому заведению, чем ты…
— …Так что и пришел сюда первым.
— Похоже на то. Сядем за столик? Рад тебя видеть, Мэтт. Мы редко видимся.
Мы виделись почти каждый день в те времена, когда старое заведение Джимми на Девятой авеню было для меня вторым домом. Мэнни Кареш был там постоянным посетителем — иногда заглядывал на часок-другой, иногда просиживал весь вечер. Он работал техником на Си-би-эс, а жил сразу за углом. Пил он не особенно много и ходил к Джимми столько же ради еды, сколько ради выпивки, а еще больше — ради компании.
Мы сели за столик, я заказал кофе с гамбургером, и мы ввели друг друга в курс своих дел. Он сообщил мне, что вышел на пенсию, а я сказал, что слыхал об этом.
— Но работаю я не меньше, чем раньше, — сказал он. — Пописываю кое-что — иногда для своих прежних хозяев, иногда для любого, кто заплатит. Работы хватает, а пенсия идет.
— Кстати, о Си-би-эс, — сказал я.
— А разве мы говорили о Си-би-эс?
— Сейчас поговорим. Там есть один человек, о котором я хочу тебя спросить, потому что ты мог его знать несколько лет назад. Он работал там три года и ушел осенью восемьдесят второго.
Он вынул трубку изо рта и кивнул.
— Арни Левек, — сказал он. — Значит, он все-таки тебе позвонил. Я все думал, позвонит или нет. Почему у тебя такой удивленный вид?
— А зачем он должен был мне позвонить?
— Ты хочешь сказать, что он тебе не звонил? Тогда почему…
— Нет, сначала ответь ты. Почему он должен был мне позвонить?
— Потому что ему нужен был частный детектив. Я встретил его на съемках. Это было, наверно, месяцев шесть назад.
«Нет, побольше», — подумал я.
— И я уж не помню, как об этом зашел разговор, только он спросил, не могу ли я порекомендовать ему детектива, хотя не могу поклясться, что он употребил именно это слово. Я сказал, что знаю одного человека, бывшего полицейского, который живет тут же по соседству, и еще сказал, как тебя зовут и что не помню твоего номера телефона, но что ты живешь в отеле «Северо-Западный». Ты все еще там?
— Да.
— И все еще занимаешься такими делами? Ничего, что я направил его к тебе?
— Конечно, ничего, — ответил я. — Я тебе очень благодарен. Только он мне так и не позвонил.
— Ну, с тех пор я его не видел, Мэтт. И прошло не меньше шести месяцев, так что если он до сих не объявился, то теперь, наверное, и не объявится.
— Я точно знаю, что не объявится, — сказал я. — И еще точно знаю, что прошло больше шести месяцев. Его нет в живых с мая прошлого года.
— Ты серьезно? Умер? Он ведь был совсем молодой. Толстый, правда, но все же… — Мэнни отхлебнул пива. — Что с ним случилось?
— Его убили.
— Господи Боже мой! Как?
— Зарезан грабителем. По всей видимости.
— По всей видимости? Есть подозрение, что дело нечисто?
— Когда человека грабят и убивают, дело уже нечисто. Но официально подозрений нет. Он замешан в одном деле, которым я сейчас занимаюсь. Во всяком случае, может быть замешан. Зачем ему понадобился частный детектив?
— Он не сказал. — Мэнни нахмурился. — Я не настолько хорошо его знал. Когда Левек начинал работать в Си-би-эс, он был молодой и горячий. Работал техническим ассистентом в команде операторов. По-моему, проработал у нас не очень долго.
— Три года.
— Я бы сказал — меньше.
— Почему он ушел?
Мэнни подергал себя за бороду.
— У меня такое ощущение, что это его ушли.
— Не помнишь почему?
— Вряд ли я вообще это знал. Я не слыхал, чтобы он чем-то себя запятнал, как сказали бы наши британские друзья. Но он никогда не отличался особым обаянием. Зануда-переросток — я подобные слова употребляю не часто, но он такой и был. И к тому же не слишком заботился о личной гигиене. Брился реже, чем следовало, а рубашки носил на день-два дольше, чем полагается. Ну и, конечно, толст был ужасно. Бывают толстяки, которые тем не менее сохраняют форму. Арнольд, увы, к их числу не принадлежал.
— А потом он работал внештатно?
— Во всяком случае, именно так было дело, когда я виделся с ним в последний раз. С другой стороны, я работаю внештатно вот уже несколько лет и могу припомнить только один случай, когда мы с ним вместе были заняты на съемках. Но думаю, что он работал более или менее постоянно, ведь не мог же он долго сидеть без еды.
