И вот я очень медленно проехал мимо него. Именно движение привлекает взгляд, но, если двигаться на такой малой скорости, вряд ли кто-либо что заметит. Мы благополучно миновали останки грузовика «Мак» с цепным приводом, аккуратно объехали все ямы на дороге и вот оказались на опушке, откуда открывался вид на владения Гарриса.
Когда я снова остановился, Вельда спросила:
– Что теперь не так?
– А ты ничего странного не замечаешь?
– Намекни.
– Сланщик.
– Но он же не знал, что мы приедем.
– Помнишь, на кухне у него была плита, топящаяся дровами. Дыма не видно.
– Значит, он не готовит, только и всего.
– Но разве огонь разводят только тогда, когда надо поесть?
– И если поленья горят, должен быть дым, верно?
Я покачал головой.
– Необязательно. Если дрова сухие, дыма нет, но над трубой заметно дрожание воздуха.
Вельда тихо спросила:
– Послушай, Майк, откуда нью-йоркским ребятам знать такие тонкости?
– Нью-йоркские ребята служили в армии, и очень часто – на территориях, занятых врагом.
Мы просидели в машине минут пять, затем я тронул рукоятку переключателя скоростей и надавил на педаль газа. Ничего особенного не произошло. Мы подъехали к дому Сланщика и остановились. Снова ничего... Единственным в округе звуком был свист ветра в кронах деревьев. С запада доносились отдаленные раскаты грома.
Я вышел из машины, Вельда последовала за мной по пятам. Не самый лучший способ подбираться к месту, в безопасности которого ты не уверен. Мне казалось, что оно населено привидениями, но, очевидно, то было продиктовано лишь воспоминаниями о том, что некогда здесь творилось и какими делами тут занимались. И лес, и камни, и все вокруг, казалось, так и излучают тревогу.
Дверь была заперта на засов, огонь в плите не горел. В доме ни души. Ни грязных тарелок в раковине, ни мусора в бачке. И все, похоже, на месте. И еще здесь витало ощущение полной заброшенности, одиночества и пустоты, чего раньше не чувствовалось.
Вельда тоже ощутила это. И после паузы заметила:
– Рано или поздно он должен был перебраться в город, Майк. Такой человек, как он, не оставил бы огонь горящим и комнату неубранной.
– Путь ему предстоял неблизкий, малышка.
– Но он наверняка знал, как добраться до города. И потом, Сланщик вовсе не был по природе своей отшельником.
Я кивнул в знак согласия.
– Думаю, ты права. Но осторожность в любом случае не помешает. Идем посмотрим, что там в пещере.
– А что ты собираешься там искать?
– Если скажу, ты просто с ума сойдешь.
На столе Сланщик оставил свой тяжелый старомодный фонарь. Я взял его, а Вельде дал другой, из машины. Она взвесила его в руке, точно то была клюшка для гольфа. И, удовлетворенная, улыбнулась. И вот мы с ней двинулись через поле.
Найти вход на этот раз оказалось проще. Прежде чем переступить грань, отделяющую свет от тьмы, Вельда в нерешительности замерла, и я заметил:
– Никаких летучих мышей. Или ты забыла?
Она глубоко вздохнула и последовала за мной. Лучи фонарей метались по стенам, но, похоже, ничего тут не изменилось с того, первого, посещения. Мы шли вдоль стены, перешагивая через мусор на полу, отбрасывая ногами какие-то предметы, которые со звяканьем отлетали в стороны, и старались не наступить на осколок стекла от бутылки из-под виски, что наверняка распивали тут работяги, с которыми расплачивались за труд не только деньгами, но и натурой.
Пройдя три четверти пути, мы оказались у того самого места, ради которого я и предпринял эту поездку. У груды обрушившихся некогда с потолка камней, в самой дальней от входа части пещеры. Я посветил фонариком вверх и увидел трещины в камне; затем посветил вниз, на гору камней. Все было покрыто толстым слоем грязи и пыли. Опустившись на корточки, я набрал пригоршню земли и медленно выпустил ее сквозь пальцы.
Странно, подумал я. Пыль вовсе не походила на пыль. Она была сыпучей, точно песок на пляже.
Вельда посветила мне фонариком в лицо.
Увидев, что луч на миг ослепил меня, она направила его вниз и спросила:
– Чего ты ищешь, Майк?
Я уже собрался было ответить, как вдруг прозвучал чей-то другой голос. Мужской...
– Да, Майк, скажи нам, чего ты там ищешь, а?
А вслед за этим послышался тихий металлический щелчок, и я понял: он взводит курок.
Вельда негромко ахнула и затаила дыхание.
Голос, исходивший откуда-то сзади, из тьмы, принадлежал вовсе не Сланщику. Молодой, жесткий, напряженный, он походил на голос самой смерти, и сразу становилось ясно: в любой момент в нем может прорваться убийственная ярость, и тогда его владельца не остановит ничто.
Я ответил:
– О, ты как раз вовремя, Уго.
