Он поколебался еще мгновение, затем шагнул в бассейн, ковыляя своей кривой походкой вниз по белым ступеням, ведущим под воду.
— А теперь продолжай, — сказал я, — прямо на середину.
Флойд Хэнсон уже добрался до конца бассейна и, задержавшись на несколько секунд тоже осторожно спустился в воду.
— Продолжай идти, пока не окажешься в ней по подбородок, — сказал я ему, — тогда можешь остановиться. Мы не хотим, чтобы ты утонул.
Каннинг направился в мою сторону, пока вода не достигла уровня его груди, потом проплыл остаток пути до центра бассейна брассом, где он остановился и подпрыгнул вверх и вниз, двигая руками и ногами. Хэнсон тоже пошёл вброд, остановившись, когда вода покрыла его плечи.
— Давай, Флойд — сказал я. — Как я сказал, до подбородка, — он сделал ещё один мучительный шаг. Даже на таком расстоянии я видел панику в его глазах. Но, по крайней мере, он не утверждал, что служил во флоте.
— Вот так, — сказал я. — Теперь стой.
То, как его бестелесная голова плыла по воде, выглядело жутковато. Я подумал об Иоанне Крестителе.
В жизни бывают моменты, которые, как вы знаете, вы никогда не забудете, и, которые потом будете вспоминать с яркими, чёткими, галлюцинаторными подробностями.
— Хорошо, — сказал я. — Теперь я выйду за дверь и подожду некоторое время — вы не знаете, сколько именно, — и, если за это время я услышу, что кто-то из вас вылезает из бассейна, то вернусь и пристрелю того, кто это будет. Вам понятно? — Я направил пистолет на Каннинга. — Ты понял, старина?
— Думаешь, тебе это сойдет с рук? — спросил он. — Куда бы ты ни убежал, я тебя выслежу.
— Какое-то время вы не будете охотиться, мистер Каннинг, — сказал я. — Только не тогда, когда вы сидите в тюрьме в полосатом костюме и сами расстилаете себе постель на ночь.
— К чёрту тебя, Марлоу, — сказал он.
Он уже тяжело дышал, пытаясь удержаться на воде. Если ему придется задержаться там подольше, он может утонуть. Но, на самом деле, мне было всё равно.
Конечно, оказавшись за дверью, я не стал задерживаться. Во всяком случае, Каннинг, вероятно, не поверил, что я это сделаю. Я решил не рисковать, выходя через парадную дверь — там могла быть кнопка, которую секретарша могла нажать, чтобы вызвать целую стаю головорезов, — поэтому я стал искать боковой выход. Я сразу же нашёл один, и притом знакомый. Я открыл пару дверей и поспешно прошёл через пару комнат, потом свернул в коридор, который показался мне знакомым, толкнул ещё одну дверь — наугад, как мне показалось, — и оказался в гостиной с ситцевыми креслами и высоким камином, куда в тот раз Хэнсон привёл меня после прогулки, и где Бартлетт в роли почтенного слуги подавал нам чай. Я пересёк эту комнату, открыл застеклённую дверь и, спотыкаясь, вышел на солнечный свет к нежному аромату апельсиновых деревьев.
«Шрайнеры» всё ещё шатались по территории. Половина из них была пьяна, а другая половина стремительно к этому приближалась. Их фески теперь сидели криво, а голоса звучали более хрипло. В состоянии наркотического опьянения мне на минуту показалось, что я ворвался в сцену из «Али-Бабы и сорока разбойников». Я пошёл по дорожке рядом со свисающей бугенвиллеей во всём её преувеличенном великолепии.
У меня было смутное представление о том, как добраться до места, где я оставил свою машину, и я направился в этом направлении, когда на повороте тропинки дорогу мне преградил рыжеволосый краснолицый парень в слегка потрепанной феске, который был скроен в масштабе семейного холодильника. На нём была лимонно-зелёная рубашка и фиолетовые шорты, а в большой розовой лапе он сжимал высокий стакан для коктейля. Он посмотрел на меня с широкой, счастливой улыбкой, затем нахмурился с притворным неодобрением и указал на мою голову.
— Твой голова обнажена, брат, — сказал он. — Так нельзя. Где твоя феска?
— Её украла обезьяна и убежала с ней в лес, — сказал я.
Это заставило толстяка от души рассмеяться, и его живот затрясся под ослепительно яркой зеленой рубашкой. Тут я понял, что всё ещё держу в руках «вайраух», и теперь он его заметил.
— Смотри-ка! — сказал он. — Ну разве у тебя не шикарное оружие? Где ты его взял?
