Неожиданно О'Дауда проснулся. Он посмотрел на меня, его лицо начало багроветь и он зарычал:
— Ублюдок! Клянусь богом...
Он двинулся ко мне, пробираясь через обломки стола. Я выстрелил в пол рядом с его ногами. Пуля рикошетом попала в живот фигуры полицейского. Пройдя насквозь, она упала на пол.
О'Дауда резко остановился.
— Еще один шаг, О'Дауда, — сказал я, — и ты получишь пулю туда же, куда ее только что получил страж порядка.
Он стоял вне себя от поражения, и я не был уверен, что он не двинется дальше. Затем к нему вернулся разум и он немного отошел назад и посмотрел на Кермода.
— Ты — бесполезное дерьмо. Я же сказал тебе держать его на прицеле.
Кермод промолчал. Какими бы закадычными друзьями они ни были, он четко знал, когда не стоит спорить со своим хозяином.
— Не суетись, Кермод, — сказал я. — Позже ты сможешь извлечь пульки с помощью обычного пинцета. А сейчас поднимайся и сядь где-нибудь на виду. К тебе это тоже относится, О'Дауда. Сядьте куда-нибудь и держите руки перед собой.
Они выполнили мое указание, медленно и с явной неохотой, но выполнили.
Я стоял, смотрел на них и мне было хорошо. О'Дауда получил удар туда, куда я и хотел. Я был человеком. Я должен был сказать ему об этом. Жаль, но что поделаешь. Я должен был это сделать. Было бы лучше, если бы я проявил великодушие победителя и просто удалился. Мне следовало бы всецело посвятить себя действию и оставить чтение проповедей другим.
Я поднял сверток.
— Ты был прав О'Дауда. Я блефовал. Этот сверток — настоящий. Две непристойные пленки и прекрасная магнитофонная лента — просто политический динамит. Как ты себя чувствуешь, выдающийся ум? Короля О'Дауду переигрывает один из дворцовых слуг. О'Дауду, в распоряжении которого люди и деньги; О'Дауду, который, если ему нужно что-нибудь сделать именно так, а не иначе, получает все сделанным именно так, не скупясь на расходы... Как это, вообще — сидеть и чувствовать, как почва уходит из-под ног?
Мне бы не следовало этого делать. Это было чистой воды ребячеством. Простым злорадством. Когда ты получаешь то, что тебе нужно, быстро сматывай удочки — вот девиз. Мне нужно бы было последовать ему, но мне очень редко выпадает возможность сыграть роль мальчика Давида или Джека-победителя великанов, добавив немного сэра Блахада.
Я начал отступать к двери, держа их на мушке.
— Знаешь, что я сделаю со свертком? Я передам его Наджибу в обмен на Джулию. Никаких денег, чистый обмен. Это значит, что ты никогда не залезешь пальцем в пирог Гонваллы. Это также значит, что я не получу с тебя моего жалованья, но дело того стоит. Да, оно того стоит. Всякий раз, когда твое имя всплывет в поле моего зрения, я посмеюсь про себя, вспоминая великана О'Дауду, которого я усадил на горячий стул и подрастопил до обычного человеческого размера.
Он сидел и смотрел на меня. Молча. Но я знал, что его переполняет масса чувств и желаний. Рядом с ним сидел все еще подрагивающий Кермод и промокал щеку носовым платком. Позади них, в высоких подсвечниках мерцали свечи и гигантская фигура короля О'Дауды на троне сурово смотрела на своих однажды взбунтовавшихся вассалов, людей, которые вымогали у него деньги или пытались обмануть его, прежде, чем он обманет их.
Затем он сказал:
— Очень скоро я достану тебя, Карвер.
Я прислонился к стене у дверей:
— Нет, не достанешь. Как только я уйду, ты сразу захочешь забыть меня. И ты сделаешь это хорошо, в своем стиле. Ты подкупишь свою память и она выбросит все, что тебе неугодно. Но это будет все равно возвращаться.
— Убирайся к черту! — заорал он мне.
— С радостью, О'Дауда.
Я засунул сверток под ту руку, в которой был пистолет, нащупал за спиной кнопки и нажал на ближнюю к дверям.
Ничего не произошло.
Я нажал снова и снова ничего. Я нажал на вторую кнопку, надеясь, что я перепутал. Ничего.
— Чертова дверь не открывается, — тупо сказал я.
— Это твоя проблема, парень, — сказал О'Дауда со вспышкой нового интереса.
Обращаясь к Кермоду, я спросил:
— Эти ведь кнопки, да?
— Эти, — сказал О'Дауда.
Я попробовал еще раз. Снова ничего.
В тот же самый момент в динамике над дверью раздался треск и в комнате загудел голос Денфорда. Его голос звучал очень бодро, когда он посылал последнее прощание слуги ненавистному хозяину.
— Будьте счастливы там, ублюдки! Я рад, что больше не увижу ни одного из вас. Прощайте... и отправляйтесь все в ад!
— Денфорд! — заорал я.
Динамик щелкнул и затих.
— Как, черт возьми, он смог это сделать? — спросил я.