Тон, которым были произнесены эти слова, немного умерил его пыл. Кроме того, Уго Понти не отличался большой сообразительностью.
– А ты чего, ждал меня, что ли, Хаммер?
– Но ведь у тебя тоже были цифры, верно?
– Ясное дело, были. Я ж не тупица какой. Тот парнишка, он навел меня на них.
А вот это следовало бы предвидеть...
– И ты убил его, Уго?
– Да надо было бы. Как прихлопнул его старикана. Но сотни баксов оказалось достаточно, чтоб заткнуть ему пасть. К тому же мне вовсе не хотелось, чтоб из-за такой мрази за мной гонялись легавые.
– Они все равно гоняются за тобой, Уго. Особенно сейчас.
– С чего ты взял?
– Да с того, что твой отец мертв, вот с чего. Ты убил собственного родного отца!
В голосе его не звучало и тени сожаления. Напротив, он, похоже, гордился этим своим деянием.
– Мой старик раскис, как гнилая груша, и окончательно съехал с катушек. Эти усатые доны корлеоне пытались жить, как раньше. А как раньше теперь не проходит, нет. Эти ублюдки хапали все подряд, даже то, что должно было по праву перейти нам. Вот и получили по заслугам.
Ноги у меня начали затекать. Но я боялся пошевелиться. Нет, надо заставить его говорить дальше.
– И вот теперь ты в большой пустой пещере, верно, Уго?
– Да. Но не один. У меня есть ты и твоя баба. И вы знаете, где спрятано мое добро.
– Но ты же сам его не нашел, верно? Так с чего взял, что именно я знаю, как к нему подобраться?
– Не вешай мне лапшу, Хаммер. Твой дружок Дули все тебе сказал. Это и ослу понятно. Он тебе сказал, и потому ты здесь.
Луч от фонарика Вельды по-прежнему светил в пол. Оба мы с ней были освещены фонарями, Уго же находился в полной тьме. И в любой момент мог уложить нас на месте. По звуку взводимого курка сложно было определить, что у него за оружие – мелкокалиберный револьвер, дробовик или же автомат. И если последнее, он уложит нас тут же, с первой же очереди.
Не произнося ни слова, я начал медленно приподниматься. Фонарь остался на полу... Надо срочно что-то придумать, должен же быть какой-то выход.
Уго сказал:
– Вот так, Майк. Правильно. Тихо, спокойно... Еще раз спрашиваю, что ты здесь искал, а?!
О, если б Вельда могла читать мои мысли! Надо действовать очень быстро и одновременно, только тогда можно спастись. Иначе мы погибли. Но я никак не мог придумать способа дать ей знать. А потому ей предстояло догадаться, подключить свое чутье и женскую интуицию. И воспользоваться тем непостижимым и необъяснимым пониманием, что порой возникает между напарниками, проработавшими вместе долго и в полном согласии.
И я ответил:
– Да ничего я не ищу, Уго. Я уже нашел.
И в ту же секунду выключил фонарик. И она, моя умница, сделала то же самое. И оба мы распластались на куче камней и земли как раз в тот момент, когда Уго вслепую выстрелил четыре раза подряд туда, где мы только что находились. И, конечно, не сразу сообразил, что промахнулся. Я же к тому времени уже успел выхватить «кольт» из кобуры, снял его с предохранителя, взвел курок и нацелился в то место, где видел вспышки от выстрелов. И спустил курок. Оглушительный грохот, который произвел при этом мой добрый старый друг 45-го калибра, эхом раскатился по пещере. Пуля, выпущенная из него, угодила в какой-то звякнувший предмет, но, похоже, никого не убила. И когда я вновь схватил фонарь и посветил им, луч вырвал из тьмы фигуру Уго Понти, нового дона, наследника трона и владений дона Лоренцо Понти. Наследник был занят тем, что шарил в грязи в поисках своего дробовика, который мой «кольт» превратил в бесполезный хлам. И когда он наконец увидел это, то испустил дикий вопль и заслонился дробовиком, словно то был щит. Я снова спустил курок, и пуля попала в металлическую казенную часть, осколки которой вонзились ему в подбородок. Уго рухнул на землю с вытаращенными от боли и ужаса глазами и судорожно хватал ртом воздух, не в силах даже кричать.
Я подошел к этому ублюдку и осветил его фонарем. Из порезанного подбородка текла кровь, тело несколько раз дернулось. Затем глаза его обрели более осмысленное выражение. Он не знал, что последует дальше, но ненависть, сочившаяся из этих глаз, была сравнима разве что с ядом змеи, от укуса которой нет спасения. Потом они остановились на пистолете, который я держал в руке. И когда я начал приподнимать его, Уго ощерил зубы, сжираемый безумным и безнадежным желанием уничтожить меня, стереть с лица земли тем или иным путем. И в то же время он понимал, что, раз я заставил его смотреть прямо в огромное темное дуло «кольта» 45-го калибра, это будет последнее, что он увидит в жизни.
