Оказавшись у себя в закутке, я первым делом включил компьютер и проверил ящик. Ответа не было. Я позвонил Химото, и мне удалось коротко с ним переговорить. Он сказал, что говорил с Дагом и Даг признался, что во вторник вечером, около половины десятого, приходил к Поле, Но по его словам, он провел в квартире не больше десяти минут.
— Почему же он раньше не сказал вам об этом?
— По его словам, он думал, что это не важно, — ответил Химото.
— Не смешите меня. Он явно что-то скрывает.
Химото сказал мне, что собирается проработать еще какие-то варианты и что в конце дня обязательно со мной свяжется.
Я подтвердил свою готовность встретиться с Джимом Тернером, передав для него через секретаря соответствующее сообщение. В десять я был на внутреннем совещании, где шла речь о наших текущих проектах и решалось, как будет распределен персонал. Я докладывал о своих проектах с Джимом Тернером и Доном Чейни. Пока я говорил, мои мысли были далеко, я неотвязно думал о Поле, и доклад получился рваным и бессвязным. Я заметил, что Стив Фергюсон усмехнулся и что-то прошептал на ухо Джону Хеннесси. Закончив доклад, я гневно уставился на Стива. Он ответил вызывающим взглядом. Несколько секунд никто не хотел уступать, потом я отвел глаза.
Когда совещание закончилось, я вернулся за свою перегородку и проверил почту.
ЧТО ЕЩЕ ЗА ДАГ?
ТВОЕ ВРАНЬЕ ДОСТАЛО.
В ДВЕНАДЦАТЬ ДНЯ В ТЕХАС-АРИЗОНА,
НА РИВЕР-СТРИТ В ХОБОКЕНЕ.
БОЛЬШЕ НИКАКИХ ИГР.
На Сорок седьмой я сел на линию «Д» и сделал пересадку на Тридцать четвертой. Без чего-то двенадцать я был у маленького ресторанчика «Техас-Аризона», прямо через улицу от станции Хобокен.
Когда я вошел в бар, ко мне из зала подошла официантка. Она спросила, сколько нас. Я сказал:
— Двое, наверное.
— Наверное?
— Да, столик на двоих.
Во всем ресторане было всего человек десять, не считая меня. Я огляделся. Никого из этих людей я не знал, и на мое появление, как мне показалось, никто не отреагировал.
Официантка провела меня к столику у окна, и я сел лицом к входной двери. Она спросила, что принести выпить, пока я жду. Я попросил чай со льдом.
В ресторане играла музыка. Я пил маленькими глотками чай со льдом и смотрел в окно на людей, которые входили и выходили из здания вокзала, проходили мимо ресторана. Я решил, что последнее сообщение все-таки прислал Даг. Я представил, как он пересекает улицу, как потом сидит напротив меня и признается, что убил Полу. Потом я представил, как вскакиваю со стула и через стол втыкаю вилку ему в лицо.
Я промокнул лоб салфеткой.
В четверть первого я начал сомневаться, придет ли он. Я решил подождать еще десять минут.
Я посмотрел в другую сторону и увидел в дверях здоровенного качка в джинсах и майке. Он стоял скрестив на груди руки и был похож на вышибалу, но до сих пор я его не замечал.
Тут в ресторан вошел подросток лет шестнадцати, и я чуть не поперхнулся чаем. Должно быть, я спал и видел кошмарный сон, а может, у меня начались галлюцинации.
Подросток остановился в паре метров от моего столика и уставился на меня. Сейчас у меня уже не было сомнений, что у меня нервный срыв и он вызвал глюки. Прямо передо мной стоял Майкл Рудник лет шестнадцати.
Видимо, мое состояние доставляло ему удовольствие, поскольку он не говорил ни слова. Он просто стоял и смотрел на меня без всякого выражения. Его сходство с малолетним Рудником, возможно, не было стопроцентным: подбородок тяжелее, губы тоньше, — но они все равно были потрясающе похожи. Та же высокая, расплывшаяся фигура, те же прыщи, те же темные, немигающие глаза, когда-то приводившие меня в ужас. Даже одежда на нем была та же, какую в юности носил Рудник, — джинсы и просторный, мешковатый свитер. Но больше всего в их сходстве поражала темная бровь, сплошной линией пересекавшая лоб наподобие отвратительной жирной гусеницы.
Наконец, не отрывая взгляда, он сел на стул против меня. Хотелось протянуть руку и попробовать проткнуть его, чтобы убедиться, что он не соткан из воздуха, но я не двинулся с места.
— Что, узнаешь меня? — сказал он.
Невероятно. Даже голос его звучал так же, как у юного Рудника.
— Конечно узнаю. Ты — точная копия…
— Моего отца.
По крайней мере, ясно, что я не схожу с ума. Наверное, тогда, в полицейском участке, это тоже был он.