— Он вывернул предохранители снаружи, — ответил Кермод.
— Двери сделаны из двухсантиметрового стального листа. Ты не сможешь их выломать, Карвер. Ты в западне. — В голосе О'Дауды появились радостные нотки.
— Человек сошел с ума.
— Я склонен согласиться. К чему, черт побери, он думает, это все приведет? Мне лично наплевать. — О'Дауда улыбнулся. — Меня устраивает, что ты все еще здесь, Карвер.
Никогда не читай проповедей после обеда. Меня бы уже здесь не было, если бы я не раскрывал рта.
Я стал отходить от двери, не сводя с них пистолета.
— Если кто-либо из вас двинется, я очень сильно занервничаю.
Я медленно обошел комнату. Все окна были закрыты и зарешечены снаружи. Стекло, конечно, можно разбить, но протиснуться между прутьев будет невозможно. Держа их в поле зрения, я подошел к трону и заглянул за него. Другой двери из комнаты не было. Я вернулся к дверям и сел.
— Ты тут много болтал о выдающихся умах, Карвер. Посмотрим, как ты справишься с этой задачей. — О'Дауда встал и направился к разбитому столу.
— Сядь на место, — сказал я.
— Иди ты к черту, — сказал он. — Оставайся там. Эта половина комнаты наша. И меня мучает жажда.
Он поднял бутылку и бокал и налил шампанского, а затем сел у подножия трона под своей восковой копией.
— Кермод, — сказал я. — Подойди к одному из окон, разбей его и когда увидишь кого-нибудь, кричи им.
Кермод посмотрел на О'Дауду.
— Делай, что говорит выдающийся ум, — сказал О'Дауда.
Кермод подошел к окну, разбил его ножкой кресла, поставил кресло рядом с окном и сел.
О'Дауда потуже завернул вокруг себя халат и сказал, указывая рукой:
— Видишь того приятного лондонца?
Он показывал на выглядевшего пожилым мужчину в брюках в тонкую полоску и черном плаще, мужчину с честным квадратным лицом и приятно поседевшими волосами.
— Работал с ним как-то в паре. Он был умен. Очень умен. И он довел меня до точки, когда как он считал, он легко снимет с меня приличное количество тысяч. Черт, он был очень близок к этому. Также близок, как ты сейчас. Знаешь, где он теперь? Мотает срок, восемь лет, за мошенничество. Ему, должно быть, очень обидно, потому что мошенничество было чисто мое. Я слышал, его жена покончила собой. К счастью, детей нет. Я не люблю, когда детям причиняют неприятности, пока им еще нет восемнадцати. — О'Дауда поднялся и дошел до середины комнаты, неся бутылку и пустой стакан. Он поставил их на кресло. — Ждать, возможно, придется долго. Поэтому почему бы тебе не выпить.
— Если ты зайдешь за кресло, я выстрелю, — сказал я.
— Я знаю, что ты это сделаешь, — спокойно сказал О'Дауда.
Он вернулся к трону и сел. Наполнив свой бокал, он поднял его и сказал, обращаясь ко мне:
— На это потребуется время, но, в конце концов, я понадоблюсь кому-нибудь и один из слуг придет сюда. Мы выберемся отсюда и я вызову полицию, Интерпол, всех. Мои обвинения будут такими: нападение, вооруженное ограбление, в общем, весь список. Я подниму такой шум, что Интерполу придется выйти из игры, потому что они испугаются гласности. Они забудут о свертке. Даже у них есть свои границы. Да, парень, в любом случае на горячем стуле сидишь ты. Был когда-нибудь во французской тюрьме? Там не балуют людей, как у нас. Французы — люди практичные. Наказание есть наказание.
— Прежде чем это случится, я сожгу это, — я похлопал рукой по свертку.
— Да. Я знаю это. И я принимаю это во внимание. Но я все равно выдвину обвинения. И со временем, парень, я сделаю так, что ты разделишь компанию лондонского друга. Пилч, так его звали. Да, падок был на женщин дружище Пилч. Его жена так и не узнала об этом, иначе бы она, возможно, и не покончила жизнь самоубийством.
— Что происходит здесь, когда вам вдруг становится нужен кто-то, нужно принести сюда что-нибудь? — спросил я.
— Хороший вопрос, — сказал О'Дауда. — И я буду с тобой откровенен. Ничего. Это моя территория. Когда я поднимаюсь сюда, я смотрю, чтобы все, что мне нужно, было здесь. Только двум людям позволительно беспокоить меня здесь — Кермоду и Денфорду. Они пользуются микрофоном. Но если мы просидим здесь достаточно долго, Кермод увидит кого-нибудь в окно.
Я встал и пошел к шампанскому.
Он ухмыльнулся.
— Я знал, что тебе это потребуется. Если бы я знал это заранее, я припас бы что-нибудь немарочное для тебя. “Клико” только для друзей. Но на этот раз я не предусмотрел. Знаешь, ты будешь получать вино во французских тюрьмах. Дешевое вино. Поэтому пользуйся моментом.
