Тень раздражения прошла по его лицу, но он улыбнулся, хихикнув при этом:
– Расскажи правду, Кеннон. Эта скотина приходила к ней...
Я не произнес ни слова, продолжая наблюдать за выражением его лица.
– Точно, – продолжал он. – Ты мог бы влепить ему и побольше. Как ты оттащил его, Кеннон?
– О чем ты?
– Как все случилось? Газеты утверждали, что ты зашел в спальню, когда они занимались любовью с твоей женой. Это правда? Что за скотина! – Его глаза широко распахнулись. – Он действительно был в женской сорочке? Так ли...
Я перегнулся через стол, сгреб его за лацканы костюма обеими руками:
– Заткнись! – Лицо мое напряглось. Я был готов разорвать эту порочную куницу на мелкие кусочки.
К нему опять вернулись замашки полицейского:
– Послушай, Кеннон...
– Заткнись! – Я швырнул его, и он упал в кресло, кресло опрокинулось, и он упал на пол, заморгал, все грязные мыслишки отразились у него на лице, обнаруживая чувства маленького человечка, приобщившегося к большой работе. Он вскочил на колени и попытался открыть выдвижной ящик стола. Но он тотчас отдернул руку, когда я шагнул за стол и пинком задвинул ящик.
Он хотел завизжать, и тогда я пнул его. Лицо лейтенанта исказила гримаса ужаса. Я стоял над ним со сжатыми кулаками. И он позабыл обо всем и даже про пистолет в выдвижном ящике стола.
– Я ухожу, – сказал я.
– Ты, вонючая...
– Ты можешь послать за мной одного из твоих ребят, если, конечно, не боишься ходить по темным улицам ночью...
– После этого ты не уйдешь отсюда, – проскрипел он, – Ты не знаешь...
– Нападение и избиение, сопротивление при аресте... Что еще? Я продумываю нужные выражения, пока ты собираешься с духом.
– Ты угрожаешь мне, Кеннон?
Я стоял над ним, и выражение моих глаз сказало ему, что я не шучу.
– Да, лейтенант, я угрожаю тебе. Мое предложение: забудь обо всем. Даже о том, что я был здесь.
Он встал и хотел что-то сказать, когда дверь открылась. Здоровенный коп Джим посмотрел на лейтенанта и на меня.
– Все в порядке, сэр? – спросил он.
Геннисон замялся на секунду, его глаза встретились с моими.
– Да, – проговорил он. – Проклятое кресло упало. Он провел рукой по лысине и добавил: – Проводи мистера Кеннона к выходу. Он уходит.
Я сделал вид, что улыбаюсь. Следователь – лейтенант Геннисон придвинул кресло и сел, делая вид, что погрузился в донесения, разложенные на столе.
Джим закрыл дверь. И я спросил его:
– Вы действительно получили жалобу?
– Конечно. Неужели ты думаешь, что у нас нет занятий получше, чем возиться с такой обезьяной, как ты?
Ничего не ответив, я прошел прямо к двери, спустился по ступенькам и оказался на улице.
Сумерки затянули горизонт, а затем их место заняла ночь, вспрыгнувшая на небо, словно черная пантера. Звезды назойливо прижали свои белые носы к черному оконному стеклу темноты, а луна сияла, словно старческая лысина.
Неоновые вывески пронзали темноту мертвенно-красными и зелеными, оранжевыми, голубыми огнями, наряжая весну в ее вечернее платье. В воздухе еще веял теплый ветерок, и я слышал, как из «Росинки» доносится тенор саксофона, выделывавший что-то сумасшедшее с мелодией «Как высоко до луны».
Было десять часов.
Я быстро шел по кварталу, как идет молодая девушка, спешащая на встречу с возлюбленным. Стук моих каблуков по асфальту эхом отражался от стоящих в темноте зданий вдоль улицы. Я свернул налево на Бурк-авеню и поднялся к надземке, шагая по лестнице через две ступеньки, подошел к разменной кассе.
– Во сколько приходит следующий поезд в город? – спросил я служителя.
Он взглянул на часы:
– В десять часов девять минут.
– Спасибо, – сказал я, собрал свою сдачу и прошел через турникет. Часы на стене показывали десять часов шесть минут.
Я поднялся по ступенькам на ту сторону, где останавливался поезд в Даунтаун. Через несколько минут ожидания на платформе я увидел даунтаунский экспресс. Двери плавно отворились, и я вошел в вагон, озираясь, чтобы сразу же найти кондуктора... Я нашел его в одном из средних вагонов читающим утреннюю газету. Я сел напротив него, он искоса взглянул на меня и вернулся к своему чтению.
– Скажите, вы только один кондуктор на этом поезде? – спросил я.
Он удивленно посмотрел на меня:
– Да, а в чем дело?
– И давно вы в ночных сменах?
– С прошлого месяца, а что такое?
Поезд подошел к станции Аллертон-авеню, и он нажал на кнопку, которая открывает двери. Ожидая, пока пассажиры выйдут и войдут, он стоял в проходе между вагонами, а затем вернулся на свое место.
