— В чем дело, ма тант? Рисование шло не совсем хорошо?
Она нервно потрясла головой, и ее золотые серьги так же нервно зазвякали под ее ушами.
— Рисование шло отвратительно!
— Разве Тэдди не спал?
Наверное, будь на месте моей тетушки другая, более темпераментная женщина, она разразилась бы в ответ сардоническим смехом. Моя деликатная тетя обошлась недовольным фырканьем.
— Он спал! Спал. Правда, не как убитый, потому что дышал, пыхтел, подергивался… Нет, Чарли, это было просто невыносимо!
— Я понимаю ваше разочарование, ма тант! Я вас так понимаю!.. Вам придется придумать новый сюжет.
Я смотрел на тетушку с искренним сочувствием, растроганный этим доверительным «Чарли». Мне показалось, что слезинки блестели в ее печальных глазах.
— Да, Чарльз, видно это придется сделать. Я думаю, что мне нужно поехать в город и купить кое-что для Тэдди.
Тетка говорила медленно и каким-то необычным голосом, отчего у меня по спине побежали мурашки. Но это было мимолетное ощущение, которое тут же и прошло. Меня заняла другая мысль: тетушка, несмотря на свою страсть к рисованию, смирилась с неспособностью Тэдди быть хорошим натурщиком.
Тетушка побывала в городе и купила для Тэдди красный ошейник с колокольчиком, бутафорскую кость из резины с запахом шоколада и коробку забавных конфет под названием «Собачий пир», про которые на коробке было сказано, что они очень питательны и полезны для этих четвероногих.
Тетка одела ошейник на Тэдди и достала из коробки с «Собачьим пиром» два коричневых ромбика. Тэдди с удовольствием проглотил эти ромбики и одобрительно посмотрел на коробку.
Утром в воскресенье я залежался в постели, но потом взглянул на часы и сразу вспомнил, что мы с Дрейком задумали прогулку с нашими дамами. Следовало поторопиться.
Загородная прогулка получилась приятной. Когда я возвращался домой, на улице уже темнело. Окна нашего дома были освещены, и мне показалось, что там неспокойно. Войдя в дом, я сразу увидел в холле тетку Мюриель, которая, по-видимому, была в очень взвинченном состоянии. Рядом с теткой стояла старушка Ами, пытающаяся успокоить свою хозяйку какими-то лечебными средствами. Завидев меня, тетка бессвязно заговорила:
— О Чарльз!.. Тэдди… О Чарльз!..
Я подошел к тетушке, успокоительно обнял ее за плечи, и она залилась слезами.
— О Чарльз! Наш Тэдди умер.
Надо сказать, что мое подсознание уже подготовило меня к этой новости, но я все же вздрогнул.
— Что с ним случилось?
— Три часа назад я выпустила его погулять во двор. Он долго не возвращался, и я отправилась за ним. Я всюду искала его и беспрерывно звала, но он не отзывался. Наконец, я нашла его под рододендроном. Он был очень болен. Я позвала врача, но когда он пришел, Тэдди уже был… был… мертв. Его кто-то отравил…
Тетка снова зарыдала. Я поглаживал ее плечо, бормоча ласковые слова, но сам был занят мыслью, кто же все это сделал? Соседи? Тэдди был мирной собачонкой, никому не приносившей вреда. Но ведь существуют люди, которые вообще не любят собак, тем более что Тэдди иногда лаял, как это свойственно собакам.
— Доктор Джонс унес Тэдди в мешке. Он сказал, что знает одного человека, который сделает из него чучело.
При слове «чучело» по моей спине побежали уже бегавшие недавно мурашки. Машинальным жестом я подал тетке свой носовой платок. Она взяла его и стала вытирать слезы.
— Одно утешение для меня, — всхлипнула тетка, — что Тэдди провел свой последний день в удовольствиях.
Я бережно отвел тетушку в ее спальню и дал ей снотворного. Посидев немного возле ее постели, я увидел, что она уже успокаивается. Я ушел к себе.
Лежа в постели, я курил сигарету. Мои мысли все время пытались проникнуть на территорию, которую я объявил запретной. Их попытки мне удалось отразить, куря сигарету за сигаретой и принуждая себя разглядывать пятна на потолке и обоях. Около полуночи я разделся и залез под одеяло.
Утром я проснулся, не освеженный тяжелым сном. В состоянии легкой отупелости я спустился к завтраку. Тетка Мюриель появилась немного позже, чем обычно. Глаза ее были красными от слез. Я не стал завязывать беседу, поздоровался и ушел в сад.
