Зазвонил телефон. Хэмлок нажал на светящуюся кнопку и поднял трубку.
— Да?
— Хэмлок? Говорить можешь? — Говорил Клемент Поуп, первый помощник мистера Дракона. Этот сдавленный свистящий полушепот ни с чем нельзя было спутать. Поуп обожал играть в шпионов.
— Чем могу быть полезен, Поуп?
— Тебя хочет видеть мистер Дракон.
— Так я и предполагал.
— Через двадцать минут прибыть можешь?
— Нет. — На самом деле двадцати минут хватило бы с избытком, просто Джонатан на дух не переносил весь персонал Спецрозыска и Санкций. — Может, я лучше завтра?
— Дело неотложное. Он хочет встретиться немедленно.
— Ну, тогда через часик…
— Слушай, приятель, на твоем месте я оторвал бы задницу от стула и примчался при первой же…
Джонатан повесил трубку.
Следующие полчаса он бесцельно слонялся по кабинету. Когда же убедился, что теперь сможет прибыть к Дракону несколько позже, чем через им же обещанный час, он вызвал такси и выехал из университета.
Древний и донельзя грязный лифт с черепашьей скоростью полз на самый верхний этаж неприметного административного здания на Третьей авеню. Джонатан неосознанно отмечал знакомые детали: обшарпанные серые стены, отметки о ежегодном техосмотре, беспорядочно наляпанные одна на другую, указания фирмы-изготовителя относительно предельной нагрузки — эти цифры дважды соскабливали и уменьшали из уважения к почтенному возрасту лифта.
Он мог заранее предсказать все, что увидит в течение ближайшего часа. Но такое ясновидение его не радовало.
Лифт остановился и заходил ходуном, пока двери со скрипом открывались. Джонатан вышел на верхнем этаже, повернул налево и толкнул тяжелую пожарную дверь с надписью «ВХОД ВОСПРЕЩЕН». Дверь выходила на лестничную клетку. Рабочий-негр внушительных размеров сидел на сырых цементных ступеньках, поставив рядом с собой ящик с инструментом. Джонатан кивнул и прошел мимо негра вверх по лестнице. Через один марш лестница кончилась, и Джонатан протиснулся через следующую пожарную дверь. За этой дверью когда-то был чердак, а теперь расположились служебные помещения ЦИРа. В коридоре стоял отчетливый больничный запах. Толстенная уборщица медленно водила тряпкой по одному и тому же месту. На скамье рядом с табличкой «ЮРАСИУС ДРАКОН, КОНСУЛЬТАНТ» сидел упитанный мужчина, переодетый бизнесменом, и держал на коленях портфель. Когда Джонатан подошел, мужчина поднялся. Предстоял неприятный момент — Джонатан терпеть не мог, когда до него дотрагиваются эти люди. Они все — и рабочий-негр, и уборщица, и бизнесмен — служили цировскими охранниками. В ящике с инструментами, в ручке швабры, в портфеле — у них повсюду было спрятано оружие.
Джонатан встал, широко расставив ноги и упершись ладонями в стену. Он испытывал стыд и злился на себя за то, что этот стыд испытывает. Тем временем «бизнесмен» профессионально ощупал Джонатана и его одежду.
— Этой раньше не было, — сказал «бизнесмен», вынимая ручку из кармана Джонатана. — Обычно у вас французская, темно-зеленая с золотом.
— Потерял.
— Ясно. В этой есть чернила?
— Это же авторучка.
— Извините. Мне придется либо оставить ее у себя до вашего выхода, либо проверить. Если я проверю, останетесь без чернил.
— Тогда подержите ее у себя.
«Бизнесмен» шагнул в сторону, пропуская Джонатана в приемную.
— Вы опоздали на восемнадцать минут, мистер Хэмлок, — голосом прокурора сказала миссис Цербер, не успел он прикрыть за собой дверь.
— Приблизительно.
На Джонатана нахлынул нестерпимый больничный запах, которым была пропитана сверкающая чистотой приемная. Миссис Цербер, дама приземистая и мускулистая, была в накрахмаленном белом халате. Ее жесткие седые волосы были коротко подстрижены, из узких прорезей в мешочках жира смотрели холодные глазки. Похожая на наждак кожа миссис Цербер имела такой вид, будто ее ежедневно надраивали поваренной солью при помощи конской скребницы. Усики придавали ее тонкой верхней губе агрессивный вид.
— Миссис Цербер, вы сегодня просто очаровательны.
— Мистер Дракон не любит, когда его заставляют ждать, — угрожающе прорычала она.
— А кто любит?
— Вы здоровы? — спросила она без особой теплоты.
— В пределах разумного.
— Не простужены? Контактов с инфекционными больными не было?
