– Только что кто-то звонил, – сказала она. – Почему-то решила, что это вы. Как раз собиралась в душ.
– Да, это я, но звонил просто так, м-с Уэйд. Когда я уходил, Роджер был какой-то странный. Наверно, я теперь за него как бы отвечаю.
– С ним все в порядке, – сказала она. – Крепко спит. По-моему, он все-таки разволновался из-за доктора Лоринга. Наверно, наболтал вам всяких глупостей.
– Сказал, что устал и хочет спать. На мой взгляд, это разумно.
– Если он больше ничего не сказал – тогда конечно. Что же, спокойной ночи, м-р Марлоу, и спасибо за звонок.
– Я не говорю, что он больше ничего не сказал. Наступила пауза, затем:
– Нам всем иногда приходят в голову бредовые мысли. Не относитесь к Роджеру слишком всерьез, м-р Марлоу. В конце концов, у него богатое воображение. Это естественно. Не надо было ему начинать пить так скоро.
Пожалуйста, постарайтесь обо всем забыть. Наверное, он вам к тому же и нагрубил.
– Нет, не нагрубил. Разговаривал вполне разумно. Ваш муж хорошо в себе разбирается. Это редкий дар. Некоторые люди всю жизнь изо всех сил утверждают собственное достоинство, которого у них и в помине нет. Спокойной ночи, м-с Уэйд.
Она повесила трубку, а я достал шахматную доску. Набил трубку, расставил фигуры, как на параде, проверил, чисто ли все выбриты, все ли пуговицы на месте и разыграл партию Горчакова-Менинкина. Семьдесят два хода, неудержимая сила атакует неподвижный объект, битва без оружия, война без крови, а все вместе – такая усердная и бесполезная трата умственных способностей, какую встретишь разве что в рекламных агентствах.
Неделя прошла спокойно, я занимался бизнесом, хотя заниматься было особенно нечем. Однажды утром позвонил Джордж Питерс из агентства Карне и рассказал, что он случайно проезжал по Ущелью Сепульведа и из чистого любопытства заглянул к д-ру Верингеру. Однако доктора там уже не было. Там трудилось полдюжины землемеров, наносили участок на карту. Никто из них слыхом не слыхивал про доктора Верингера.
– У бедняги все оттяпали, – сообщил Питерс. – Я проверил. Ему дали тысчонку отступного, чтобы не возиться, а землю поделили на жилые участки, и кто-то заработает на этом миллиончик. Вот в чем разница между уголовщиной и бизнесом. Для бизнеса надо иметь капитал. Иногда мне кажется, что другой разницы нет.
– Замечание циничное и верное, – сказал я, – но на крупную уголовщину тоже требуются капиталы.
– А кто их предоставляет, дружище? Уж наверно, не те ребята, что грабят винные лавки. Пока. До встречи.
Уэйд позвонил мне в четверг, без десяти одиннадцать вечера. Язык у него еле ворочался, но я все-таки его узнал. В трубке слышалось тяжелое, отрывистое дыхание.
– Мне плохо, Марлоу. Совсем паршиво. Якоря не держат. Можете приехать побыстрей?
– Конечно, только дайте мне на минутку м-с Уэйд.
Он не отвечал. Раздался громкий треск, потом мертвое молчание, а немного спустя какое-то постукивание. Я что-то крикнул, ответа не было. Шло время. Наконец, щелчок – трубку положили – и длинный гудок.
Через пять минут я был уже в пути. Я домчался туда за полчаса, сам не знаю как. Через холмы я перелетал на крыльях, приземлился на бульваре Вентура при красном свете, ухитрился сделать левый поворот, проскочил между грузовиками и вообще вел себя как последний дурак. Через Энсино я пронесся со скоростью почти сто километров, освещая фарами припаркованные машины, чтобы никто не вздумал вылезти с моей стороны. Везло мне так, как бывает, когда на все наплевать. Ни полиции, ни сирен, ни красных мигалок. Перед глазами стояло то, что, возможно, происходило сейчас в доме Уэйдов – не самые приятные видения. Она была наедине с пьяным маньяком; она валялась у лестницы со сломанной шеей; она скорчилась за запертой дверью, а кто-то, завывая, пытался эту дверь взломать; она бежала босиком по залитой лунным светом дороге, а за ней гнался здоровенный негр с топором.
Все оказалось не так. Когда машина подлетела к дому, во всех окнах горел свет, а она стояла на пороге с сигаретой в зубах. Я вышел и пошел к ней по мощеной дорожке. На ней были брюки и рубашка с отложным воротничком.
Она поглядела на меня. Все было спокойно, волновался один я.
Мои первые слова были такими же идиотскими, как и все мое поведение.
– Я думал, вы не курите.
– Что? Нет, вообще не курю. – Она вынула сигарету изо рта, оглядела, бросила и наступила на нее. – Только изредка. Он звонил д-ру Верингеру.