– В чем дело? – сразу же спросил он.
Я выудил фотографию из кармана пиджака.
– Знаете эту девушку?
Он с любопытством посмотрел на фотографию, а затем на меня так, словно я был психом.
– Не могу сказать, что видел.
– Посмотрите внимательнее, – попросил я. – Чертовски внимательно. Она садилась на Бурк-авеню два или три раза в неделю. Всегда на этот поезд. Посмотрите же на это чертово фото.
Он некоторое время внимательно разглядывал фотографию, а тем временем поезд подошел к следующей станции. Он все еще не промолвил ни слова, когда мы прибыли на Пелхам-парквей, и он опять нажал на свою кнопку. Мы снова тронулись, а он продолжал изучать фотографию.
– Мы доедем до Гранд-централ, пока вы соберетесь с мыслями.
– Мои мысли всегда при мне. Я никогда прежде ее не видел. – Он промолчал. – Зачем вам это надо?
– Посмотрите на нее еще раз, – приставал я к нему, чуть не хватая за горло. – Она была счастливой девочкой. Всегда улыбалась. Черт возьми, мистер, вспомните.
– Тут нечего вспоминать. Я никогда не видел ее прежде.
Я хлопнул фотографией по своей ладони:
– Боже, кто еще работает на этом поезде?
– Только я и водитель, это все.
– А где сидит водитель? В первом вагоне?
– Послушайте, нельзя отвлекать его этим...
– Откройте вашу дверь, мистер. Здесь, на Бронкс Парк Ист.
Он попытался сказать что-то, когда заметил, что поезд уже подошел к станции. Я оставил его стоять меж двух вагонов и побежал к голове поезда. Хватаясь за соломинку, я был почти вне себя, но хоть кто-то должен вспомнить ее. Поезд уже трогался, когда я добрался до маленькой кабинки водителя и открыл дверь.
Он был маленьким человечком в очках и он чуть не вывалился из окна, когда я сунул ему под нос фотографию.
– Знаете эту девушку?
– Что?
– Посмотрите на фотографию. Знаете вы эту девушку? Вы когда-нибудь прежде видели, как она садится в поезд?
– Эй, – заметил он, – вам не разрешается быть здесь.
– Заткнись и посмотри на фото.
Он быстро взглянул и тут же перевел взгляд на дорогу:
– Нет, я не знаю ее.
– Вы никогда...
– Я слежу за дорогой, – сказал он ворчливо, – а не за тем, кто входит и выходит.
Не дослушав его монолога, я закрыл дверь и опять двинулся в конец поезда. Мне кажется, я был готов колотить старикашку-кондуктора о металлический пол башкой, пока он не вспомнит Бетти. Когда я подошел к нему, он закричал:
– Убирайся из этого поезда. Убирайся или на следующей станции я позову на помощь.
Я понял, надежды на то, что он когда-нибудь вспомнит – нет, и когда поезд подошел к остановке, вышел, сопровождаемый выкриками кондуктора. Я прошел под платформой и вышел на ту сторону, что вела в Аптаун, и там стал дожидаться поезда, идущего обратно на Бурк-авеню.
На стоянке такси оказались сразу три машины. Каждому из трех водителей я показал фотографию Бетти. Никто не узнал ее.
Это походило на игру в «Кольцо, кольцо, выйди на крыльцо», – и я словно пытался схватить дешевое латунное колечко и постоянно ошибался. Оставался еще один человек, которого я хотел видеть опять. Она дала мне почти все, что я знал о Бетти Ричарде, и я решил, что смогу получить еще что-нибудь, если постараюсь.
По моим расчетам, она должна сейчас работать в «Росинке», и я был счастлив, войдя, увидеть ее за стойкой. Музыкальный автомат извергал рок-н-ролл, помещение было плотно набито подростками, девушками и ребятами. Я подошел к Донне и предложил:
– Потанцуем.
Она посмотрела на меня и одарила улыбкой:
– Ты так и не побрился, не так ли?
– Нет, так и не побрился.
Улыбка стала шире:
– У тебя найдется минутка?
– Сколько угодно.
– У меня как раз сейчас время перекура. Подожди меня снаружи, хорошо?
Она подошла к владельцу кафе, парню с усиками. Он, казалось, не был счастлив оттого, что она оставляет его одного с танцующими подростками. Сквозь витринное стекло я видел, как он скорчил кислую мину. А затем, как и большинство хозяев, позволил ей идти, куда она захочет. Донна закурила сигарету, как только вышла из двери и позвала: «Эй!»
– Я рада, что ты пришел, Курт, – сказала она. – Эти ребятишки уже сидят у меня в печенках.
В темноте не было видно, как я заморгал глазами:
– Я пришел к тебе, чтобы задать кучу вопросов, – пояснил я.
– Мне нет дела до того, зачем ты пришел. Ты здесь, и это все, что идет в счет.
