– Я его вижу, Лаш! – кричала она. – В окно! Он сидит за рулем!
Он попался на крючок, как рыба на приманку. Грубо оттолкнул ее и бросился вперед, вскинув руку. Еще три снопа пламени прорезали темноту. Снова раздался звон разбитых стекол. Но мотор продолжал спокойно работать. Одна пуля прошла насквозь и ударила в дерево рядом со мной, со стоном отришетировав.
Сгорбившись, он стоял в темноте и прислушивался, лицо его казалось серым пятном, так как мои глаза после вспышек выстрелов медленно привыкали к темноте. Если у него был револьвер, то он уже расстрелял все патроны, если только не подзарядил его в доме. Честно говоря, я предпочел бы, чтобы его оружие было заряжено. Не хотелось мне убивать безоружного.
– Готово? – спросил я.
Он резко повернулся ко мне. Возможно, надо было позволить ему сделать еще один или два выстрела, как это водилось между джентльменами доброй старой школы. Но его револьвер все еще был поднят и направлен в мою сторону, и я не мог больше ждать. По крайней мере не столько, чтобы оказаться джентльменом старой школы. Я выстрелил в него четыре раза, прижав кольт к ребрам. Револьвер вылетел из моей руки, как будто кто-то выбил его ногой. Кэнино схватился обеими руками за живот. Слышно было как его руки хлопнули по телу. Потом он так и упал прямо вперед, прижав широкие ладони к животу и зарывшись лицом в мокрую траву. И даже не вскрикнул.
Серебряная головушка тоже не вскрикнула. Она стояла, напряженно застыв на месте, а дождь хлестал ее тело. Я обошел труп Кэнино и отшвырнул ногой его револьвер, не знаю зачем. Потом подошел и поднял его, оказавшись вплотную к ней.
– Я боялась...
Боялась, что вы все же вернетесь, – грустно сказала она.
– У нас было свидание. Ведь я же сказал вам, что все было оговорено заранее. – Я начал смеяться, как ненормальный.
Она наклонилась и стала обыскивать его. Потом выпрямилась, держа в руке маленький ключик на тонкой цепочке.
– Зачем вы его убили? Разве иначе было нельзя?
Я перестал смеяться так же внезапно, как и начал. Она подошла ко мне и сняла наручники.
– Хотя, – сказала она мягко, – я думаю, что иначе нельзя было.
Наступил новый день и снова светило солнце. Капитан Грегори из разыскного отдела смотрел в окно, внимательно разглядывая плоскую крышу здания суда, чистую и освеженную дождем. Наконец он грузно повернулся в своем вращающемся кресте, набил трубку табаком, умял его большим пальцем, желтым от никотина, и хмуро глянул на меня.
– Ну что ж, значит вы опять попали в неприятную историю.
– О, вы уже слышали об этом?
– Дорогуша, я целый день просиживаю здесь штаны и выгляжу так, будто в голове у меня пусто. Но вы удивились бы, если бы знали, как много мне приходится слышать. Вы правильно сделали, что ликвидировали наконец этого Кэнино. Но я опасаюсь, что люди из отдела убийств не повесят вам за это орден на грудь.
– Мне в последнее время приписывается немало убийств, но мое участие в них было не так уж велико, – заметил я.
Он терпеливо улыбнулся.
– Кто вам сказал, что находившаяся там женщина – жена Эдди Марза?
Я рассказал ему. Он выслушал и зевнул, прикрыв рот, наполненный золотыми зубами, ладонью величиной с поднос.
– Естественно, вы считаете, – сказал он затем, – что найти ее – это была моя обязанность?
– Разумный вывод.
– Возможно, я и знал, где она находится, – медленно начал он, – но если Эдди Марз и его жена решили вести такую игру, то самое лучшее, по-моему, было дать возможность поверить, что она удалась. А может, вам кажется, что я оставил Эдди в покое по чисто личным соображениям? – Он протянул ко мне свою мощную лапу и сделал пальцами движение, как будто считал деньги.
– Нет, – ответил я. – Честное слово, я так не думал. Даже, когда Эдди Марз дал мне понять, что знает о нашем разговоре...
Накануне нашей встречи с ним.
Он сдвинул брови так, словно это его страшно утомляло и он потерял сноровку – его старый испытанный трюк. Кожа у него на лбу густо сморщилась, а когда снова разгладилась, на ней остались тонкие белые полосы, быстро покрасневшие, так как я смотрел на него.
– Я полицейский, всего лишь обыкновенный полицейский. В меру порядочный. Порядочный настолько, насколько этого можно требовать от человека, живущего в мире, где порядочность вышла из моды. Я потому вас и вызвал сегодня утром. Хотелось бы, чтобы вы поверили мне, что как полицейский я рад, если закон побеждает. Ничто так не утешило бы мой взгляд, как откормленный и разодетый Эдди Марз, обламывающий свои ухоженные ноготочки в каменоломнях в Фольсоне, работающий рядом с мелким воришкой из трущоб, схваченным за первое же преступление и с тех пор не получившего ни одного шанса жить честно. Это то, о чем я мечтаю. Но и вы, и я уже порядочно прожили на свете и слишком стары, чтобы верить, что это может случиться. Во всяком случае не в этом городе, и не в другом, вдвоеменьшем, и ни в каком-либо другом месте великих зеленых и прекрасных Соединенных Штатов. Так уж устроен наш мир.
