— Конечно, нет. Куда честнее было бы умереть и дать тебе возможность заработать двенадцать миллионов.
— Столько бы я все равно не получила. Освободив определенное количество квартир, я могла бы продать здания тем, кто специализируется на их превращении в кооперативные совладения. Если бы мне это удалось, то доход составил бы около миллиона за каждый дом.
— Значит, тебе перепало бы около четырех миллионов?
— Возможно, одно из зданий все-таки оставлю за собой. Еще не решила. В любом случае получу кучу денег.
— Меня тоже впечатляет эта сумма.
— В действительности она не так велика. Прошло время, когда миллионеров считали богатыми людьми. Сейчас, когда миллион можно выиграть в лотерею, он весит меньше, чем раньше. Но на пару миллионов я могла бы прекрасно прожить.
— Просто позор, что у тебя это дельце не выгорит.
— Почему же? — Она взяла мою руку, и я ощутил что ее переполняет жизненная энергия. — Мэтт, ведь больше убийств не будет. С ними давно покончено.
— Меньше двух месяцев назад в этом доме умер жилец...
— В этом доме? Мэтт, но это был Карл Уайт! Побойся Бога, он умер от рака!
— Вилла, он тоже был напичкан хлоралом.
Ее плечи опустились.
— Он умирал от рака. Еще месяц или два, и он умер бы сам. Страшно страдал. — Она смотрела на меня. — Ты можешь думать обо мне, Мэтт, все что хочешь. Ты волен считать, что я — живое воплощение Лукреции Борджиа, но тебе все же не удастся представить смерть Карла Уайта убийством из корыстных побуждений. Единственное, что я выгадала, — потеря квартплаты, которую он внес бы за остававшиеся месяцы жизни.
— Так зачем же ты его убила?
— Ты можешь, как тебе вздумается, толковать мои поступки, но это действительно был акт милосердия.
— Ну, а что скажешь об Эдди Данфи? Тоже акт милосердия?
— О Боже! — сказала она. — Только о нем я и сожалею. Остальные должны были бы сами покончить с собой, если бы у них мозгов хватило. Нет, с Эдди все обстояло иначе. Это был акт самозащиты.
— Ты боялась, что он заговорит?
— Я знала, что он заговорит. Он чуть ли не протанцевал сюда и радостно заявил, что все расскажет. Бедный дурачок сдвинулся на идеях анонимных алкоголиков, его речь напоминала бред религиозного фанатика, которому на стенке кухни вдруг привиделся Иисус Христос!.. Он говорил, что ему предстоит с кем-то встретиться, и тогда он выложит тому парню все. Эдди утверждал, что мне, мол, нечего беспокоиться: моего имени он не назовет. «Я убил человека в своем доме, чтобы домовладелец мог заполучить его квартиру. Но я не скажу вам, кто попросил меня сделать это» — вот что он собирался рассказать тебе. Он также уверял, что его собеседник никому ничего не передаст.
— Он говорил правду: я бы никому не выдал его тайну.
— Ты посмотрел бы сквозь пальцы на многократные убийства?
Я кивнул.
— Конечно, я бы нарушил закон, но это со мной случалось и раньше. И не впервые я посмотрел бы сквозь пальцы на убийство. Бог не поручал мне тратить все силы на восстановление справедливости. Но хоть я и не священник, что бы Эдди мне ни рассказал, я хранил бы это в секрете, словно тайну исповеди. Во всяком случае, сделал бы все возможное, чтобы сдержать слово, раз обещал ему.
— А мой секрет ты сохранишь?..
Она теснее прижалась ко мне, ее пальцы охватили и сжали мои запястья, а затем поднялись к предплечьям.
— Мэтт, — сказала она, — когда ты появился здесь впервые, я пригласила тебя войти, надеясь выпытать, что ты знаешь об Эдди. Для этого мне было совсем не обязательно тащить тебя в кровать. Я легла с тобой в постель, потому что мне этого захотелось.
Я промолчал.
— Я не могла и подумать, что влюблюсь в тебя, — продолжала она. — Но это произошло против моей воли. Чувствую себя дурой, потому что знаю: ты извратишь и это признание, но такова правда. Не уверена, что ты любишь меня. Мне кажется, в какой-то момент ты был на грани, потому сейчас так зол на себя. Но с первой встречи между нами возникло что-то настоящее и сильное, и я все еще это ощущаю. Думаю, ты тоже. Разве нет?
— Сам не пойму, что сейчас чувствую.
— Мне кажется, все-таки понимаешь. Ты благотворно на меня влияешь: ты уже добился, что я завариваю хороший кофе. Мэтт, почему бы тебе не дать нам шанс?
— Каким образом?
— Попробуй забыть все, что мы сегодня вечером сказали друг другу. Мэтт, ты только что признался: не для того ты живешь, чтобы восстанавливать справедливость. Если бы Эдди доверился тебе, ты сохранил бы его рассказ в тайне. Почему ты не можешь так же поступить со мной?
