Вне всякого сомнения, Тодд использовал свой электронный шантаж и на Фокскрофте, одним из средств такого шантажа могла стать его дочь Хезер. Видно, они держали его на крючке, а когда Хезер вернулась на родину, Тодд с компанией смекнули, что можно использовать в своих целях ее и, соответственно, Филипа.
Еще в Сан-Франциско Филип заметил, что уж больно легко ему все дается. После вторжения в Баррингтонский монастырь — никакого преследования; вылазка в лагерь «Зубчатая вершина» и бегство оттуда тоже сошли на удивление гладко: ну а побег с военной базы «Пик Штурман» вообще прошел как по нотам! Сара готова была поклясться, что преследователи вовсе не стремились их поймать, ну а Харки с пулеметом поставили для убедительности. В конце концов выходило все так, будто Филипа постоянно водили за нос, шаг за шагом завлекая все глубже и глубже в омут, накапливая всякие свидетельства против него. Кровь на стене в его мастерской, убийство Джанет Марголис сразу после визита к ней, украденный из «Зубчатой вершины» микроавтобус, вдобавок ее, Сарино соучастие — это она увезла Хезер в «Лисью тропу», потащила через всю страну женщину в бессознательном состоянии. Явное похищение. Нетрудно составить версию: пара опасных преступников с явным злонамерением, выглядит особенно зловеще, если их связать со взрывом активности «Бригады дьявола».
И все нити ведут к этому самому событию, которое должно свершиться сегодня. Все рассчитано до последней доли секунды у окна отеля «Вашингтон»; аккуратно проложен след, по которому они шли с Филипом, и он вел их к развязке, предопределенной Тоддом и его бандой. К убийству. Не президента, нет! Но, учитывая ситуацию в стране и интересы сообщества «Пробудись, Америка», найдена мишень не хуже, а то и ярче. Тодду и его компании президент нужен живым.
Не нужен им Билли Карстерс. Во всяком случае, живой. А мертвый Билли, павший от руки террориста из «Бригады дьявола», приобретает необыкновенную ценность. Он становится жертвой в борьбе за возрождение духа Америки, во имя Господа. До сей поры выжидавшие «дважды рожденные» поползут наружу из своих нор, станут землю рыть, чтоб им позволили превратиться в стражей закона и порядка под лозунгом: «Очистим Америку!» И тогда толпа с радостью будет приветствовать на улицах отряды «Десятого крестового», этих военизированных добровольцев. Если террористы взрывают железные дороги, линии телепередачи, если они насилуют и убивают, должен ведь кто-нибудь, в конце концов, следить за безопасностью граждан? А кто это сделает лучше, чем богобоязненные христиане, у которых по случаю оказалось при себе оружие и которые по случаю прошли военную подготовку! Это стихийное движение масс, а ему чинят препятствие всякие умники из Вашингтона! И стоит какому-нибудь конгрессмену слово вымолвить против, тотчас «свод Тодда» изыщет сведения, компрометирующие любого инакомыслящего. Подобное же всего за два года проделали Гитлер и его коричневорубашечники, почти не имея такой поддержки и средств. Можно не сомневаться, у Тодда уйдет на это времени много меньше.
Объехав вокруг холма, на котором высился мемориал Линкольна, Сара направилась по аллее через парк Рок-Крик, мимо Центра Кеннеди, к Виргиния-авеню. Отыскала глазами свободное место под сенью бесконечного извилистого фасада Уотергейта, оставила машину, сама направилась внутрь.
Первым долгом зашла в киоск в вестибюле, торговавший цветами, купила два десятка длинных роз, которые ей упаковали в специальную коробку. Зажав ее под мышкой, Сара пересекла вестибюль, подошла к лифтам. Больше двух месяцев она не заходила в апартаменты отца, но Хью, дежуривший сегодня охранник, узнал ее. Сара кивнула ему, вошла в лифт, нажала кнопку одиннадцатого этажа.
Снова входить к отцу было невыносимо тяжко. Горничная все еще раз в месяц наведывалась сюда убираться, но в комнатах стоял затхлый, отдающий плесенью запах. Запах смерти. Каждое кресло здесь, каждая картина на стене напоминали о трагедии.
Апартаменты были огромны, из одиннадцати комнат. Отец не раз подшучивал насчет их необъятности. Окна комнат, расположенные вдоль длинной стены, выходили на реку Потомак и остров Теодора Рузвельта. Левее едва просматривался скрытый за изгибом моста Центр Кеннеди.
Сара глубоко вздохнула. Для воспоминаний времени нет. Нет даже времени, чтоб заняться обработкой ран. Она выложила розы из коробки на маленький столик времен королевы Анны в гостиной, прошла по мягкому персидскому ковру к камину. На стене над ним, зловеще поблескивая металлом, висел дробовик «пэрди» стоимостью в три тысячи долларов, оружие, убившее отца.
