Наташа больше не давала о себе знать. Я надеялся, что она меня все-таки бросила, но неопределенность меня нервировала. Зато я точно знал, что Ирина все еще со мной. Она звонила мне каждые три часа.
— У меня драма! — обычно начинала она. — На улице идет дождь! А я только что вымыла машину!
Или:
— Случилась беда! Я сломала ноготь! Что теперь делать?
Я обещал разобраться с дождем, машиной и ногтем и снова возвращался к бумагам.
О других своих настоящих неприятностях она ничего не рассказывала. Но я догадывался, что ничего хорошего у нее не происходит. Борясь с собой, она старалась не спрашивать, когда я приеду. Но ее голос каждый раз падал от надежды к разочарованию. Это меня убивало.
Поздно вечером, в среду, она впервые упомянула про дела.
— Ты не мог бы поговорить с Храповицким по поводу этих акций? — спросила она с какой-то несвойственной ей виноватой интонацией. — Если бы он согласился заплатить за них миллион или хотя бы тысяч восемьсот, то я бы продала их ему прямо на этой неделе.
В том, что Храповицкий не согласится, я был уверен, но расстраивать ее заранее не стал. В четверг с утра я, как обычно, заглянул к Храповицкому. Дождавшись, пока мы закончили с обсуждением текущих вопросов, я спросил как можно равнодушнее:
— Кстати, ты еще не передумал покупать у Ирины Хасановой акции?
Храповицкий просматривал лист с ценами, делая пометки. Услышав мой вопрос, он сразу подобрался. Он отодвинул в сторону лежавшие перед ним бумаги, затем поднялся, подошел к окну и, раздвинув жалюзи, бросил рассеянный взгляд на улицу.
— Я уже купил их, — сказал он ровным голосом, не поворачиваясь.
— Как купил? — опешил я. — У кого? Она же только вчера ночью мне звонила…
— Я не у нее купил, — так же проговорил Храповицкий. —Я приобрел их у Собакина. Знаешь такого? За двести пятьдесят тысяч долларов. Деньги ему перевели вчера.
Несколько минут я молчал, собираясь с мыслями, не в силах произнести ни слова.
— Как ты нашел его? — выдавил я наконец. Это был глупый вопрос, который сейчас уже не имел никакого значения, но ничего умнее не пришло мне в голову.
— Я его не искал. Он сам мне позвонил в приемную и попросил о встрече. Это было… — Храповицкий вернулся за стол и полистал свой еженедельник. — Да, в понедельник. Во вторник вечером мы с ним окончательно договорились. А вчера оформили сделку.
— Но это же не его акции! — воскликнул я, срываясь с места. — Они принадлежат Ирине!
Храповицкий посмотрел мне в глаза спокойным ясным взглядом.
— По документам они принадлежат Собакину, — ответил он твердо. Наши юристы тщательно изучили все бумаги и не нашли в них ничего такого, к чему можно было бы придраться.
— Она продала их ему фиктивно! — не унимался я. — Я был свидетелем этого разговора!
— А я не был, — холодно отозвался Храповицкий. — И незачем на меня кричать. Я всего лишь добросовестный покупатель, если выражаться юридическим языком. И всю сумму я заплатил официально с нашего расчетного счета. До копейки.
Последнюю фразу он подчеркнул. И тут меня осенило.
— Ты знал! — выкрикнул я, вплотную подходя к его столу и сверля его глазами. — Собакин признался тебе! Иначе ты заплатил бы ему основную часть наличными. Ты хотел себя обезопасить!
Храповицкий откинулся в кресле, но взгляда не отвел.
— Да, — сказал он просто. —Я всегда являлся сторонником безопасных сделок.
Он говорил как человек, совершенно уверенный в своей правоте. Я почувствовал, что еще секунда, и я не выдержу. Расколочу ему его стеклянные столы или, что хуже, заеду в челюсть. Я опустил глаза и, на всякий случай, отошел на безопасное расстояние.
— Как ты мог?! — тихо и не глядя на него, проговорил я. — Это же, как украсть!
— Выбирай выражения! — жестко отозвался Храповицкий. —У нас с тобой разные подходы к бизнесу. Поэтому каждый из нас работает на своем месте. — Одернув меня напоминанием о том, что я являюсь всего лишь его подчиненным, он несколько смягчился. — Мне предложили выгодную сделку, и я согласился. Подстраховав, тем самым, заодно и тебя. Потому что если твой план с Бомбилиным все-таки провалится, то Виктор, да и Вася накинутся на тебя и сожрут живьем. А теперь, когда у нас вожделенный контрольный пакет, выборы в Нижне-Уральске потеряли для нас остроту. Так что, полагаю, ты мог бы меня поблагодарить.
— Спасибо, — горько усмехнулся я.
