— Они ее порезали, — говорю. — Порезали из-за меня. Теперь у нее всегда будет шрам.
— Господи.
Мы помолчали.
— Господи, Ники, это ужасно.
— Да.
Мы выпили.
— И что ты собираешься делать? Как ты теперь с ней будешь? Тебе следует хорошенько заботиться о ней. А эта Норин, ты хочешь, чтоб она стала твоей девушкой?
— Да. Она — это нечто, Джейн. Ты не бери на свой счет, ты классная девчонка и такая симпатюшная.
— Но она еще лучше, да? — а сама хихикает.
— Не лучше, Джейн, не лучше, просто…
— Просто, ты ее любишь?
Господи. Ну прямо иголки под ногти. Ох уж эти женщины.
— Просто, ты ее любишь? — снова.
— Ну, как сказать…
Молчит. Ждет.
— Ну да, так мне кажется.
Уф.
— Черт побери, Джейн, — говорю, — тебе нравится крутить парням кишки, да? Ты меня уже достала, дорогуша. Чего ты вообще от меня хочешь?
Тут она ударила меня кулачком, а потом снова чмокнула в щеку — так что у меня зубы клацнули.
— Мне кажется, это прекрасно, Ники. Просто чудесно. Я была бы рада познакомиться с Норин и я надеюсь, когда-нибудь мы с ней подружимся. Но тебе нужно очень хорошо о ней заботиться.
— Я позабочусь, Джейн, не беспокойся.
— Как?
Я подумал, можно ли ей сказать. Подумал и о том, что ей хочется услышать.
А, да пошло оно все.
— Я собираюсь их грохнуть, Джейн, — говорю ей. — Замочить к чертовой матери, чтобы духу их больше у нас не было.
Села прямо, молчит.
Мы выпили.
Потом она говорит:
— А из этого будет какая-нибудь польза, Ники, как думаешь?
Мне станет легче, это уж точно.
Я раскусил ледяной кубик. Она покрутила свой бокал и немного отпила. Помолчали, оглядели других посетителей. Потом она говорит:
— Ники, теперь я знаю о тебе немножечко больше, но у меня есть еще один вопрос.
Я был не в настроении снова рассказывать про Норин. Но сейчас, похоже, намечалась другая канитель.
Она крепко взяла меня пальчиками за плечи и повернула так, чтоб я смотрел прямо ей в лицо. А улыбка-то, улыбка — знает, что я не могу перед ней устоять, непременно размякну.
— Чего ты хочешь от жизни, Ники? — спрашивает.
Да уж, чингфордский ДУР, где меня допрашивали, даже ни в какое сравнение не идет. Она вытянула все про женщин, теперь ей охота знать все про то, что я думаю, про все-все, с чем приставали ко мне психи-психологи еще когда я был совсем молодым хулиганом. Я принялся зевать.
А она даже внимания не обратила. Ждет, пока я закончу. И, похоже, хочет, чтоб я ответил.
Ну, я и ответил. Женщины, черт бы их побрал.
— Господи, Джейн, — говорю, — ну не знаю я, никогда об этом не думал. Девчонки, выпивка, деньжата чтоб водились — чего больше? Погулять чтоб можно было.
Господи, да чего еще мужику надо.
— А в тюрьму ты не хочешь возвращаться?
— Да, это ты верно сказала, вот в тюрьму я не хочу возвращаться.
Тут она обрадовалась.
— А с Норин ты хочешь быть?
— Да, если она того хочет, не хочет — тогда нет, на нет и суда нет.
— И ты хочешь, чтоб твой сын вырос здоровым и счастливым?
— Ясное дело.
— А работать ты хочешь?
— Работать? Где у нас больно-то работать, Джейн? Вот, приехал на Ямайку, может, что из этого и получится. Да и корешу моему польза.
— А ты хочешь ходить в пабы, иметь машину и ездить во Францию и на Ямайку, и в другие места?
— Ну конечно хочу, Джейн, я ж не идиот.
— А ты хочешь быть счастливым?
— Э… ну… я об этом тоже никогда особо не задумывался, Джейн. Это для меня как-то чересчур сложно, быть все время счастливым — батарейка сядет. Лучше уж просто просыпаться по утрам, смотреть, как и что.
— Хм.
И так это у нее выходит, словно вот сейчас, в этот самый момент, все меняться должно. Меня даже смех разобрал.
— Господи, Джейн, — говорю, — ты что, хочешь сейчас сказать что-нибудь жутко серьезное? Ты же умная девушка, ты что, собралась менять мою жизнь? Женщины, ну что ты с ними станешь делать!
Тут мы с ней оба посмеялись.
— Я всего лишь хочу, чтоб ты немножко подумал, — говорит, — Подумал, к чему ты хочешь привести свою жизнь.
— Я же тебе уже сказал: хочу завязать, чтоб быть с этой самой Норин. Что тебе еще от меня надо?
— Подумай об этом, дружок. Просто подумай об этом.
О господи.
* * *
За два часа до вылета я шмякнул на весы большущую сумку, а контролерша принялась разглядывать мой билет. Поводит носом и говорит с улыбочкой:
— Мм, мистер Беркетт, похоже, вы везете домой кофе.
