Хоук перевел. Кай пожал плечами.
— Но обещать ничего не могу, — добавил я. — И не стану верить Айвзу на слово.
Хоук перевел. Кай усмехнулся и кивнул.
— Ему нравится, что ты никому не доверяешь, а он не доверяет тебе, — промолвил Хоук.
— В недоверии много отрицательных моментов, — сказал я.
— Они к ним привыкли, — откликнулся Хоук.
Кай что-то сказал окружавшим нас людям.
Раздалось ворчание, а потом резкое стаккато вьетнамской речи. Я взглянул на Хоука. Тот пожал плечами:
— Чересчур быстро. Я не понимаю, о чем они говорят.
Кай снова повернулся лицом ко мне, внимательно посмотрел в мои глаза, одновременно доставая из-за пояса пачку «Кэмела» и прикуривая новую сигарету от окурка старой. Он глубоко затянулся и долго-долго удерживал дым в легких. Долго-долго. И смотрел на меня. Дым медленно просачивался сквозь его ноздри.
Потом он резко кивнул.
— Да, — произнес Кай по-английски.
— Отлично, — сказал я. — Необходимо все четко спланировать.
— Мы уже спланировали, — ввернул Хоук. — Недавно.
— Мы возьмем на себя арсенал, — сказал я.
— Ага. У них есть бензин. Собирали, воровали по кварте и прятали.
— То есть план нападения не стал для них необычайно свежей идеей, — сказал я.
— Нет.
Прежде чем совещание закончилось, мои ноги окончательно затекли. Кай все говорил и говорил, Хоук переводил, я отвечал, предлагал. Но еще до заката мы все знали, что будем делать. И когда.
Ночной сторож в «транспеновском» арсенале — блондин по фамилии Шленкер — по-английски говорил с немецким акцентом. Во время чтения он носил очки без оправы и сейчас сидел, положив ноги на стойку, просматривая какую-то книгу на немецком. Как раз в этот момент я и стукнул его пониже уха правительственным кастетом, которым меня снабдил Айвз. Шленкер соскользнул со стула, и очки, когда он рухнул на пол, свалились с его носа.
Я присел рядом с ним на корточки и выудил из правого кармана его штанов связку ключей.
Затем открыл дверь в арсенал, и в ночной тишине взвыла сирена.
За моей спиной Хоук что-то сказал по-вьетнамски. Азиаты один за другим просачивались в хранилище. Каждый брал карабин «М-16», запасную обойму и выходил обратно. Каждый четвертый прихватывал коробку патронов.
Кай стоял рядом с Хоуком и что-то тихо втолковывал своим вьетнамцам. Хоук обратился к нему по-французски. Кай кивнул.
Сирена продолжала завывать, и несколько прожекторов заметалось по пространству лагеря. Я вылетел головой вперед через боковое окно, приземлился, перекатился, встал на ноги. Рядом услышал клацанье автоматных очередей. Снова и снова. Я побежал к ближайшему бараку и услышал рядом мягкие шаги. Я развернулся, выхватывая пистолет, и увидел Хоука.
— Значит, была еще и сигнализация, — сказал я.
— Какая разница, — пожал плечами Хоук. — Оружие теперь у них.
Я показал на дальний угол лагеря и кинулся туда со всех ног. На нас никто не обращал внимания. Ведь все считали, что мы на их стороне.
Вокруг суетились армейские, совершенно сбитые с толку и не понимающие, что происходит.
За нашими спинами внезапно раздалось громкое «ууууххх», затем громоподобный взрыв, и арсенал исчез в вихре пламени. Столб поднялся до самого неба, осветив разыгравшийся в лагере хаос.
— Неплохо рванул бензин, правда? — сказал Хоук. Мы остановились у дощатого забора. — Очищенный, без примеси свинца.
Огонь смягчил резкий белый свет прожекторов, придав окружающему миру бронзовый оттенок; мужчины, бегущие по полю, превратились в тени — издерганные и пляшущие, как и языки огня. Автоматные очереди отрывистыми фразами следовали одна за другой, боекомплекты, оставшиеся в арсенале, принялись взрываться длинными, радостными гроздьями.
Мы бежали вдоль забора к костигановскому убежищу. В арсенале взорвалось что-то солидное, и вверх футов на сто взметнулся фонтан огня.
Выстрелы, казалось, звучали отовсюду. Кто-то включил пожарный ревун, и его вой влился в звон сирены сигнализации.
— Слава Богу, что догадались включить ревун, — порадовался я, — а то бы никто и не понял, что разразился пожар.
— Это называется бдительность, — сказал Хоук.
