Нет, приходится держаться первоначального плана. Я должен попасть внутрь этого проклятого здания и привести за собой представителей закона. Потом пусть будет то, что будет. Во всяком случае, я выполню ту задачу, которую сам себе поставил.
— Олл-райт, Джексон! — сказал я и помолчал. В голове у меня что-то гудело. Что, черт побери, он наливает в свою фляжку?
— Поехали!
Я забрался на шар или грушу, зовите, как угодно, Джексон заработал рычагами и начал меня поднимать. Чем выше я поднимался, тем яснее становились мысли. Конечно же, вся идея бредовая. Нужно отказаться от нее, пока не поздно.
— Джексон, — сказал я, — мне…
Конечно, он не мог меня слышать. Он двигал своими рычагами, как в припадке безумия. Мне его было видно. Вот он снова вытащил флягу и глотнул из нее. Нашел подходящее время для того, чтобы пить! Потом с изрядным скрежетом он повернул свою кабину таким образом, чтобы дробилка была направлена прямиком на здание Себастьяна. А я качался. Теперь я был над улицей, вцепившись в стальной кабель. Мои ноги упорно соскальзывали вниз. Я был уверен, что выполнить задуманное будет очень непросто. Джексон что-то делал, и груша раскачивалась взад и вперед. Это было похуже морской качки. Назад, еще немного назад, для разгона, что ли? Моментальная пауза, затем мы пошли вперед. Вот как оно выглядело. Шар быстро набирал скорость, достиг низа дуги и пошел вверх.
Для самоуспокоения я попытался усмехнуться, но у меня ничего не получилось.
О, господи, что же со мной будет?
Шар поднимался выше и выше, на меня с ужасающей быстротой надвигалась стена здания Себастьяна.
— Стоп! — заорал я.
Теперь мне казалось, что это здание несется ко мне на проклятом шаре. Как будто все шесть этажей выбрали меня одного из всего человеческого рода и намереваются стереть в порошок. Точнее, превратить в кровавое месиво.
Но что-то случилось. Или это обман зрения? Здание явно отступало. Джексон не рассчитал, шар не достиг стены. Вот движение замедлилось, мгновенная остановка, шар пошел назад. Я был спасен. Нет, дорогие, ни за что не повторю такое безумие. Как только эта штука остановится, я спущусь вниз, и никто и ничто не загонит меня снова на шар. Более того, я не буду больше играть в гольф или биллиард, мне не хочется иметь дело ни с чем круглым.
Ох, какое облегчение!
Но, когда шар пролетал мимо кабины, я увидел, что Джексон снова колдует со своими рычагами. На его физиономии было явно маниакальное выражение. Он поднял кверху большой палец, а указательным обрисовал в воздухе кружок. На его языке это означало, что все о'кей. Отвернувшись от меня, этот сукин сын снова потянул на себя какую-то красную ручку.
Очевидно, он окончательно помешался.
— Джексон, стоп! — вопил я. — Операция отменяется.
Шар шел назад, черт побери, затем двинулся вперед.
— Нет, Джексон, нет! Я пере…
Знакомый путь. Вниз на дно дуги, затем дальше наверх. Да, дальше и вверх. Пусть идет ко всем чертям этот шум. Скорее бы назад и вниз.
На этот раз шар не двигался, а мчался. Я, несомненно, врежусь в стену. Этот болван, уязвленный своей первой неудачей, очевидно решил разрушить всю верхушку здания. И меня впридачу. И как это я сразу не подумал, что Джексон никогда не останавливал свой шар возле стены, он привык с его помощью крушить все препятствия, превращать в груды кирпича и щебня. Это была мускульная память, условный рефлекс, привычка оперировать. То, что он пьян, ничего не изменит.
Старая стена впереди приближалась.
Теперь уже не долго. Вот и наступает конец. Возможно, они поместят тут памятную надпись: «На этом месте разбился Шелл Скотт». Дощечка просуществует с неделю, до того дня, пока «Проект перестройки города» не доберется до здания Себастьяна. И тогда я стану всего лишь воспоминанием, пятном на разбитых кирпичах.
Но такова жизнь. Бесполезно плакать о пролитой крови. Ветер свистел над моей головой. И здесь было необычайно светло.
Первый ход в сторону здания Себастьяна сразу же привлек внимание. Если хотите точности, он привлек слишком большое внимание. Меня освещали всякого рода огнями: и лучами фонариков, и фарами машин, и сигнальным огнем, точно так же, как в военное время зенитчики выискивали в небе вражеские самолеты.