— Так и есть, — говорю.
Пропустила сумку, а сзади какой-то парень подходит, принюхивается и говорит:
— Оо, хороший кофе.
Денег у меня оставалось на батончик «Марса», так что в сторону дьюти-фри я и не взглянул. Ждать было еще час, так что купил себе местную газету «Глинер». Решил выйти из зала, посидеть в тенечке. Сумки из универмага, тоже полные кофе, рядом поставил.
Подваливает ко мне пижонистый парнишка и садится рядом.
Рехнуться можно.
— Да, друг, да, — говорит.
— Нет, парень, нет, — отвечаю.
— Да, друг. Ты ведь летишь со мной в Гатвик?
— Лечу в Гатвик. Только не с тобой, если ты не пилот.
— Я просто спросил. Я Давид.
— Ну и молодец.
Не стал ни руку ему пожимать, ни лизаться — ничего. Идешь своей дорогой, ну и иди.
— Я видел, ты пересчитывал деньги.
О черт. С этим аэропортом всю бдительность потеряешь; это впервые на Ямайке я так расслабился.
— Я подумал, что у тебя, может быть, не хватает. Плохо это, когда все свои сбережения на отдыхе потратишь. Ты производишь впечатление человека, который много работает, зарабатывает совсем не много, а погулять хорошо не прочь, а?
Никак не могу разобрать, что у него за акцент. Вроде и лондонский, и ямайский, да вроде и Майами попахивает, хрен его знает.
— Ну и что тебе надо? — спрашиваю.
— Я подумал, может, ты согласишься взять с собой в Англию маленький пакетик? Там тебя встретят, не бойся.
— Маленький, значит?
— Да, совсем малюсенький.
— Чаек для твоей бабули? Нюхательный табачок для твоего братишки из Тотнема? Гербалайф для ямайского посла?
— Нет, старик, я тебе пудрить мозги не стану. Просто полфунта гашиша.
— Значит, полфунта гашиша.
— Да, парень. Подзаработаешь. Хорошие деньги.
— Бабки.
— Хорошие бабки.
— Катись-ка ты, — говорю. — Катись куда подальше, коппер поганый.
— Коппер? Да ты что, старик. Я правду говорю. Я тебе сейчас покажу.
— И не думай даже, ты, пижон. Что я тебе, Санта-Клаус? С каких это пор такие дела делаются перед самым аэропортом? Для этого есть город, неужто не понятно, что здесь всюду понатыканы камеры? И что тебе на самом деле от меня надо? Где меня возьмут — здесь или в Гатвике? Шепнешь кому надо и получишь откат с таможни? И все будет чики-чики? Двадцать фунтов гашиша или малость кокса в маленьком чемоданчике, где они будут искать в первую очередь? Лучше уйди с глаз моих, ей-богу, чувак, не можешь — не берись, а то с тобой как раз в тюрягу угодишь.
Я даже расстроился. Какой же я стал правильный.
Правда, и знать наверняка нельзя, дело он предлагает или подставу готовит. Я пошел в аэропорт, а там прямиком в туалет и всего себя обшарил. Знаю наверняка только, что в задницу он ничего не успел мне сунуть, а туда они в первую очередь и заглядывают. Вот насчет карманов — это вопрос, их я как следует проверил. Вроде ничего.
Подхожу туда, где паспорта смотрят. Легавый носом поводит.
— Мм, кофе везете?
— Кофе везу.
Прошел через металлоискатель. На кофе он не среагировал.
— Добрый день, — говорит парень у «рамочки», — мм, кофе везете?
— Везу.
— Счастливого пути, — говорит.
Прохожу в самолет. Мимо идет пилот, говорит: «Мм, пахнет кофе».
После обеда у них здесь только и мыслей, что про кофе.
И вот эта птичка снова оторвалась от земли, и я у нее в кишках. Из Уолтемстоу никого не было, когда грузились, я во все глаза смотрел. Народу — до фига, но наших ковбоев из Уолтемстоу не видать.
Впереди масса времени. Вылетаешь вечером, летишь десять часов, а когда приземляешься в Гатвике, выходит, что летел все пятнадцать. Волноваться смысла не было: сумел прилететь, сумею и вернуться. Многие дрыхнут весь перелет. Но я-то точно знал: если я перестану концентрироваться, пилот нырнет в море-океан, и мы превратимся в субмарину. Нет уж, спать я не буду. Зато живым до дома доберусь.
В Гатвике решил не утруждать ребят из красного коридора: подумаешь, пара фунтов кофе. Кофе, насколько я знал, ввозить не запрещалось. Кроме кофе была у меня только одна бутылка рома, так что пошел через зеленый. «Мм, как пахнет кофе», — говорит легавый. Я типа смутился малость, чтоб им приятное сделать. Кивнули; прошел.
Сел на обычную электричку до Лондона. Скорая стоит столько же, сколько билет до Ямайки. Кому-то, может, оно и надо, чтоб три разные компании пассажиров из Гатвика возили, но только не мне. Я сел на дешевую, вместе со всеми, кто после электрички на «трубе» поедет.
