— Нет, никакого отчета не надо. Просто сделайте ксерокопию с вашего ежедневника.
Рафаэль Перес порылся в бумагах на своем столе и вытащил цветной диапозитив десять на двенадцать. Поднес к свету, внимательно рассматривая мужчину, вылизывающего крупные капли пота на собственной подмышке. Затем вложил его в одну из нескольких стопок слайдов и фотографий. Все. Подготовка к этой чертовой экспозиции подходит к концу. Впрочем, если бы Билл Пруитт не препятствовал, она бы открылась, как и планировалось, в прошлом году. А так потерян целый год. Теперь Переса беспокоила судьба этой выставки, которую он назвал «Функции организма». Она должна открыться осенью и, если все пройдет гладко, обеспечит ему определенное имя в мире искусства. О нем должны заговорить. Рафаэль молился, чтобы интерес к такого рода вещам продержался чуточку дольше. Ведь мода в искусстве так непостоянна. И дело не в том, нравится ему самому это или нет. Просто иначе здесь не пробьешься. И что же тогда — всю жизнь провести в должности хранителя Музея современного искусства? Вот если бы я стал директором… Рафаэль Перес достал очередной «шедевр», претендующий на место в его экспозиции. На цветной глянцевой фотографии восемнадцать на двадцать четыре молодой человек восседал на унитазе совершенно голый, с лицом, искаженным заметным усилием. Перес брезгливо поморщился и швырнул диапозитив на пол. Будь его воля, он бы порвал всю эту мерзость в клочки и спустил в унитаз.
— Извините за вторжение, — произнесла Кейт, заглядывая в кабинет.
Перес выскочил из-за стола, как «Джек из коробочки»[30]. Моментально выдвинул стул, предлагая ей сесть. Все это было настолько поспешно, что в маленьком кабинете без окон поднялся ветер. Еще бы, такие важные персоны сюда заглядывали нечасто.
— Я просто прошлась по экспозиции, — беспечно проговорила Кейт, рассматривая молодого хранителя музея: его прямой нос, полные губы, окаймленные темными ресницами глаза. — И вот решила зайти поздороваться.
— Замечательно, — сказал Перес. — Надеюсь, вы получили удовольствие от выставки. Этакие краткие комментарии к действительности, как по-вашему?
— По-моему… эти экспонаты из всех проявлений нашей действительности больше всего комментируют проблемы гигиены.
Перес очень громко засмеялся. Кейт подняла с пола фотографию.
— Это он пытается доказать, что знает, как пользоваться унитазом?
— Художник, — усмехнувшись, произнес Перес. — Их сейчас развелось слишком много. И все хотят прославиться. Может, свою следующую книгу, хотя бы частично, вы посвятите этому виду искусства? — Он посмотрел на нее, вскинув темные брови.
— Действительно, можно в одной из глав дать анализ «сортирной живописи». От дней сегодняшних до истоков, например, до знаменитого полотна Дюшана[31] «Писсуар». Но пожалуй, эту животрепещущую тему я оставлю вам, музейным работникам. — Кейт улыбнулась. — Кстати, как идет подготовка к вашей выставке?
— Вам ведь известно, что ее отложили. Теперь я надеюсь успеть к осени.
— Не сомневаюсь, что сейчас вам работать легче. После того как Билл Пруитт перестал дышать в затылок. — Она посмотрела на Переса. — Кажется, я допустила бестактность. Извините.
— Не надо извиняться. — Молодой хранитель музея попытался изобразить улыбку.
— У Билла были довольно консервативные вкусы. Верно?
— Пожалуй.
— Знаете, Рафаэль, теперь, в связи с его уходом, а также скорой отставкой Эми Шварц, музею нужно будет оживить работу. Неплохо, если бы ее место занял молодой способный искусствовед.
Перес выпрямился на стуле, сделав стойку, как нетерпеливый щенок.
— Давайте поступим так… — задумчиво промолвила Кейт. — Подготовьте для меня отчет о вашей работе за последний месяц, а я выступлю на совете. Они должны знать, кто здесь действительно работает, а кто просто делает вид. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду?
Перес кивнул.
— Отчета даже не нужно, — добавила она. — Просто сделайте ксерокопию вашего ежедневника.