— Не знаю.
— Сделай это для нас обоих...
Она наклонилась чуть ниже, я уловил запах виски в ее дыхании и вспомнил вкус ее губ. Она произнесла:
— Мэтт, я больше никого не убью. Клянусь тебе: с этим покончено навсегда. К тому же разве есть доказательства, что я вообще кого-то убила? Ну, нашли у нескольких стариков в крови следы самого обычного лекарства. Что дальше? Никто не докажет, что я дала его им. Никто не сможет подтвердить, что я хранила хлоралгидрат в своей аптечке.
— Я переписал надпись с этикетки. У меня есть номер рецепта, день его выдачи, имя врача, известна выдавшая лекарство аптека...
— Врач скажет тебе, что я страдала от бессонницы. И купила хлоралгидрат для себя. Мэтт, у тебя нет прямых улик. А я — уважаемая дама, у меня есть собственность, я могу нанять хороших адвокатов. Располагая только косвенными уликами, разве ты сможешь убедительно обосновать выдвинутые против меня обвинения?
— Хороший вопрос!
— Зачем же нам терзать себя? Зачем обрекать себя на судебные передряги? — Она коснулась ладонью моей щеки. — Мэтт, любимый, мы оба на взводе. Какое-то сплошное безумие! Совершенно сумасшедший день! Почему бы нам не расслабиться? Прямо сейчас. Почему бы не сбросить одежду, не лечь рядом и не попытаться забыть об этой истории? Что скажешь?..
— Вилла, как ты его убила?
— Поверь, он ничего не почувствовал. Я постучала к нему и сказала, что нам надо поговорить. Мы поболтали о том о сем, затем я налила ему чашку чая и добавила в нее капли. Через некоторое время спустилась к себе. Когда снова заглянула к Эдди, он спал, как ягненок.
— И что же ты сделала?
— Ты верно все представил, как настоящий сыщик.
— Как же все-таки тебе удалось это провернуть?
— Он спал почти нагишом. На нем не было ничего, кроме майки. Я привязала к трубе бельевую веревку, усадила его и набросила петлю на шею. Он так и не проснулся. Мне оставалось только слегка подтянуть веревку, и он удавился под тяжестью собственного тела. Вот и все.
— Ну, а госпожа Грод?
— Все происходило, как ты сказал. Мне удалось подлить ей хлорал, а потом открыть ставни. Но я ее не убивала. Это сделал Эдди. Он же обставил дело так, будто госпожа Грод сопротивлялась. Затем он запер дверь изнутри и спустился по пожарной лестнице... Мэтт, все, кого я убила, уже устали от жизни. Я их только подтолкнула туда, куда они направлялись сами.
— Милосердный ангел смерти!
— Мэтт?..
Я убрал ее руки, освободив плечи, и отступил назад. Ее глаза расширились, и было предельно ясно: она пытается определить, к какому решению я склоняюсь. Глубоко вздохнув, я снял пиджак и повесил на спинку стула.
— О мой любимый!.. — с облегчением сказала она.
Развязав галстук, бросил его туда же, расстегнул и вытянул рубашку из-под ремня брюк. Улыбнувшись, она приблизилась, чтобы меня обнять. Отстраняясь, я поднял руку.
— Мэтт...
Я поднял майку повыше, затем снял и ее. Теперь Вилла не могла не заметить провод. Обмотав вокруг пояса, я прикрепил его к телу клейкой лентой. Она увидела его сразу, но прошла еще минута, а может, две, пока она поняла, что это значит.
Ее плечи опустились, лицо осунулось. Чтобы не упасть, она ухватилась за край стола.
Пока она наливала виски, я успел быстро одеться.
Я сам привел ее в участок. Джо Деркин эффектно завершил расследование при помощи Беллами и Андреотти. В тюрьме Вилла пробыла недолго. Под залог домов она получила кредит и внесла приличную сумму в федеральную копилку, чтобы на свободе дожидаться начала судебного разбирательства.
Не думаю, впрочем, что дело Виллы когда-нибудь дойдет до суда. Газеты подняли вокруг этой истории шумиху, чему отнюдь не повредили ни ее радикальное политическое прошлое, ни привлекательная внешность. Суду еще предстоит установить, принять ли в качестве улики магнитофонную запись ее признания. Ее защитник, несомненно, предпримет все, что в его силах, чтобы добиться изъятия ленты. Других же улик наверняка будет недостаточно, чтобы обвинить Виллу в серии убийств. Уже сейчас многие готовы побиться об заклад, что адвокат предложит окружному прокурору Манхэттена сделку и тот согласится: Вилла признает себя виновной в обмен на сокращение срока. Вероятно, ей придется отсидеть всего один-два года. Многие, возможно, посчитают, что этого маловато, но ведь сами они в большинстве своем не сидели в тюрьме и не представляют, каково тем, кто оказался там.