Сквозь шум огня, визг сирены, звяканье колокола, выстрелы и грохот боекомплектов я уловил негромкие человеческие вопли — практически не слышные. Люди кричали, напуганные взрывающейся пиротехникой. Но крики я слышал, только когда на фоне пламени возникали темные искаженные силуэты — словно для того, чтобы услышать крик, надо увидеть орущего человека. Вокруг бараков наемников царило спокойствие. Большинство из ребят бывали в бою и знали, когда надо сражаться, а когда сидеть тихо.
Если у противника есть оружие, а у тебя его нет, надо сидеть тихо.
Мы добежали до огороженной территории и присели, прячась за невысокой оградой. Перепрыгнуть через нее ничего не стоило. Она была предназначена больше для украшения. За ней виднелся большой «фордовский» фургон с работающим мотором и зажженными фарами. Он был снабжен задними окнами-иллюминаторами, хромированным багажником на крыше и изукрашен цветными полосами и разводами. Задние дверцы машины были распахнуты, и двое мужчин выносили из дома и складывали внутрь вещи. Вокруг «форда» стояли четверо охранников в черных куртках с «узи» в руках. Наверху в доме горел свет. Один из двоих, таскавших багаж, погрузил последний чемодан в машину и закрыл дверцы.
У него и его напарника с плеч свисали автоматы. Первый сел за руль, второй распахнул боковую, ближнюю к дому дверцу.
— Удирают, — прошептал Хоук.
— Я на это и надеялся, — сказал я. — Думал, что сможем захватить их врасплох, во время перехода из дома в машину.
Из дверей вышел Рассел Костиган, за ним шла Сюзан. На ней были надеты черная кожаная куртка и брюки. Лицо в отражении автомобильных фар казалось серьезным, но не напуганным. Пожар отбрасывал на все предметы красноватый оттенок, и они казались слегка полыхающими.
Как только Рассел и Сюзан вышли из дома, вокруг них моментально сомкнулся строй охраны.
— Ничего не получится, — сказал я.
— Угу, — согласился Хоук.
Сначала в машину села Сюзан, Рассел за ней.
Потом расселись охранники, дверцы захлопнулись, и, когда водитель рванул с места, «форд» слегка занесло.
— Багажник на крыше.
Мы с Хоуком перепрыгнули через ограду и помчались к фургону. Он медленно двигался через затененный лагерь. Я схватился за хромированную ручку, поставил ногу на бампер, легко подпрыгнул, перехватил пальцами по перекладине и, подтянувшись, перекинулся на крышу автомобиля. «Форд» увеличил скорость, слегка покачнулся, и я увидел рядом с собой Хоука.
Мы распластались на крыше бок о бок, держась за переднюю перекладину; машина двигалась достаточно быстро, но из-за тьмы не могла разогнаться как следует.
Возле ворот никого не оказалось. Когда мы проезжали, вырываясь из лагеря, грохот выстрелов за спинами стал монотонным и отрывистым, напоминая, что бой заканчивается. Выбравшись за пределы городка, «форд» набрал скорость, и в наших с Хоуком ушах завыл ветер.
— Забрались на машину, — сказал Хоук. — Теперь что?
— Будем надеяться, что дорога без ухабов, — отозвался я.
Для того, кто сидит на пружинящих, мягких, обитых кожей сиденьях авто, дорога, видимо, была достаточно ровной. Но если вы лежите на животе на металлической крыше машины и в мышцы вам вбивается хромированная рама, то вам только остается молиться о том, чтобы дорога стала еще ровней. Фургон мчался на восток сквозь непотревоженную ночь, разрезая темноту светом фар. Нас мотало, и мы старались как можно крепче держаться за раму и прятать лица от бьющего из-за ветрового стекла вихревого потока. Кроме завывания ветра, мы ничего не слышали. В салоне машины тоже было тихо.
— Не было бы там Сюзан, можно было бы прострелить крышу, — сказал Хоук. — Всего-то тонкий лист металла.
Губы он поднес к самому моему уху.
Я ответил таким же образом:
— В водителя тоже попасть не хочется. Не в наших долгосрочных интересах перевернуть эту колымагу.
— Когда-нибудь они должны остановиться, — высказался Хоук.
— Там шестеро охранников плюс Костиган.
— Отличная идея — забраться сюда. Ничуть не лучше моей, когда я предложил перестрелять их на выходе из дома.
— Зато сейчас есть возможность подумать, — сказал я.
— Это радует, — откликнулся Хоук.
Несколько раз мимо нас проносились автомобили, обдавая нас с Хоуком брызгами света. Но даже если они и видели двоих мужиков, путешествующих на крыше фургона, все равно проезжали раньше, чем успевали отреагировать на это зрелище. Да и как бы они отреагировали?
— Как ты думаешь, с какой скоростью мы идем? — спросил я.
— Трудно сказать. Сравнить не с чем.