Я молчал. Он наклонил голову, выпустил облако дыма, посмотрел на свою трубку и продолжал:
– Но это не значит, что я верю в виновность Эдди Марза. В то, что он прихлопнул Расти Ригана или что у него был для этого повод. Просто я считаю, что он что-то знает обо всей этой истории и рано или позно проболтается. Конечно, с его стороны это было обыкновенное ребячество -прятать свою жену в Реалито, но ребячество, типичное для человека, который считает себя умнее других. Я принимал его у себя в бюро вчера вечером, после того как с ним разговаривал прокурор. Он во всем признался. Сказал, что Кэнино хороший телохранитель и поэтому он нанимал его время от времени. О его забавах не имел понятия и ничего не хотел знать. Гарри Джонса и Броуди он не знал, Гейгера хотя и знал, но ему ничего не было известно о том, чем тот занимался... Мне кажется, вы тоже все это уже слышали.
– Конечно.
– Должен признать, – продолжал Грегори, – что там, в Реалито, вы разыграли все как по нотам. И правильно делаете, что сейчас ничего не пытаетесь скрыть. Мы ведем картотеку неидентифицированных пуль. Однажды вы еще раз применили бы свой кольт и наверняка запутались бы.
– Действительно, ловко я это разыграл, – согласился я, иронически глядя на него.
Он выбил пепел из трубки и задумчиво посмотрел на нее.
– Что стало с женщиной? – спросил он, не поднимая глаз.
– Не знаю. Ее не задержали. Мы подписали три разных протокола: для Уайльда, для шерифа и для отдела убийств. Ее отпустили. Больше я ее не видел и не надеюсь увидеть.
– Говорят, это была хорошая девчонка, одна из тех, кто не хочет участвовать в грязных делах. – Капитан Грегори вздохнул и взъерошил реденькие усики. – Хочу сказать вам еще кое-что. Вы тоже похожи на хорошего парня, но играете слишком остро. Если вы действительно хотите помочь семье Стернвудов, то оставьте их в покое.
– Мне кажется, вы правы, капитан.
– Как вы себя чувствуете?
– Замечательно, – ответил я бодрым голосом. – Большую часть ночи я простоял на коврах кабинетов на допросах. А перед этим промок до нитки и был избит до потери сознания. Я в превосходной форме.
– А чего вы, черт возьми, ожидали?
– Ничего другого.
Я встал, улыбнулся ему и направился к двери. Взявшись за ручку, я услышал, как он откашлялся и сухо сказал:
– Вы считаете, что я не слишком стараюсь, да? Вам все еще кажется, что вы сможете отыскать Ригана?
Я повернулся и посмотрел ему прямо в глаза.
– Нет, я не думаю, что могу отыскать Ригана. И даже не буду пытаться. Это вас устраивает?
Он медленно кивнул, потом пожал плечами.
– Честно говоря, не знаю, какого черта я все это сказал. Успехов, Марлоу. Моя дверь всегда открыта для вас.
– Благодарю, капитан.
Я вышел на улицу, сел в машину и поехал домой, в «Хобарт Армз». Там я сбросил плащ, растянулся на кровати и уставился в потолок, прислушиваясь к звукам уличного движения и наблюдая за солнечными лучами, медленно ползущими по потолку. Все мои попытки заснуть ни к чему не привели. Тогда я встал и сделал себе коктейль, хотя время для этого было неподходящее. Потом снова лег, однако заснуть не мог. В голове у меня стучало. Я сел на кровати, набил трубку и громко сказал сам себе:
– Этот старый хитрец что-то знает.
Дым казался мне горьким, как обман. Я положил трубку и снова растянулся на кровати. Мысленно продираясь сквозь нагромождения воспоминаний – я снова и снова делал одно и то же, посещал одни и те же места, встречался с одними и теми же людьми, говорил им одни и те же слова, все снова и снова, и каждый раз это было настолько реально, как будто только что произошло, как будто происходило сейчас.
Я ехал с «Серебряной головушкой», ведя машину по автостраде с большой скоростью. «Серебряная головушка», забившись в угол, молчала до самого Лос-Анджелеса, так что мы казались чужими друг другу людьми. Я позвонил из открытого всю ночь бара Берни Ольсу и сообщил ему, что убил в Реалито человека и что сейчас еду домой к прокурору Уайльду вместе с женой Эдди Марза, которая видела, как я это сделал. Тихими, вымытыми дождем улицами я доехал до большого дома Уайльда, окна которого уже светились: Ольс успел позвонить прокурору, предупредив, что я еду. Потом я сидел в кабинете напротив закутанного в цветастый халат прокурора, с сосредоточенным жестким выражением лица подносившего сигару к искривленным горькой улыбкой губам. Там был Ольс и еще какой-то худощавый человек с бесстрастным лицом, выглядевший и выражавшийся скорее как профессор, чем как полицейский. Я рассказал, что произошло, а они молча слушали, вместе с «Серебряной головушкой», сидевшей в полутени, со скрещенными на коленях руками и не глядевшей ни на кого из нас. Потом было много телефонных звонков, а потом приехало двое парней из отдела убийств, которые смотрели на меня так, будто я был опасным зверем, сбежавшим из бродячего цирка.
