— Так в чем же дело?
— Там, где мы жили раньше, на Риверсайд Драйв, его уже нет, так же как нет его имени в телефонном или адресном справочниках.
— Попробуйте связаться с его адвокатом, — посоветовал я.
Лицо ее просветлело.
— А кто он?
— Раньше это был парень по имени Мак… и как-то там еще… Постойте… Маколэй, да-да, Герберт Маколэй. Он жил в районе Сингер-Билдинг.
— Дайте мне монетку, — попросила девушка и направилась к телефону. Вернулась она, довольно улыбаясь.
— Я нашла его. Он живет прямо за углом, на Пятой авеню.
— Ваш отец?
— Нет, адвокат. Он говорит, что отца сейчас нет в городе. Я хочу к нему заглянуть. — Она подняла свой стакан. — За семейные встречи. Послушайте, а почему бы вам…
В этот момент на меня прыгнула Аста, толкнув в живот передними лапами. Нора, держа в руках другой конец поводка, сказала:
— Она прекрасно провела время: перевернула столик с игрушками в магазине «Лорд и Тэйлор», у «Сакса» до смерти напугала какую-то толстушку, лизнув ее ногу, и была удостоена ласки трех полицейских.
Я представил женщин друг другу и продолжил:
— Дороти, отец был одно время моим клиентом, а она тогда была всего вот такого роста. Неплохой парень, но со сдвигом.
— Я была им просто очарована, — сказала Дороти, имея в виду меня, — представляете — настоящий живой детектив! Я постоянно таскалась за ним и заставляла, рассказывать о его приключениях. Он плел невероятные небылицы, а я верила каждому его слову.
— Ты выглядишь усталой, Нора, — сказал я.
— Да, я устала. Давайте присядем.
Дороти Уайнант сказала, что ей нужно вернуться за свой столик. Она пожала руку Норе:
— Вы обязательно должны заглянуть к нам, мы живем в гостинице Кортлэнд, а маму теперь зовут миссис Йоргенсен.
— Спасибо, с удовольствием, а вы, в свою очередь, должны как-нибудь зайти к нам, мы остановились в гостинице «Нормандия» и пробудем в Нью-Йорке еще недельку-другую.
Дороти погладила собаку по голове и ушла. Мы нашли свободный столик. Нора сказала:
— Она мила.
— Наверное, если такие как она в твоем вкусе.
— А какие в твоем вкусе? — усмехнулась она.
— Только такие как ты, дорогая — долговязые брюнетки с волевым подбородком.
— А как насчет той рыжей, с которой ты вчера улизнул от Куиннов?
— Ну, это глупо, — сказал я. — Она просто хотела показать мне французские гравюры.
На следующий день мне позвонил Герберт Маколэй:
— Привет. Я и не знал, что ты опять в городе; мне сказала об этом Дороти Уайнант. Как насчет обеда?
— А который час?
— Половина двенадцатого. Я что, тебя разбудил?
— Да, — сказал я, — но это не страшно. Может, заглянешь ко мне, и пообедаем здесь? У меня похмелье, и что-то не особенно тянет куда-то выбираться… Отлично. Тогда, скажем, в час.
Я выпил рюмочку с Норой, собиравшейся в парикмахерскую мыть волосы, затем еще одну после душа и, когда вновь зазвонил телефон, чувствовал себя лучше.
Незнакомый женский голос спросил:
— Мистер Маколэй у вас?
— Пока нет.
— Простите за беспокойство, но не могли бы вы передать, чтобы он, как только доберется до вас позвонил в контору? Это очень важно.
Я пообещал, что передам.
Через десять минут пришел Маколэй. Он представлял собою высокого, кудрявого, розовощекого, довольно приятного мужчину примерно моего возраста (сорок один год), хотя и выглядел моложе. Считалось, что адвокат он весьма неплохой. Я несколько раз работал на него, когда Жил в Нью-Йорке, и мы всегда прекрасно ладили. Мы пожали руки, похлопали друг друга по плечу, он спросил, как мне жилось в этом мире, я ответил «отлично», спросил о том же его, он ответил «отлично», и я сказал что ему нужно позвонить в контору.
Когда он отошел от телефона, лицо его было озабоченным.
— Уайнант опять в городе, — сказал он, — и хочет, чтобы я с ним встретился.
Я обернулся, держа в руках только что наполненные стаканы.
— Ну что ж, обед может…
— Пусть лучше он сам подождет, — сказал Маколэй и взял у меня один из стаканов.
— Он все такой же ненормальный?
— Дело совсем не шуточное, — серьезно сказал Маколэй. — Ты слышал, что в двадцать девятом его почти год продержали в лечебнице?
— Нет.
Он кивнул, сел, поставил стакан на столик подле себя и слегка наклонился вперед.
— Чарльз, что затевает Мими?
