— Телевизор в нашем номере привинчен к стене или его можно будет выкатить оттуда?
Она натянуто улыбнулась, но ответа я так и не дождался.
Номер оказался на девятом этаже, окнами на Бойлстон-стрит. Неплохой открывался вид. Прямо под нами ничего особенного не было: магазин «24 часа», пышечная «Данкин Донатс», но дальше тянулись кварталы домов, сложенных из коричневого кирпича, причем на крышах некоторых из них зеленели маленькие садики, а за ними был виден неспокойный Чарльз, отражающий бледно-серое небо.
На горизонте медленно поднималось солнце. Я смертельно устал, но, перед тем как завалиться спать, мне просто необходимо было принять душ. Жаль, что Энджи оказалась расторопнее. Я уселся в кресло перед телевизором и стал щелкать пультом, переходя с канала на канал. В утренних новостях комментировали вчерашние кровавые события на Южном вокзале. Широкоплечий ведущий с выстриженной по-модному сосульчатой челкой, пылал праведным гневом, прямо-таки трясся от негодования. Насилие захлестнуло город, бандиты сводят счеты друг с другом прямо у наших дверей, и нам надо что-то делать, не важно, что и как.
Так всегда и бывает. Когда бандиты сводят счеты друг с другом прямо у наших дверей, то насилие становится проблемой. Когда же десятилетиями стреляют у нас на заднем дворе, выстрелов никто не слышит.
Я выключил телевизор. Тут появилась Энджи, и я пошел в ванную.
Когда я кончил мыться, она уже спала. Энджи лежала на животе, положив одну руку на трубку телефона, а другой сжимая край полотенца, прикрывавшего лишь часть ее тела. На обнаженной спине блестели капельки воды, худенькие лопатки подымались и опускались в такт ровному дыханию. Я вытерся и подошел к кровати. Я выдернул из-под Энджи покрывало и достал простыню. Она не проснулась, лишь что-то проворчала сквозь сон и поджала левую ногу. Я накинул на нее простыню и выключил свет.
Я лежал поверх простыни в нескольких футах от нее и молился об одном: чтобы она не перевернулась во сне. Если это случится и ее тело коснется моего, то, боюсь, тела наши сольются. И я, скорее всего, не стану этому противиться.
Поскольку на данный момент это была главная проблема, я переместился на самый край кровати, отвернулся к стене и стал ждать, когда меня сморит сон.
* * *
Незадолго до пробуждения мне привиделся мальчик с фотографии. Герой нес его по какому-то сырому коридору, и от обоих шел пар, как будто они только что вышли из душа. С потолка монотонно капала вода. Я узнал мальчика и окликнул его. Я узнал его в этом сыром коридоре, хотя видел только ноги: отец нес его под мышкой, а он отбрыкивался. В руках отца мальчик выглядел совсем маленьким, а оттого, что он был совершенно голым, казался еще меньше. Я беспрестанно звал его, и в конце концов отец обернулся; из-под пожарной каски на меня смотрел Стерлинг Малкерн. Голосом Дэвина он сказал: «Если ты унаследовал хотя бы половину его мужества, то сумеешь отбиться…» Мальчик тоже обернулся, выглянув из-за локтя моего отца. На лице его было выражение скуки и полного отсутствия интереса к происходящему, хотя он и продолжал молотить по воздуху ногами. Глаза его были пустые, как у куклы и я, поняв, что уже ничто не сможет потрясти или напугать его, упал.
Меня разбудила Энджи. Она стояла рядом со мной на коленях и обнимала за плечи.
— Все нормально, все нормально, — ласково шептала она.
Я слегка ошалел от вида ее голых ног. Придя в себя, я спросил:
— Что «нормально»?
— Все нормально, это был только сон, — ответила она.
В номере было темно, но сквозь тяжелые шторы пробивался свет.
— Который час? — спросил я.
Она встала и, неодетая, прикрываясь лишь полотенцем, подошла к окну.
— Восемь, — ответила она, раздвигая шторы. — Вечера. А на дворе Четвертое июля.
На темном полотне неба пылали яркие цвета. Белые, красные, синие, а кое-где даже оранжевые и желтые. Грянул гром, стены нашего номера затряслись, а в небе взорвалась звезда, рассыпавшаяся голубыми и белыми огнями. Сквозь это буйство красок промчался красный метеор и, взорвавшись, разбросал вокруг себя маленькие звездочки, окропив кровавыми капельками голубое и белое. Огненное неистовство достигло апогея, затем разноцветные звезды разом взорвались и, догорая, посыпались на землю, шипя, как угольки затухающего костра. Энджи распахнула окно, и сводный городской оркестр грянул Пятую симфонию Бетховена — где он играл, было не видно, но гремел он так, что казалось, будто на каждом доме установлен громкоговоритель.
