не видит, что мы строим ему глазки и прихорашиваемся, перед тем как пройти из кухни в гостиную.
– Ты выглядела так же, как сейчас?
Воспоминание явно не доставило ей радости.
– Я весила на пятнадцать килограммов больше и носила короткую стрижку.
Будь у меня фанфара, сейчас я взял бы ее и протрубил. Агарь сидела напротив меня. Она только что описала себя в прошлом, рассказала, где и при каких обстоятельствах мы встречались – и по этим косвенным признакам я все-таки ее узнал.
– Ты была рыжей.
– Ну наконец-то! А то я уже почти обиделась.
– Правильно, что ты перекрасилась. Рыжим идут темные волосы, потому что у них светлая кожа.
– Странно, что мужчина знает такое.
– Знать странные вещи – моя профессия.
Единственное в помещении окно находилось справа от нее, и мне казалось, что в стекло бьется, пытаясь прорваться внутрь, жара. Агарь смотрела на меня спокойно, затем чуть менее спокойно, а потом по ее правой щеке скатилась слезинка, подтверждая мою догадку, что косметикой она не пользуется.
– Что-то ты протекаешь.
– Прости.
– Ну что с тобой делать? Этот стул – фамильное наследство.
Шутка вышла немного тяжеловесной, но сработала. Не то чтобы она расплылась в улыбке, но, по крайней мере, снова овладела своими лицевыми мышцами.
– Видел бы ты меня полтора года назад. Тогда я была как ржавая лейка.
– Даже это не заставило бы меня изменить мнение.
– Ты не знаешь всех подробностей.
– Я вчера вечером навел справки. Это дело не для меня.
– Разве это не твоя работа?
Я ждал этого вопроса. Подавшись вперед, – чтобы ее уж наверняка затопило волной несокрушимой железной логики Ширмана, – я сказал:
– Это совсем не моя работа. Если бы ты хотела, чтобы я разыскал твоего бойфренда, или твою машину, или украденные у тебя серьги, я мог бы чем-нибудь тебе помочь. Но эта история – не моего масштаба. Легче всего заявить, что полиции на все наплевать, но я знаю этих людей. Им не наплевать, а выбор средств у них такой, что мне и не снилось. У них компьютеры и спутники, криминалистические лаборатории и специально обученные люди. Если они ничего не смогли сделать, я тем более не смогу. Прошло два года. Я даже не представляю себе, с чего начинать поиски твоей дочери, и не готов брать с тебя деньги за то, что не принесет результата.
Я откинулся назад. Капелька пота скатилась у меня по спине. За ней еще одна.
– Она жива, – сказала Агарь.
– А я и не говорил, что нет.
– Не говорил, но подразумевал.
– Я не знаю.
– Я видела ее по телевизору.
Обычно я мало кому позволяю застать меня врасплох. Но на этот раз я удивился. У меня тяжелая нижняя челюсть и нос сломан в двух местах, поэтому в минуты изумления я становлюсь похож на морскую черепаху. Не давая мне опомниться, она порывисто заговорила:
– Месяц назад в торговом центре Лода был пожар. Что-то там закоротило, или еще что. Людей эвакуировали через запасный выход, и это снимало местное телевидение. Оператор стоял рядом с полицейским ограждением, и зрители видели всех, кто выходил из здания. Она была там. Шла вместе с низеньким мужчиной в черной рубашке.
– Ты видела ее лицо?
Я бы предпочел, чтобы этот вопрос задал кто-то другой. Похожий на меня, сидящий в моем кресле, только полоумный. Настолько, что дал любопытству завести себя на территорию, от которой следовало держаться подальше.
– Не совсем. Только профиль. Но мне хватило.
– Ты на секунду увидела ее профиль, но уверена, что это она?
– Не на секунду. Я взяла на студии кассету и пересмотрела ее много-много раз. Я уверена: это она.
– Ты не видела ее два года.
– Это она.
– Ты рассказала полиции?
– «Да, госпожа, Гусман», «Мы проверим, госпожа Гусман», «Идите домой, госпожа Гусман», «Чокнутая госпожа Гусман снова явилась. Кто займется ею сегодня?». Да, я все рассказала полиции.
Сарказм на миг обезобразил ее черты, а затем они исказились горем, но она уже выплакала свою утреннюю порцию слез. Прежде чем я успел уйти в глухую оборону, она меня добила:
– Это моя дочь. Ты не веришь, что я узнаю ее с любого ракурса? В лицо, со спины, сверху, снизу. Как угодно. Делай что хочешь, но ответь мне на этот вопрос. Ты мне веришь?
Я ей верил.
В моей черепной коробке назревала драка. Ее заполонила толпа маленьких Джошей с транспарантами. Половина из них скандировала: «Пошли ее куда подальше!» – а вторая молча и напряженно следила за происходящим.
– Это будет дорого стоить.
– У меня есть деньги.
– Сто двадцать шекелей в час плюс непредвиденные расходы. Бонус, если я ее найду. И я не смогу заниматься исключительно этим делом.
– Что за непредвиденные расходы?
– Большинство спрашивает, что за бонус.
– И все же?
– Если мне понадобится нанять человека, чтобы понаблюдал за входами и выходами в торговом центре Лода, это обойдется в семьдесят пять шекелей за смену.
– Я сама могу это делать.
– Прекрасно, а я пока займусь твоими пациентами.
– Я весь последний месяц там болталась.
– Если похититель знает тебя в лицо, он просто исчезнет.
На ее лице мелькнул страх, что она все испортила. Смотреть на это равнодушно было невозможно. Но я и не подумал ее успокаивать. Вместо этого подтянул к себе свой желтый блокнот с плотно исписанной прошлым вечером первой страницей.
– Так. Теперь начнем с начала. Расскажи мне все, что помнишь со дня похищения, включая мелочи, которые кажутся тебе несущественными.
Она заговорила. Поскольку ничего нового я не услышал, то сосредоточился не столько на смысле ее рассказа, сколько на его форме. Если я не ошибаюсь, такие голоса, как у нее, называются контральто или что-то в этом роде. Так или иначе от его низких бархатных звуков мой позвоночный столб готов был превратиться в желе. Спустя двадцать минут энергичного чирканья в блокноте я не сдвинулся с исходной точки ни на йоту.
– А что ее отец?
– Я же тебе уже говорила, что воспитываю ее одна.
– Но он ведь существует? Он что, сбежал и не вернулся? Впал в депрессию и решил, что отцовство не для него?
– Нет, просто он…
Она искала подходящее слово на полу, в стыках керамической плитки, купленной мной на сезонной распродаже, которая последние пять лет без перерыва продолжается в тель-авивском порту.
– …он здесь ни при чем.
– Мне придется с ним побеседовать.
– Я предупрежу его, что ты с ним свяжешься.
3
Воскресенье, 5 августа 2001, день