— Нет. Только мой обычный набор: пеллагра, сифилис, слоновая болезнь.
Она злобно сверкнула на него глазками.
— Ладно. Проходите.
Она нажала кнопку, и дверь за ее спиной отворилась. Она занялась бумагами на столе, не обращая более на Джонатана ни малейшего внимания.
Он вошел в соединительный тамбур. Дверь за ним с лязгом захлопнулась. Джонатан стоял, освещенный слабым красным светом, который служил переходной фазой между сверкающей белизной приемной и полной тьмой, в которую был погружен кабинет мистера Дракона. Джонатан закрыл глаза, зная, что так он быстрее привыкнет к темноте. Одновременно он снял пиджак: и в тамбуре, и в кабинете мистера Дракона постоянно поддерживалась температура, близкая к температуре тела. Малейший сквозняк, мимолетнейшее соприкосновение с простудой или вирусом гриппа — и мистер Дракон на несколько месяцев выбыл бы из строя: у него почти отсутствовал природный иммунитет.
Когда холодный воздух, привнесенный в тамбур Джонатаном, прогрелся до нужной температуры, дверь в кабинет мистера Дракона щелкнула и автоматически открылась.
— Входите, Хэмлок, — пригласил металлический голос мистера Дракона из тьмы.
Джонатан выставил руки вперед и ощупью добрался до большого кожаного кресла, которое, как он знал, стояло прямо напротив стола мистера Дракона.
— Чуть левее, Хэмлок.
Усевшись, Джонатан смог, хоть и не без труда, различить белый рукав собственной рубашки. Его глаза постепенно привыкали к темноте.
— Вот так. Ну-с, как поживаете?
— Риторически.
— Ха. Ха. Ха, — сухо и четко выговорил Дракон. — Да, это именно так. Мы ведь присматриваем за вами, опекаем… У меня есть сведения, что на черном рынке появилась картина, которая вам приглянулась.
— Да. Писсарро.
— Следовательно, вам нужны деньги. Десять тысяч долларов, если меня правильно проинформировали. Не многовато ли… за одну-то штучку?
— Эта картина бесценна.
— Нет ничего бесценного, Хэмлок. У этой картины есть цена — одна человеческая жизнь в Монреале. Я, кстати, никак не пойму вашего увлечения засохшей краской на мешковине. Просветили бы как-нибудь, а?
— Этому научить невозможно.
— Это либо взято, либо не взято? Так, кажется, говорят?
— Не совсем. «Либо дано, либо не дано».
Дракон вздохнул.
— Родной язык есть родной язык. — Дракон говорил без малейшего акцента. Иностранца в нем выдавала скорее излишняя четкость произношения. — И все-таки мне не следует иронизировать по поводу вашей страсти к собиранию живописи. Если бы не она, вы бы не так часто нуждались в деньгах, и мы лишились бы возможности пользоваться вашими услугами.
Зрачки Джонатана расширялись, и медленно-медленно, как на фотографии в ванночке с проявителем, сквозь тьму стали проступать черты мистера Дракона. Джонатан поморщился, предвосхищая то отвращение, которое ему вот-вот предстоит испытать.
— Мистер Дракон, стоит ли понапрасну тратить ваше драгоценное время?
— Иными словами, ближе к делу? — В голосе Дракона послышались нотки разочарования. Он по-своему симпатизировал Джонатану и, пожалуй, даже стосковался по общению с человеком, не полностью входящим в замкнутый мирок международных шпионов и убийц.
— Что ж, согласен. Одного из наших — оперативный псевдоним «Стрихнин» — убили в Монреале. Убийц было двое. Личность одного из них установлена Спецрозыском. Вы этого человека санкционируете.
Услыхав цировское жаргонное словечко, Хэмлок ухмыльнулся. На этом жаргоне «понизить в должности» означало убить изменившего или совершившего крупный просчет сотрудника; «биографическое урегулирование» означало шантаж, а «санкция» — убийство человека, нанесшего вред ЦИРу или его сотрудникам. Глаза Джонатана уже приспособились к темноте, и он мог видеть лицо Дракона. Волосы у Дракона были белые, как шелковые нити, и курчавые, как овечья шерсть. Лицо его, как бы парящее во тьме, казалось сделанным из сухого алебастра. Дракон являл собой редчайшее явление природы — чистого альбиноса. Этим и объяснялась его светобоязнь — в глазах и веках начисто отсутствовала защитная пигментация. К тому же он страдал врожденной лейкоцитной недостаточностью. Вследствие этого он вынужден был пребывать в изоляции от людей, которые могли оказаться переносчиками инфекции. В довершение всего раз в полгода ему делалось полное переливание крови. Свои полвека Дракон прожил во тьме, в изоляции и на чужой крови. Такой образ жизни не мог не отразиться на его личности.