— Не стоит, — ответил он, давая понять своим видом, что разговор на эту тему закончен.
— Почему ты мне ничего не сказал об этой сделке? — все-таки спросил я напоследок.
Он пожал плечами.
— Об этом просил Собакин. К тому же я сам видел, что у тебя с ней роман. А это был чисто деловой вопрос.
Я решился позвонить ей только к вечеру. Собравшись с духом, я набрал ее номер.
— Ты поговорил с Храповицким? — сразу спросила она.
— Да, — ответил я, стараясь не выдать себя голосом. — Не хочу рассказывать по телефону. Лучше приеду.
— Ты приедешь? — переспросила она с такой непосредственной детской радостью, что у меня защемило сердце. — Ну, наконец-то! Я сейчас у мамы. Найдешь? Выезжай, я тебя жду.
До Нижне-Уральска я плелся в два раза медленнее обычного, почему-то чувствуя себя так, как будто это я ее обокрал.
Дверь мне открыла ее мать. Сейчас я разглядел ее лучше, чем в ночь убийства Хасанова. Это была высокая, угловатая женщина лет пятидесяти, с темно-русыми волосами и красивым лицом, на котором лежала печать усталости и раздражения. Рядом крутился черноволосый мальчик, лет семи, с живыми черными глазами, беспокойный, как ртуть.
— Это твоя «БМВ»? — спросил он, прежде чем я успел поздороваться. — Неплохая тачка. Но папин «Мерседес» лучше!
— Эльдар! — укоризненно воскликнула его бабушка.— Разве так можно!
— А у тебя есть самолет? — продолжал он расспросы, не обращая на нее ни малейшего внимания. —А у папы есть! Значит, ты не такой богатый, как папа!
— Эльдар, замолчи! — повысила голос мать Ирины.
— Сама молчи! — посоветовал он ей. В его тоне сквозило привычное пренебрежение к ее воспитательским усилиям. Чувствовалось, что между ними бывают перебранки и посерьезней.
— Проходите, пожалуйста, — пригласила она. — Ирина сейчас выйдет.
Хотя она старалась держаться доброжелательно, ее взгляд оставался настороженным. Я понял, что Ирина рассказывала ей что-то обо мне. И от этого ощутил себя еще больше виноватым.
Она провела меня на небольшую кухню с белой плиткой на стенах и усадила за старый деревянный стол. Про себя я поразился тому, что обстановка в доме была совсем простой и неказистой, как будто все покупали наспех, случайно и подешевле. Гостиная, насколько я заметил, проходя, была оклеена пожелтевшими бумажными обоями, и даже мягкая мебель была не кожаной, а из какого-то темного велюра.
Она налила мне чаю в большую кружку, из тех, что обычно продаются в сувенирных лавках, и поставила передо мной мармелад в старомодной вазочке. Эльдар подбежал и, схватив пригоршню конфет, тут же отправил их в рот.
— Тебе нельзя столько сладкого! — ужаснулась бабушка.
— А я все равно буду! — радостно ответил он, жуя.
Наконец появилась Ирина, в черном закрытом вечернем платье с большими стразовыми пуговицами и на высоких каблуках. Блеск стразов и черный цвет делали ее холодной и неприступной, как манекенщицу на подиуме. Но ее серые глаза ярко сияли.
Я взглянул на фарфоровое лицо с тонкими скулами, гордую посадку головы на высокой шее, блестящую волну светлых волос и понял, что целых три дня я прожил зря. К красоте невозможно привыкнуть, она каждый раз поражает.
Она порывисто шагнула ко мне, но, увидев сына, спохватилась, смутилась, остановилась и чинно поздоровалась, протянув мне руку.
— Это ты для него так наряжалась? — проницательно осведомился Эльдар, окидывая ее критическим взглядом.
Она вспыхнула и покраснела.
— Я не наряжалась, — пробормотала она. —Я всегда так выгляжу.
— Рассказывай! — усмехнулся он. Вдруг в лице его что-то переменилось, и оно приняло сердитое выражение.
— Для папы ты не наряжалась, — проговорил он обиженно. — Вечно в халате ходила.
— Перестань болтать! — отрезала она, пряча неловкость за резкостью. — Иди делать уроки!
— Сама иди! — ответил мальчик, не двигаясь с места.
— Пойдем, — обратилась она ко мне нетерпеливо. — А то он так и не даст поговорить.
Я поднялся.
— Я не хочу, чтобы ты уходила! — захныкал Эльдар. — Мне скучно с бабушкой! Она глупая!
— Эльдар! — одновременно воскликнули Ирина и ее мать.
— Если ты опять ночевать не приедешь, я запру бабушку в подвале, а завтра не пойду в школу! — злорадно пообещал Эльдар.
— Я тебя накажу! — пригрозила Ирина, поспешно устремляясь к выходу и увлекая меня за собой.