Голос ее звучал отчужденно и безмятежно, как звучат по ночам голоса над водой. Она была совершенно спокойна.
– Не может быть, – сказал я. – Д-р Верингер там больше не живет. Это он мне звонил.
– Правда? Я слышала, как он просил кого-то приехать побыстрее. Решила, что это д-р Верингер.
– Где он сейчас?
– Он упал, – сказала она. – Должно быть, качался на стуле и поскользнулся. Это и раньше бывало. Разбил обо что-то голову. До крови, но не сильно.
– Что же, прекрасно, – сказал я. – Зачем нам много крови? Я спрашиваю, где он сейчас?
Она серьезно поглядела на меня. Потом указала пальцем.
– Где-то там. На обочине или в кустах у забора. Я наклонился и всмотрелся в нее.
– Черт побери, неужели вы не поискали? – Тут я решил, что она в шоке.
Потом бросил взгляд на лужайку. Ничего не увидел, но у забора была густая тень.
– Нет, не поискала, – невозмутимо отвечала она. – Идите сами ищите. С меня хватит. Не могу больше. Сами ищите.
Она повернулась и вошла в дом, оставив дверь открытой. Далеко она не ушла. Через три шага просто свалилась на пол, как подкошенная. Я подхватил ее на руки и уложил на один из двух больших диванов, стоявших друг против друга возле длинного светлого столика. Я пощупал у нее пульс. Не могу сказать, чтобы он был очень слабый или неровный. Глаза у нее были закрыты, веки по краям голубые. Я оставил ее лежать и вышел на улицу.
Он оказался именно там, куда она показывала. Лежал на боку в тени шиповника. Пульс бился быстро, толчками, дыхание неровное. Затылок был в чем-то липком. Я позвал его, потряс. Похлопал по щекам. Он замычал, но в себя не пришел. С трудом посадив его, я закинул его руку себе на плечо, повернулся спиной, взвалил его на себя и попытался ухватить его за ногу. Не вышло. Тяжелый был, как цементная плита. Мы оба шлепнулись на траву, я передохнул и сделал новую попытку. Наконец, кое-как взвалив его на закорки, я поплелся по лужайке к распахнутой двери. Расстояние до дома было, как до Китая и обратно. Каждая из обеих ступенек крыльца оказалась в три метра высотой. Шатаясь, я добрался до дивана, стал на колени и скатил тело на подушки. Когда я выпрямился, мне показалось, что позвоночник треснул по крайней мере в трех местах.
Эйлин Уэйд исчезла. Вся комната была в моем распоряжении. Но мне было уже не до того, кто куда делся. Я сел, поглядев на Уэйда, ожидая, чтобы он вздохнул. Потом осмотрел его голову. Волосы слиплись от крови. На вид не так уж страшно, но повреждение головы – дело серьезное.
Потом рядом возникла Эйлин Уэйд. Она разглядывала его так же отчужденно и спокойно, как прежде.
– Извините за обморок, – произнесла она. – Не знаю, с чего бы это.
– Наверное, надо вызвать врача.
– Я позвонила д-ру Лорингу. Он мой домашний врач. Он отказался приехать.
– Тогда позвоните кому-нибудь еще.
– Нет, он приедет, – сказала она. – Не хотел, но приедет, как только сможет.
– Где Кэнди?
– У него сегодня выходной. Четверг. У кухарки и у Кэнди выходные по четвергам. Здесь так принято. Можете уложить его в постель?
– Один не смогу. Принесите плед или одеяло. Вечер теплый, но ему ничего не стоит подцепить воспаление легких.
Она сказала, что принесет плед. Я подумал, что это чертовски любезно с ее стороны. Но мысли путались. Я надорвался, втаскивая Уэйда в дом.
Мы накрыли его пледом, и через пятнадцать минут явился д-р Лоринг при полном параде – крахмальный воротничок, очки без оправы и выражение лица, будто его попросили вытереть собачью блевотину.
Он осмотрел окровавленную голову.
– Неглубокий порез и синяк. Сотрясение исключено. По дыханию можно будет судить о состоянии. Он потянулся за шляпой. Взял свой саквояж.
– Укройте его потеплее, – велел он. – Голову можно осторожно обмыть.
Проспится, и все пройдет.
– Я один не донесу его наверх, доктор, – сказал я.
– Значит, оставьте здесь. – Он равнодушно скользнул по мне взглядом.?
Спокойной ночи, м-с Уэйд. Как вам известно, алкоголика я не лечу. Даже если бы лечил, ваш муж моим пациентом не будет. Вы, конечно, это понимаете.
– Никто вас не просит его лечить, – сказал я. – Я прошу помочь перенести его в спальню, чтобы я мог его раздеть.
– А вы кто такой? – осведомился д-р Лоринг ледяным голосом.
– Меня зовут Марлоу. Я здесь был недавно в гостях. Ваша жена нас познакомила.
– Интересно, – заметил он. – А откуда вы знаете мою жену?