— Некоторое время он работал продавцом в книжной лавке на Таймс-сквер.
— Знаешь, — сказал он, — могу поверить. Это как раз в его духе. Он всегда был какой-то скользкий, стоило на него посмотреть, как на ум приходили потные ладони и возбужденное пыхтение. Вполне могу себе представить, как покупатель крадучись, бочком входит к нему в лавку, а Арни стоит за прилавком, потирает руки и хитро на него поглядывает. — Он поморщился. — Господи, да ведь он помер, а я вон что про него болтаю. — Он чиркнул спичкой и снова раскурил погасшую трубку. — Получается так, словно Левек был вроде того ужасного ассистента в последнем варианте «Франкенштейна». Что ж, он для этой роли вполне годился. «Всегда говори о покойниках плохо, — учила меня блаженной памяти матушка. — Потому что они не могут ответить тем же».
— Что-то страшновато выходит, — сказала Элейн. — Он умер, не успев связаться с тобой. А потом добрался до тебя из могилы. — Это как?
— Ну, а как же еще? После его смерти в комнате остается пленка, хозяйка ее продает…
— Она не хозяйка, а только управляющая.
— …Продает в прокатный пункт, ее выдают кому-то, и тот бежит с этой пленкой прямо к тебе. Просто невероятное совпадение.
— Да ведь мы все живем по соседству. Я, Мэнни, Левек, Уилл Хейбермен, и прокатный пункт тут же. Так что если иголка и была спрятана в стогу, то в совсем маленьком.
— Хм. Как ты там говорил, что такое случайное совпадение? Это когда Бог желает остаться неизвестным?
— Так говорят.
Я позвонил ей после того, как расстался с Мэнни в «Армстронге». Она сказала, что у нее начинается простуда, что ее целый день ломает, все болит и донимает насморк — «в общем, все семь гномов, кроме разве что Застенчивого» — и что она принимает витамин С и пьет горячую воду с лимонным соком.
— Как по-твоему, что на самом деле случилось с Левеком? — спросила она. — Какое он имеет отношение ко всему этому?
— Я думаю, это он был оператором, — сказал я. —Когда они снимали тот фильм, в комнате должен был находиться еще один человек. Камера двигалась, делала наплывы и отъезды. Конечно, можно снять самодельный фильм, если поставить камеру, как надо, и играть перед ней, но там было по-другому — они много времени находились в кадре оба сразу, а камера передвигалась.
— Я ничего такого не заметила. Наверно, уж очень была поглощена тем, что там происходило.
— Ты видела фильм только один раз. А я на следующий день просмотрел его еще два раза.
— Так что мог обратить внимание на детали.
— У Левека был опыт съемок. Он три года работал на студии — по-видимому, по технической части. Потом какое-то время работал внештатно. И к тому же торговал в книжной лавке на Таймс-сквер. И был арестован, когда Кох устроил очередную чистку. Если искать человека, который мог бы снять порнофильм, вполне естественно было обратиться к нему.
— И ты дал бы ему снять, как совершаешь убийство?
— Возможно, они что-то про него знали и могли не беспокоиться. А возможно, убийство не планировалось — они просто хотели помучить мальчишку и только чересчур увлеклись. Все это не важно. Мальчика убили, а фильм сняли, и если с камерой работал не Левек, то, значит, кто-то еще.
— А в конце концов пленка оказалась у него. — И он ее спрятал. По словам Герты Эйген, у него были только те пленки, которые она продала Филдингу. Что-то тут не сходится. У человека его профессии наверняка должно быть множество кассет с собственными записями. Он большой любитель кино, он должен был постоянно записывать фильмы с телеэкрана. Должен был хранить копии своих операторских работ — и порнографических тоже. И должен был иметь несколько чистых кассет на всякий случай.
— Ты думаешь, она соврала?
— Нет, я думаю другое — кто-то побывал в его квартире на Коламбус-авеню, пока он лежал еще теплый в проулке на Западной Сорок Девятой. Правда, при нем не нашли ни часов, ни бумажника, так что это похоже на ограбление, но при нем не нашли и ключей. Я думаю, кто бы ни убил его, он отправился к нему в квартиру и унес все кассеты, кроме тех, которые везде продаются.
— А почему они не забрали все до единой?
— Возможно, не горели желанием посмотреть все три версии «Мальтийского сокола». А возможно, там было столько самодельных записей, что они и их-то едва унесли. Зачем забирать то, что их наверняка не интересует?