Подошла официантка и спросила у Рудника-младшего, что он будет пить.
— Ничего, спасибо, — ответил он, не сводя с меня глаз. — Вряд ли я здесь надолго.
Официантка спросила меня, буду ли я заказывать что-нибудь из еды, и я покачал головой. Она ушла.
— И чего тебе от меня нужно? — задал я вопрос.
— Сам знаешь что.
— Нет. Правда, не знаю.
— Мне нужно признание.
— Какое еще признание?
— Не строй из себя дурака.
— Если ты не скажешь мне, что…
— Я знаю, что это ты убил моего отца.
— Я его не убивал.
— Врешь!
— Я не убивал твоего отца. Я не знаю, с чего ты это взял.
На какую-то долю секунды я совершенно ясно увидел перед глазами автостоянку, как я, наклонившись над Майклом Рудником, бью его ножом в пах.
— Это точно был ты, — сказал Рудник-младший. — Или ты сейчас идешь и обо всем рассказываешь копам, или… или будет хуже.
— Как — хуже? — спросил я, думая, что он говорит о Поле.
— Когда будет хуже, сам узнаешь как.
— Говорю тебе, ты ошибаешься, — повторил я.
— Я знаю, что это сделал ты, — сказал он. — Иначе ты бы не пришел.
— Я пришел узнать, кто не дает мне спокойно жить.
— Я знаю, что произошло в тот день у отца в кабинете.
— Ничего не произошло.
— Ты напал на него.
— Произошло недоразумение.
— Там были свидетели, не надо врать, сволочь!
Официантка и сидевшие за другими столиками повернули головы. Качок подошел к нам.
— Все нормально? — спросил он Рудника-младшего.
— Да, — ответил он. — Все нормально. Ты пока стой там, я сейчас.
Амбал смерил меня уничтожающим взглядом, потом отошел на свое место возле дверей.
— Твой друг? — спросил я.
— Мой телохранитель.
— Телохранитель? А зачем тебе…
— Обеспечивает мне защиту.
— Защиту от кого?
— А как ты думаешь? Ты убил моего отца. Может, ты и меня попытаешься убить!
— Это просто смешно. Ведь твой отец сказал полиции, что на автостоянке на него напал подросток. Я что, похож на подростка?
— Подростки нашли его на парковке. Он мог не понимать, что происходит.
— Но меня уже дважды допрашивала полиция. Ты что, считаешь, что, если бы у них был повод, меня бы уже не арестовали?
— Так все-таки, как насчет того дня, когда ты напал на него в офисе? Ты это тоже будешь отрицать?
— Я действительно был у него в тот день, и между нами произошла ссора, но я на него не нападал.
— Там были люди. Они тебя видели.
— Послушай, я не хочу об этом говорить, потому что не хочу тебя расстраивать.
— А, так ты теперь будешь меня защищать?
— Да, в каком-то смысле.
— Я точно знаю, что между вами было.
Я помолчал. Потом спросил:
— Откуда ты знаешь?
Теперь он смотрел в сторону. Я понял, что попал в точку, но пока было не совсем ясно, что к чему.
— Просто знаю — и все.
— Откуда? Тебе рассказал следователь? Тебе рассказала мать? Если да, то это всего лишь слово твоего отца против моего. Откуда ты знаешь, что я не вру и не выдумываю?
— Мы сейчас говорим не об этом, — сказал Рудник-младший, по-прежнему избегая смотреть мне в глаза.
— Брось, скажи мне. Тебе отец рассказывал обо мне?
— Нет.
— Тогда откуда ты знаешь, что я не вру? Если бы ты сомневался, то не стал бы затевать всю эту историю с мэйлами. Откуда такая уверенность?
— Да пошел ты, — сказал Рудник-младший.
— Тот мальчик и я не были единственными, да? Твой отец и с тобой играл в пинг-понг? Говорил «ты у меня сейчас получишь»?
— Заглохни!
— Вот почему ты убежден, что это я, да? Потому что ты сам хотел его убить.
— Заткнись, сволочь!
Телохранитель снова пошел по направлению к нашему столику. Рудник-младший, чье лицо неожиданно приняло малиновый оттенок, махнул ему рукой, велев оставаться у двери.
— Предупреждаю, — сказал он. — Это твой последний шанс. Иди и прямо сейчас звони копам, или пожалеешь — очень пожалеешь.
Я взглянул на часы — минутная стрелка перешла за половину первого.
— Слушай, мне нужно возвращаться в город, — сказал я Руднику-младшему. — По-моему, тебе надо поговорить с врачом. Твой отец надругался над тобой, когда ты был ребенком, и ты, видимо, до сих пор не оправился от потрясения. У моей жены есть прекрасный врач — доктор Кармади, имя я забыл. Тебе нужно к нему.
— Гребаный псих, — сказал Рудник-младший и встал. — Чтоб ты сдох.