Погода была пасмурной, и делать мне ничего не хотелось. Побродив по саду, я сорвал несколько бутонов на клумбе с пионами, подровнял несколько веток на кустах, а потом решил заняться японской вишней. Я давно уже собирался это сделать, и сейчас это вспомнилось очень кстати. Когда я закончил подрезку ветвей, то пошел в сарай за льняным маслом для пластыря. Отыскивая бутыль с маслом, я обнаружил в углу бидон, который раньше здесь не замечал. На бидоне была этикетка с черепом и костями, предупреждающая о том, что это яд. Действительно это был арсенат свинца. Я открыл бидон и увидел, что он не совсем полный.
Через пару дней принесли чучело, изготовленное из бедного Тэдди. Тетка Мюриель взялась за свои карандаши и начала свой новый цикл рисунков. Я не усмотрел в ее занятии ничего кощунственного — тетушка хочет запечатлеть на бумаге своего любимца.
Я предположил, что серия, посвященная собаке, будет бесконечной, и решил заняться ремонтом крыши тетушкиного дома. Работа эта оказалась более сложной, чем я думал, потому что на крыше было много различных башенок и куполов, а лето подходило уже к концу.
Тетушка иногда мне говорила, чтобы я отдохнул и не изнурял себя работой, но мне не сиделось спокойно. Может быть, мне и в самом деле нужно было умерить свою деятельность, потому что я начал слегка сбавлять вес, но работа отвлекала меня от каких-то неприятных сомнений, иногда возникавших в моем сознании. Я решил, что худею от неумеренного курения, и стал ограничивать себя в этом.
В конце августа тетка показала мне пачку рисунков. Мы, как всегда, устроили небольшую выставку на столе в столовой.
— Чарльз, — сказала тетка, когда я посмотрел последний рисунок, — я еще порисую Тэдди несколько дней, а потом мне снова нужно будет искать натуру.
— Да, ма тант, конечно, — согласился я, подумав при этом, что собачья серия рисунков оставила во мне неприятный осадок.
— Чарльз, — сказала тетка каким-то задушевным голосом, — ты любишь эту девушку, с которой встречаешься?
— Э-э, о! — забормотал я, не ожидая этого вопроса, — да, ма тант, я люблю Виржини.
— Я так и думала. Я рада за тебя, Чарльз. Что ты скажешь, если я тебе помогу открыть небольшое дело здесь в Дауни? Я дам тебе денег, чтобы ты завел питомник для выращивания саженцев, ты так любишь работать в саду. Ты женишься на Виржини, и у вас будет свое небольшое хозяйство. Конечно, мне будет недоставать тебя, но что поделаешь?
Я поднялся, я обошел вокруг стола и приблизился к тетушке, чтобы поцеловать ей руку. Я назвал тетушку моей доброй феей, я восторженно стал развертывать перед ней красочную картину моей будущей деятельности в качестве владельца питомника и счастливого семьянина. Я чуть ли не захлебывался от восторга.
Когда я поднялся к себе, восторг долго еще не покидал меня. Я ходил по спальне и насвистывал. Все складывалось так хорошо. Чудесная женщина, думал я о своей тетке. Наконец, я разделся, лег в постель и сразу заснул.
Я проснулся как от толчка. Было еще только три часа утра. Неожиданная радость, возбуждение, беспорядочные мечты о будущей счастливой жизни семьянина — все это, что навалилось на меня вчера вечером и выбило из колеи, моя бдительность ослабла, и те назойливые и тревожные мысли, которые настойчиво пробивались на запретную территорию моего сознания, ночью совершили свой порыв.
Я сел на постели, дрожа, схватился за голову и с ужасом понял — тетка Мюриель решила меня убить. Она будет понемногу подсыпать отраву мне в еду и питье. Она с глубоким страданием будет следить за моим постепенным умиранием. Она спохватится и пошлет за врачом, когда уже будет поздно. Она прольет неутешные слезы над моим хладным телом, а потом отправит его к мастеру бальзамирования трупов. Она будет рисовать меня по восемнадцать часов в сутки. Когда она закончит мою посмертную серию, то предаст земле мое тело. Она будет оплакивать меня, но у нее будет утешение — она все сделала, чтобы мои последние дни были счастливыми. Перспектива открыть питомник и жениться на Виржини, чем это не красный ошейник с колокольчиком и резиновая кость с запахом шоколада?..
Я вскочил с постели, быстро оделся, собрал в чемодан, с которым приехал, все свои вещи и тихонько, на цыпочках, как ночной вор, покинул дом тетки.
Когда я вышел в один прекрасный день из вагона поезда в Лос-Анджелесе, я купил красивую почтовую открытку и написал Виржини, что я ее люблю по-прежнему. Свой адрес на открытке я не стал указывать. Вскоре я подыскал себе работу, познакомился с миленькой девушкой, и мы поженились.
О тетке Мюриель я больше никогда ничего не слышал. Временами меня мучало любопытство, мне интересно было, кого нарисовала тетка вместо меня?