— Мими? Ах да, его жена, его бывшая жена. Не знаю. А что, она непременно должна что-то затевать?
— Это вполне в ее духе, — сухо сказал он и добавил с расстановкой: — И я полагал, что ты будешь в курсе.
Мне все стало ясно. Я сказал:
— Послушай, Мак, я не занимался детективной работой шесть лет, с тысяча девятьсот двадцать седьмого года.
Он пристально смотрел на меня.
— Клянусь тебе, — заверил я его. — Через год после моей женитьбы отец жены умер и оставил ей в наследство лесопилку, узкоколейную железную дорогу и еще кое-что, вот я и ушел из агентства, чтобы за всем этим присматривать. В любом случае я не стал бы работать на Мими Уайнант или Йоргенсен, или как там ее зовут — она никогда не любила меня, а я никогда не любил ее.
— О, я и не думал, что ты… — Неопределенно помахав рукой в воздухе, Маколэй замолчал и взял свой стакан. Отпив из него, он сказал:
— Мне просто любопытно. Представь себе: три дня назад, во вторник, мне звонит Мими и пытается разыскать Уайнанта; вчера звонит Дороти, говорит, что это ты сказал ей позвонить, а затем приходит ко мне сама; к тому же я думал, что ты до сих пор занимаешься сыском, вот мне и стало любопытно — с чего бы это все вдруг?
— А они тебе не сказали?
— Само собой, сказали — им просто хотелось вспомнить старые добрые времена. Что-то здесь кроется.
— Вы, юристы, подозрительные ребята, — сказал я. — Может, им только этого и хотелось — этого, да денег. А с чего весь сыр-бор? Он что, скрывается?
Маколэй пожал плечами.
— Я знаю не больше твоего. Не видел его с октября. — Он опять отпил из стакана. — Как долго ты будешь в городе?
— Уеду после Нового года, — сказал я и направился к телефону, чтобы попросить у администрации меню.
В тот вечер мы с Норой пошли на премьеру «Медового месяца» в Малом театре, а потом на вечеринку к каким-то людям по имени не то Фримэн, не то Филдинг, не то как-то еще. Когда она разбудила меня на следующее утро, чувствовал я себя довольно скверно. Она дала мне газету и чашку кофе и сказала:
— Прочти вот это.
Я терпеливо прочел два-три абзаца, отложил газету и отхлебнул кофе.
— Очень забавно, конечно, — сказал я, — но в данную минуту я охотно променял бы все напечатанные интервью мэра О'Брайэна и очерк об индийском кинематографе в придачу, на глоток вис…
— Да не то, дурачок. — Она ткнула пальцем в газету: — Вот это.
СЕКРЕТАРША ИЗОБРЕТАТЕЛЯ УБИТА В СВОЕЙ КВАРТИРЕ
ОБНАРУЖЕНО ИЗРЕШЕЧЕННОЕ ПУЛЯМИ ТЕЛО ДЖУЛИИ ВУЛФ; ПОЛИЦИЯ РАЗЫСКИВАЕТ ЕЕ РАБОТОДАТЕЛЯ КЛАЙДА УАЙНАНТА
«Вчера ранним вечером изрешеченное пулями тело Джулии Вулф, тридцатидвухлетней секретарши известного изобретателя Клайда Уайнанта, было найдено в квартире покойной по адресу: Пятьдесят четвертая улица, 411. Тело обнаружила миссис Кристиан Йоргенсен, бывшая жена изобретателя, которая пришла в указанную квартиру с Целью узнать нынешний адрес разведенного с нею мужа. Миссис Йоргенсен, вернувшаяся в понедельник из Европы, где она провела последние шесть лет, сообщила полиции, что, позвонив у двери покойной, она услышала слабый стон, о чем известила мальчика-лифтера Мервина Холли, который вызвал домоуправляющего Уолтера Мини. Когда они вошли в квартиру, мисс Вулф лежала в спальне, на полу, раненая в грудь четырьмя пулями тридцать второго калибра. Не приходя в сознание, она скончалась до прибытия полиции и медицинской помощи.
Герберт Маколэй, адвокат Уайнанта, сообщил полиции, что не видел изобретателя с октября месяца. По его словам, накануне Уайнант позвонил ему по телефону и назначил встречу, на которую, однако, не явился; в то же время адвокат заявил, что не имеет никаких сведений о местонахождении своего клиента. В течение последних восьми лет, отметил Маколэй, мисс Вулф работала на изобретателя. Адвокат сказал, что не имеет информации о личной жизни и семье покойной и не в состоянии пролить свет на загадку ее убийства.
Пулевые ранения не могли быть нанесены самой жертвой, сообщил нам…».
Дальше следовало стандартное полицейское заявление для печати.
— Думаешь, ее убил он? — спросила Нора, когда я вновь отложил газету.