— Их раздают в клубе, — сказал я. — Управляющий растратил их деньги, и сейчас формируется отряд, который будет его преследовать. Поспеши, и ты сможешь присоединиться.
Он посмотрел на меня с открытым ртом, а затем хитрая усмешка расплылась по его лицу, которое было цвета рождественской ветчины и с такой же точно текстурой. Он лукаво погрозил мне пальцем.
— Ты дразнишь меня, брат, — сказал он. — Разве не так? Я знаю, что так.
— Ты прав, — сказал я и взвесил пистолет в руке. — Эта штука — всего лишь копия. Здешний большой вождь, человек по фамилии Каннинг, коллекционирует их — то есть модели. Вы должны попросить его показать вам его оружейную комнату. Это что-то!
Толстяк откинул голову и, прищурившись, посмотрел на меня.
— Ну, — сказал он широко, — это можно. А где его найти?
— Он в бассейне, — сказал я.
— Где он?
— В бассейне. Остывает. Иди туда, — я ткнул большим пальцем через плечо, — и найдёшь его. Он тебе обрадуется.
— Что ж, спасибо, брат. Это очень мило с твоей стороны.
И он радостно заковылял в сторону клуба.
Когда он завернул за поворот и скрылся из виду, я огляделся — немного диковато, как мне показалось. Я подумал, что делать с пистолетом. Мой мозг всё ещё работал не так хорошо, учитывая все надругательства, которым он подвергся за последние несколько дней и часов. Я находился у высокой стены, увешанной тяжелыми гобеленами с изображением официального цветка Сан-Клементе, и просто выбросил оружие. Я услышал, как оно ударилась о стену и с тихим стуком упало в грязь у её основания. Потом людям Берни Олса понадобится почти два дня, чтобы его найти.
Конечно же, солнце вовсю светило на мою машину, и внутри было жарко, как в паровой печи. Мне было всё равно — руль мог обжечь мои ладони до костей, и я почти ничего не почувствую. Я поехал в сторону главных ворот. На одном из поворотов у меня вдруг закружилась голова, и машина чуть не врезалась в дерево. От верёвок мои руки всё ещё болели. Привратник Марвин бросил на меня подозрительный взгляд и скорчил горгулью рожу, но убрал шлагбаум без проблем. Я остановился у первой попавшейся телефонной будки и позвонил Берни. С моим голосом всё было ещё не так хорошо, и сначала он не мог ничего разобрать из того, что я говорю. Но потом смог.
То, что последовало за этим, было довольно пессимистичным, или так мне показалось, учитывая все красочные и захватывающие события, которые этому предшествовали. Берни и его соратники совершили налёт на клуб «Кауилья» и обнаружили Бартлетта всё ещё там, у бассейна, без сознания от потери крови. Они с трудом пробрались сквозь толпу пьяных «шрайнеров», бродивших по территории. Флойда Хэнсона они схватили в его квартире на берегу океана в Бэй-Сити. Он как раз собирал вещи. Берни сказал, что если бы Хэнсон не попытался забрать с собой столько вещей, у него как раз хватило бы времени, чтобы скрыться.
— Господи, видел бы ты его дом, — сказал Берни. — Большие фотографии мускулистых мужиков в рамках на стенах и пурпурные шёлковые халаты в шкафах. — Он слабо взмахнул рукой и тихо присвистнул: — У-у-у!
Конечно, я захотел узнать о Каннинге. Почему я не удивился, узнав, что ему, в отличие от Хэнсона, удалось скрыться? Тем же вечером Берни отправил парней к дому Каннинга в Хэнкок-парке, но птичка уже упорхнула. Прислуга не смогла сказать, куда он отправился; всё, что они знали, это то, что он приехал домой в большой спешке, его одежда выглядела так, как будто он попал во внезапное наводнение, он приказал собрать чемодан и вызвал машину, чтобы тут же его отвезли в аэропорт. Офис шерифа принялся прочёсывать списки пассажиров на вылетающих рейсах, а люди Берни отправились в аэропорт показывать фотографию Каннинга сотрудникам авиакомпаний. Одной из регистраторш показалось, что она его узнала, но имя, которое он назвал, было не Каннинг. Как он себя назвал, она не помнила. Рейс, на который он сел, был до Торонто, а оттуда в Лондон, Англия, но она не знала, что было указано у него в билете. Берни позвонил в офис и сказал своим людям, чтобы они сосредоточились на пассажирской декларации на ночной рейс «Эйр Канада» в Торонто и посмотрим, что они там обнаружат.