Причина, по которой меня все-таки не подстрелили, скорее всего заключалась в том, что они не понимали, что все это значит. И, конечно, не узнали меня, поскольку моя бородка развевалась, закрывая лицо.
Неожиданно стена оказалась прямо передо мной. На этот раз Джексон все рассчитал совершенно точно. В самый последний момент я смог увидеть сразу через оба окна собравшихся в комнате людей, которые спокойно отдыхали, ничего не подозревая.
Спрыгнуть с дробилки не было ни малейшего шанса.
Единственное, что я мог сделать, это повиснуть на тросе выше груши.
Дробилка ударилась о стену.
Стук, грохот.
Я посчитал себя убитым.
Бах… крах… бам… снаш…
Это была уже смерть.
Я почувствовал, что на меня что-то напирает, стараясь выдавить из меня внутренности, как из тюбика выдавливают краску. Что-то поддалось. Я решил, что это я не выдержал: моя голова, кости, мышцы и так далее. Все тело разрывалось на клочки. Теперь-то я точно знаю, что такое адская боль.
Но если я умер, то не должен чувствовать боли?
Значит, я все же жив?
Да, я не умер. На меня сыпались обломки кирпича, что-то обрушилось на голову, но потом я неожиданно уже летел по воздуху, заполненному пылью, щебенкой и кусками покореженного металла. Стальная груша Джексона пробила стену дома как раз в том месте, где была смонтирована «Жизнь и Смерть» Делтона.
Я увидел лица, тела, письменный стол в каком-то тумане, все было неясное, расплывчатое.
Все еще находясь в воздухе, я налетел на двух парней, которые только что повернули ко мне испуганные лица, и мы втроем повалились на пол.
Полагаю, что начиная с этого момента, а, возможно, даже за несколько часов до этого, я находился в полном смысле слова в шоковом состоянии. Все происходило словно в замедленном темпе. Наверное потому, что я сам еле двигался. Я не потерял сознание, но у меня была разбита голова, сначала я даже плохо видел.
Все же мне удалось подняться с пола, но на это потребовалось много времени. Однако я сумел встать, невзирая на то, что все у меня болело, я был покрыт ушибами и ссадинами, залит кровью, перед глазами плыли красные круги, но свой кольт я сжимал в руке. Он каким-то чудом остался в кобуре.
Конечно, я действовал слишком медленно. Что касается остальных, то они остолбенели от изумления. И ни у кого в руках я не видел оружия, хотя у одного человека оно наверняка имелось.
Отступая назад на ногах, которые отказывались меня слушаться, в поисках позиции, откуда бы я видел все честное собрание, прежде всего я заметил Билла Кончака. Щеточка черных усиков, блестящая лысая голова и все тот же черный костюм. Несомненно тот, в котором он был накануне, когда я видел его.
Когда он увидел Сильвию…
Там было еще несколько человек. Джо Рэйс, толстый, с брюшком, масляными глазами. Его лошадиная физиономия выглядела бледней маски смерти. Мидас Капер, темная лошадка, о подпольной деятельности которого доподлинно никто ничего не знал, но которого уважал даже Джо Рэйс. Он сидел рядом с Себастьяном, а по другую сторону уютно устроился недомерок Мордехай Витерс, его бесцветные широко расставленные глаза уставились на меня из-за больших стекол его розовых очков. Слева от меня в углу стоял Гарри Бэрон, его физиономия была такой же белой, как знаменитая прядь в волосах.
Кроме них, в офисе имелось еще человека три-четыре дельцов разного калибра. Один из них был боссом крупного синдиката, но вместе с Бэроном отошел в сторону. Ну, как вы думаете, кто именно?
Хоррейн М. Хэмбл.
Это меня не поразило.
Возможно, я просто утратил способность чему-либо удивляться. Или все же дело было в том, что он был здесь на месте, среди своих. По логике вещей он должен был находиться здесь. С кем же ему еще быть в этот момент, как не с Себастьяном, Капером, Бэроном, Витерсом и Рэйсом?
И Биллом Кончаком, разумеется!
Из всех собравшихся здесь людей один только Кончак попытался выхватить оружие. Очень может быть, что у остальных его даже не было. Большинство других убивали словами, семантическим оружием, отточенным до необходимой остроты.
Конечно, могут найтись такие, которые станут уверять, что в том, что накануне дня выборов Хорейн Хэмбл находился в такой сомнительной компании, нет ничего особенного.
Найти его здесь было равноценно тому, что обнаружить бывшего осужденного в машине, на которой собирались скрыться воры, грабящие банк. Соучастие. Конечно, формально он не совершил никакого преступления. Возможно, воры находились еще внутри банка, ограбление не было осуществлено, однако…