— Стало быть, проспали мы двенадцать часов, — констатировал я.
Она кивнула:
— Вся эта стрельба да допросы еще и не до такого доведут.
— Вот и я так думаю.
Она присела на краешек кровати.
— Мальчик мой, Юз, если жизнь — сплошной кошмар, тебе и снятся кошмары.
Я потер лицо.
— Извини, что разбудил тебя.
— Ничего страшного. Рано или поздно, но пришлось бы вставать. Кстати, у нас есть какой-нибудь план?
— Нам нужно найти Полсона и Сосию.
— Это задача, а не план.
— Нам потребуются наши пистолеты.
— Однозначно.
— Забрать их, скорее всего, будет трудновато, поскольку на каждом углу стоят люди Сосии.
— Но мы-то народ смекалистый, что-нибудь да и придумаем.
Придумали мы ехать в наш район. Взяли такси и назвали водителю квартал, находящийся в полумиле за собором. По дороге я смотрел по сторонам — не прячется ли кто в тени, но никого не заметил, что, впрочем, ровным счетом ничего не значит: на то она и тень, чтобы прячущихся в ней не замечали. Несколько мальчишек — лет десяти-двенадцати, не старше — затеяли ракетный обстрел проезжающих машин, бросая петарды прямо на середину проспекта. Машина, следовавшая за нами, получила прямое попадание — петарда угодила ей прямо в ветровое стекло. Хозяин резко затормозил, пулей вылетел из машины и бросился ловить малолетних партизан. Но не успел он добежать и до тротуара, как тех и след простыл. Сигая через заборы с ловкостью, которой позавидовали бы чемпионы мира по барьерному бегу, они ушли в свои джунгли — задние дворы многоэтажек.
Мы расплатились с таксистом и пошли на задний двор муниципальной школы с гуманитарным уклоном — «программной» школы, как мы ее звали в детстве: туда принимали лишь детей из семей, живущих в муниципальных домах, построенных по программе жилищного развития. На заднем дворе школы у пожарной лестницы толпились ребятишки постарше из соседних домов. Было их человек двадцать. Они распивали пиво, пустив по кругу несколько банок, и слушали музыку. Транзистор гремел, пугая случайных прохожих, ненароком наткнувшихся на это сборище. Завидев нас, они прибавили громкости. Группа Дж. Гилса «Уэммер-Джеммер». Мне она нравится. Они уже поняли, что мы не полицейские и громкой музыки не боимся, и лихорадочно думали, как еще можно наказать нас за то, что мы имели глупость забрести в их разбойничий вертеп.
Когда же мы оказались в пятне света от уличного фонаря, нас узнали, что их несколько смутило — как-то неловко пугать людей, которые знакомы с твоими родителями. Я тоже узнал их вожака, Колина. Сын Бобби Шефтона, парень симпатичный, хотя и ирландец на все сто процентов — высокий, ладно скроенный, с тонкими чертами лица и рыжеватыми, коротко остриженными волосами. На нем была легкая бело-зеленая куртка и шорты.
— Здрасьте, мистер Кензи, — сказал он.
Энджи они лишь кивнули. Никому не захотелось поближе познакомиться с молодой очаровательной женщиной — ревность ее мужа стала притчей во языцех.
— Колин, а как отнесутся твои ребята к тому, чтобы еще до закрытия магазина заработать пятьдесят баксов? — сказал я.
Его глаза радостно заблестели, но тут он спохватился, что крутым положено скрывать свои чувства.
— А вы нас угостите?
— О чем речь!
На обсуждение предложения ушло секунды полторы.
— Мы согласны. Чего надо делать?
— Возможно, вам придется столкнуться с вооруженной шушерой, — предупредил я его.
Колин пожал плечами:
— Сейчас с пушками ходят не только одни чернозадые, — и в доказательство извлек из-под куртки пистолет. Двое других последовали его примеру. — Пару месяцев назад ниггеры попытались захватить спортплощадку на Райане, так что нам пришлось пополнить арсенал.
Я мысленно вернулся в детство: мы так же собирались у этой пожарной лестницы и решали такие же проблемы. Но это было старое доброе время металлических прутьев и бейсбольных бит. Редко когда в ход шла опасная бритва. Но ставки растут, и, похоже, все к такому обороту готовы.
План мой заключался в следующем: они окружат нас плотной толпой, и мы под их прикрытием войдем в собор. В шляпах, в темноте мы, возможно, сойдем за подростков, и к моменту, когда люди Сосии вычислят нас, мы уже будем в соборе и при оружии. Никуда этот план не годился. И я понял, что упустил из виду самое простое решение, и все потому, что я расист. Если у черной шпаны есть оружие, то стоит задуматься — почему его не должно быть у белой?
