наш разговор, но у него не было времени на переговоры с Уизерспуном.
— Вы ведь правительственный агент, верно, Бентолл?— тихо спросил Уизерспун.
— Я — ученый,— ответил я на пробу.— Специалист по топливу. Жидкому топливу,— намеренно уточнил я.
Невидимый мне жест, и охранник, подавшись вперед, прижал дуло автомата к затылку капитана Гриффитса.
— Контршпионаж,— сказал я.
— Благодарю вас,— охранник отошел.— Настоящие простые ученые не разбираются в шифрах, радиосвязи и азбуке Морзе. Вы, похоже, неплохо подкованы во всем этом, верно, Бентолл?
Я посмотрел на лейтенанта Брукмана.
— Не могли бы вы осмотреть мою руку?
Уизерспун медленно шагнул в мою сторону. Его губы побелели, как костяшки пальцев руки, сжимающей трость, но голос звучал невозмутимо, как прежде.
— После того, как я закончу. Возможно, вам будет интересно знать, что через две минуты после того, как я вернулся к себе после пожара, поступила радиограмма с судна под названием «Пеликан», которая меня очень заинтересовала.
Если бы моя нервная система к этому моменту практически не отказалась функционировать, я бы подпрыгнул к потолку. Будь у меня силы на такие физические упражнения. Но их не было. Поэтому я и бровью не повел. «Пеликан»! Эго было первое слово в списке на том листке, который я обнаружил в папке. Копия листка лежала у меня в правом носке, под пяткой.
— «Пеликан» вел прослушивание на определенной частоте,— продолжал он.— Так ему было велено. Можете представить себе, как удивился радист, услышав вдруг сигнал «SOS» на частоте, далекой от каналов для сигналов бедствия.
Я снова бровью не повел, но па этот раз усилия воли не потребовалось. Хватило шока от осознания всей тяжести моего прокола. Но я здесь ни при чем, на самом-то деле. Откуда мне было знать, что «сорок шесть» на том листке, который я нашел, означало, что «Пеликан» и другие суда — вероятно, все остальные слова были названиями судов — должны начинать прослушивание на сорок шестой минуте каждого часа. А насколько я мог вспомнить, первый пробный «SOS» я передал, пытаясь разобраться в режимах приема и передачи, приблизительно в это время и на частоте, настроенной на Фуджоу, именно той, которой они пользовались.
— Этот радист оказался умным парнем,— продолжал Уизерспун.— Он вас потерял и решил, что это произошло потому, что вы переместились на диапазон сигналов бедствия. Там он вас разыскал и больше не выпускал из виду. Он дважды услышал упоминавшееся название острова Варду и понял, что дела плохи. Он переписал букву за буквой ваше сообщение на «Аннандейл». После этого подождал десять минут и дал ответный сигнал.
Я продолжал изображать каменный профиль идола с острова Пасхи, весьма пострадавший от времени. Это не конец, не обязательно конец. Но это был конец, и я это знал.
— «РАЙДИКС КОМБОН ЛОНДОН», телеграфный адрес вашего шефа, верно, Бентолл? — спросил он. Убедить его в том, что я собирался поздравить с днем рождения тетушку Мертл в Путни, не представлялось возможным, поэтому я кивнул.— Я так и думал. И решил, что будет лучше, если сам отошлю ему радиограмму. Пока Хьюелл — который к тому времени обнаружил вашу пропажу — со своими людьми пробивал выход из туннеля, я составил текст второго послания. Я, естественно, не представлял, что было зашифровано в вашей первой радиограмме, но то, что я послал на «РАЙДЕКС КОМБОН ЛОНДОН», должно было произвести нужный эффект. Я передал: «ПРОШУ ДАТЬ ОТБОЙ ПРЕДЫДУЩЕЙ РАДИОГРАММЕ ВСЕ ПОД КОНТРОЛЕМ НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ ПЫТАЙТЕСЬ СО МНОЙ СВЯЗАТЬСЯ В БЛИЖАЙШИЕ СОРОК ВОСЕМЬ ЧАСОВ НА ШИФРОВКУ НЕТ ВРЕМЕНИ», после чего позволил себе поставить ваше имя. Мне кажется, это то, что нужно, верно, Бентолл?
Я промолчал. Мне было нечего сказать. Я оглядел сидящих за столом, но никто больше не смотрел на меня. Почти все уставились в стол. Я повернулся к Мари, но даже она на меня не смотрела. Я родился не в том месте и не в то время. Нужно было жить в Риме две тысячи лет назад. Тогда бы я медленно навалился грудью на собственный меч, и дело с концом. Подумав, какую безобразную рваную рану оставил бы меч в моем теле, я по ассоциации вспомнил о безобразных рваных ранах на своей левой руке. Поэтому сказал Уизерспуну:
— Теперь вы позволите лейтенанту медицинской службы Брукману осмотреть мою руку?
Он долго и внимательно меня рассматривал, потом тихо сказал:
— Я почти сожалею, что жизнь разнесла нас по разные стороны баррикад. Мне совершенно ясно, почему ваш шеф прислал именно вас: вы чрезвычайно опасный человек.
— Более того, я — везунчик. Мне еще предстоит нести ваш гроб.
Он посмотрел па меня, потом повернулся к Брукману.
— Займитесь его рукой.
— Спасибо, профессор Уизерспун,— вежливо ответил я.
— Леклерк,— спокойно поправил он.— А не Уизерспун. Этот болтливый старый идиот уже отыграл свою роль.
Брукман хорошо потрудился. Он вскрыл и вычистил раны чем-то, по ощущениям напоминающим металлическую щетку, наложил аккуратные швы, прикрыл алюминиевой фольгой, крепко перевязал, скормил мне пригоршню таблеток и для верности пару раз всадил в меня шприц. Будь я один, то наверняка посрамил бы любого беснующегося дервиша, но мне показалось, что я и так нанес достаточный ущерб пропаганде службы в разведке, поэтому старался не дергаться. К тому времени, когда лейтенант Брукман закончил, стены комнаты вокруг меня сами пустились в пляс, поэтому я поблагодарил его, без приглашения доплелся до стола и плюхнулся на скамью напротив капитана Гриффитса. Уизерспун — или Леклерк, как его следовало теперь называть — уселся рядом со мной.
— Вам лучше, Бентолл?
— Хуже не бывает. Если существует собачий ад, то надеюсь, что ваша чертова псина сейчас там жарится на медленном огне.
— Правильно. Кто главный среди присутствующих ученых, капитан Гриффитс?
— Что за пакость вы еще задумали? — воскликнул седовласый моряк.
— Я не собираюсь повторять вопрос, капитан Гриффитс,— вяло произнес Леклерк. Его затуманенные глаза на мгновенье повернулись в сторону распростертого на столе человека.
— Харгривс,— устало произнес Гриффитс. Он посмотрел в сторону двери, за которой слышались голоса.— Неужели нельзя подождать немного, Леклерк? Он только что встретился с женой, которую не видел много месяцев. Ему сейчас не до ответов на вопросы. Я знаю почти все, что здесь происходит. Ответственность за работы лежит на мне, а не на Харгривсе.
Леклерк подумал, потом сказал:
— Очень хорошо. В какой стадии готовности находится «Темный крестоносец»?
— Это все,