— У меня все заложено в компьютер. Правда, прошлую неделю я стер, но это нетрудно восстановить.
— Проследите, чтобы туда вошло также и то, что вы делали вечерами. Я имею в виду встречи с коллекционерами и художниками, сверхурочную работу здесь или дома. Не обязательно с книгами. Например, если вы обдумывали какие-то вопросы музейной работы, это тоже считается.
— Только за прошлый месяц?
— Я думаю, этого будет достаточно, чтобы дать совету представление о том, как вы трудитесь.
Перес снова кивнул и пригладил густые черные волосы с седой прядью. Кейт вздохнула.
— Здесь недавно выступала Элена. Такая необыкновенная девушка. Вы с ней, случайно, не виделись после перфоманса?
— Нет, — ответил Перес — К сожалению, мне пришлось сразу же уйти. Договорился поужинать с двумя знакомыми художниками. Начали у одного в мастерской, а потом продолжили в маленьком ресторанчике на Десятой улице, в Ист-Сайде.
Это в четырех кварталах от дома Элены, — отметила Кейт.
— Я знаю это место, — сказала она. — Там много чудесных маленьких ресторанчиков. В каком именно вы ужинали?
— Дайте подумать… — Он качнул головой в одну сторону, затем в другую. Его седая прядь трепыхалась взад-вперед как мультипликационный вопросительный знак. — Вспомнил. Это заведение называлось «Спагеттини».
Кейт знала этот ресторанчик. Бывала там несколько раз с Эленой. Вспомнила, как они сидели за столиком в маленьком садике, пили дешевое красное вино и поглощали спагетти.
— Вот, Рафаэль, какого рода информацию вам следует обязательно включить в отчет, который я представлю на совете музея. Понимаете? Встречи с художниками за ужином. Это тоже работа. В общем, кратко запишите все. С кем встречались и где.
— Я займусь этим прямо сейчас.
— Замечательно, — сказала Кейт.
Чтобы попасть в большую лекционную аудиторию Музея современного искусства, нужно было спуститься на один пролет по широкой лестнице, которую художники недавно решили покрыть золотой фольгой.
«Что это, — подумала Кейт, — стремление превратить обыкновенное, в данном случае лестницу, в необыкновенное или просто блажь? Ведь украшать то, что я без того красиво, пустое занятие. Впрочем, не важно — все равно у них получилось великолепно».
Кейт поднялась на сцену, где Элена устраивала свой последний перфоманс, и посмотрела в пустой зрительный зал, пытаясь восстановить в памяти заключительные минуты этого вечера. Все разошлись кто куда. Ричард направился к себе в офис, ему нужно было подготовить записку в апелляционный суд. Уилли пошел домой рисовать. А у Элены — это Кейт запомнила хорошо — было плохое настроение. Они поцеловались, пожелали друг другу спокойной ночи. И все. Конец.
Это было настолько тяжело, что Кейт покачнулась. И вдруг откуда-то из задних рядов послышался слабый шум. Кейт пристально вгляделась в серую мглу. По проходу медленно двигался молодой человек. Остановился у первого ряда и опустил на пол щетку с длинной ручкой.
— Я вас напугал? Извините.
Ему было лет двадцать семь, короткие баки, как у генерала Кастера[32], висячие усы, рыжеволосый, симпатичный.
— Вы давно работаете в музее?
— Шесть месяцев. Я художник. Зарабатываю, чтобы платить за квартиру. Понимаете, пока не подвернется большая выставка, приходится туговато.
— Не сомневаюсь, подвернется. — Кейт улыбнулась, не смогла удержаться. Глаза у него были небесно-синие. — Как вас зовут?
— Дэвид Уэсли. — Он протянул руку. — Я вас, конечно, узнал. Вы — ведущая передач на телевидении «Портреты художников», очень интересно. У меня есть также и ваша книга. — Он смутился или просто ловко изобразил смущение. — Мне очень хотелось бы как-нибудь показать вам свои картины.
— Это можно устроить. Вы сначала пришлите мне слайды.
Художник просиял.
— А по субботам вы здесь работаете? — спросила Кейт.
— К сожалению, да. — Он вздохнул, пригладив рыжие волосы. — С четверга по субботу вы всегда можете застать меня здесь со щеткой, вот как сейчас.