На миг ей представилось, как он направляет дуло себе в рот… даже ощутила на языке горьковатый привкус смазки… Сара прогнала видение, встала на цыпочки, сняла дробовик со стены. Тяжелый. Отнесла к столику, положила в коробку из-под роз. Та пришлась точно по размеру, чуть-чуть длиннее. Оставив коробку с дробовиком на столе, Сара прошла в маленький отцовский кабинет, который находился сразу за столовой. Ящик с патронами оказался на прежнем месте, в столе. Взяв ящик, Сара вернулась в гостиную, проворно зарядила ружье, а пока закладывала четыре патрона в патронник, ей снова вспомнилось: «Лисья тропа», ей восемнадцать, вздумалось повоображать перед подружкой, студенткой Вассарского колледжа. Попросила отца, чтоб показал, как стрелять из ружья, и он обстоятельно ей все объяснил. Сара стреляла всего один раз, целясь в тумбу у причала, всего в метрах двадцати. Отдача была такая, что Сару чуть не сбило с ног. Повоображать не вышло, подружка хохотала до упаду, а на плече у Сары целую неделю красовался синяк.
Ружье заряжено. Сара опять вложила его в цветочную коробку, перевязала коробку лентой и вышла. Минуты через три она ехала в своем прокатном «линкольне» по Виргиния-авеню. Проскочила в туннель, вынырнула с противоположной стороны, свернула на И-стрит.
Потом, круто забрав вбок, объехала Роулинз-парк и покатила дальше по И-стрит в восточном направлении. Участок улицы за Белым домом, не доезжая до «Элипс», оказался перегорожен. Чертыхнувшись, Сара тут же крутанула руль на полный оборот и рванула по Семнадцатой улице мимо административных зданий. Снова выехала на восток, припустила по Пенсильвания-авеню, мимо Белого дома, высовываясь из окошка — не происходит ли чего?
Перед парадным портиком выстроились в ряд автомобили. Саре даже показалось, что мелькнула вспышка фотоаппарата. Черт! Отъезжают. Времени почти не осталось. Больше десятка черных лимузинов тронулись вереницей. Внимание Сары привлек белый открытый «кадиллак». Не исключено, это автомобиль Билли. Она резко затормозила, чуть не врезавшись в автобус, подала назад.
— Спокойно, девочка! — шепотом сказала она себе. — Не хватает еще, чтоб полицейский прицепился…
Вот и Пятнадцатая. Теперь Сара свернула на юг, поискала взглядом место стоянки. Увидев почти на самом углу водоразборный кран, не раздумывая завернула к нему, выскочила из машины, прихватив тяжелую коробку. Добежала до угла Пенсильвания-авеню, ворвалась в вестибюль гостиницы «Вашингтон» и тут замедлила шаг, стараясь скрыть свое возбуждение.
Осмотрелась, увидела телефон, подошла к кабинке, набрала ноль, попросила операторшу соединить ее с номером мистера Фримена. И секунды не прошло, как та ответила, что такой в отеле «Вашингтон» не проживает. Поблагодарив, Сара повесила трубку.
Что дальше? В догадках все выстраивалось складно, но может, она слишком увлеклась? В чем ошибка? Сара постояла с минуту, соображая, как теперь быть. Собралась с духом, решившись действовать по чистому наитию.
Она уверенным шагом подошла к регистрационной стойке и обратилась к дежурному:
— Будьте добры, в каком номере поселился мистер Керкленд? Мне надо передать ему цветы. Дежурный деланно улыбнулся.
— Простите, мадам, но нам запрещено говорить, где он находится. Почему бы вам не отдать цветы мне? Я скажу, ему передадут. Мистер Керкленд прибыл к нам не вполне здоровым, он вряд ли принимает гостей.
Значит, они поймали-таки Филипа! Сердце Сары бешено заколотилось.
— Не ваше дело, принимает он или нет, понятно? — рявкнула она как могла начальственно.
— Что ж, мадам, если вы настаиваете… — потеряв уверенность, проговорил дежурный. — Мистер Керкленд в четыреста двенадцатом номере.
Не теряя времени на благодарность, Сара тотчас же направилась к лифтам, сжимая под мышкой коробку из-под роз.
Дверь, соединявшая четыреста двенадцатый с четыреста четырнадцатым, отворилась, в номер Филипа вошла женщина в белом одеянии медсестры. Прикрыла дверь, повернулась лицом. Через полуприкрытое окно послышались, нарастая, топот марширующих ног и звуки оркестра.
— Здравствуй, Филип! — сказала медсестра.
Сперва он не понял, кто это, смутил белый халат. Но теперь…
— Хезер! — изумленно прошептал Филип.
