– Да, – отвечает Гари.
– Так. Это доказывает, что он не успел передать им, что он спрятал эту штуковину и где именно он ее спрятал. Ты улавливаешь мою мысль? Понимаешь теперь почему?
– Да, – отвечает Гари. – Если бы он им успел сказать, они не стали бы потрошить его труп, а отправились бы прямо в «Сламмер».
– Молодец, – говорю я.
Гари посмотрел на меня – я был польщен этим взглядом.
– Старина, – говорит он, – ты превзошел все мои ожидания. Додуматься до всего этого с такой шишкой на голове… Это, наверное, благодаря спорту.
– Да, именно это меня и побудило, – говорю я – Поэтому надо бы нам поторопиться в «Сламмер», пока они не пришли к аналогичному выводу.
– Это мы еще успеем, – говорит Гари. – Я хотел бы посмотреть кое–что в бюро «Пропавших». Это здесь, рядом… Досадно было бы уйти.
– Это вопрос нескольких минут, – отвечаю я. – Предупредим Дефато?
– Ну ладно… Постараемся все–таки узнать, что же это такое. Придется вернуться. Бежим.
Лифт рядом с нами. Мы входим в кабину.
– На всех парусах, – говорит Гари лифтеру, протягивая доллар, и через несколько секунд мы внизу. Я бегу. Гари за мной.
Я спешно завожу мотор, затем быстро набираю скорость Зеленые огни светофора сопутствуют нам на протяжении всего пути. Я останавливаюсь как раз за «Зути». Бар закрыт, поэтому я вхожу через боковой вход Мне крупно повезло: Лем сидит у входа и болтает с портье.
– Лем, – говорю я. – Можно мне войти в бар? Это очень важно.
Он смотрит на меня, делает круглые глаза и протягивает ключ.
– Будьте спокойны, – поясняю я, – я только на минутку.
Мне и десяти секунд не нужно, чтобы добраться до кабины. Там страшно темно и так воняет табаком, что мне становится дурно. Телефонный провод оборван. Я чиркаю спичкой. Смотрю за аппаратом, рискуя вывернуть шею. Там ничего нет, как я и предполагал. Так. Где же еще? Я приседаю. Под полочкой я нащупываю конверт, приклеенный по углам шариками жевательной резинки.
В тот самый момент, когда я отрываю его, перед входом в бар раздается скрип тормозов. Я мчусь как антилопа и выскакиваю из бара еще быстрее, чем забежал туда. Наружная дверь с шумом распахивается в тот момент, когда я закрываю за собой другую. Я кидаю ключ Лему.
– Сматывайтесь отсюда, – говорю я ему.
На полной скорости я вылетаю на улицу. Гари заметил меня, и дверца машины, по счастью, открыта. Я бросаюсь к машине, и, словно смерч, она срывается с места. Это производит некоторый шум на улице, но, поскольку ничего не происходит, нас, скорее всего, принимают за психов. Вслед нам никто не стреляет.
– Есть, – говорю я Гари. – Это конверт.
– Ты шутишь…
Он хмурится, смотрит в боковое зеркальце, жмет на газ; машина заворачивает на полной скорости и тут же останавливается.
– Вылезай, – говорит Гари, – да пошевеливайся. Он делает то же самое со своей стороны и тут же останавливает такси. Мы садимся, и он дает шоферу свой адрес.
– Почему не ко мне? – спрашиваю я.
– Одно из двух, – говорит он. – Они тебя видели. Следовательно, это могут быть приятели Петросяна, и они знают, кто ты, потому что похитили тебя не случайно.
– Согласен, – киваю я, с сожалением бросая взгляд на свою машину.
– В таком случае, если мы приедем к тебе, они могут нас сцапать. Если они не знают ни тебя, ни меня, не имеет никакого значения, куда мы едем.
Я снова киваю в знак согласия и вытаскиваю из кармана конверт. Гари отрывает край.
Дети мои, если бы вы видели, что там, в этом конверте.
VII. Художественные фотографии
Гари достает снимки один за другим и протягивает мне. Он немного бледен, челюсти его сжимаются. Он с трудом проглатывает слюну.
На четвертом по счету он останавливается и протягивает мне все:
– Держи–ка, – говорит он. – Я больше не могу… Я продолжаю их разглядывать. Должен признаться, для этого нужны крепкие нервы. Между нами говоря, я ожидал увидеть обыкновенную похабщину. Но это совсем не то. Господи! Нет!.. Чтобы кто–то мог делать эти фотографии хладнокровно!
Две первые – снимки хирургической операции. По–научному это называется овариектомией, или как там зовется удаление яичников? Но это совсем не похоже на стерильный вид операционной. Все представлено в деталях.
Остальные… остальные еще хуже. Я не смог бы их описать – мне никогда в голову не приходило, что человеческую плоть можно искромсать до такой степени.
Какое–то время мы не произносим ни звука. Гари, наконец, откашливается и говорит мне:
– Здесь есть за что посадить на электрический стул организатора и бросить в тюрягу изрядное количество помощников.
– Ты не думаешь, что это всего–навсего обычная хирургия? – спрашиваю я.
Он смеется в ответ, но очень невесело.
– Мне доводилось видеть снимки операций. А это… у этого есть определенное название. Это самая натуральная вивисекция. Такое обычно проделывают в научных лабораториях над обезьянами и морскими свинками, но я не могу тебе сказать, что за существо лежит на столе на двух последних фото.
– Посмотри–ка остальные, – предлагаю я.
– Благодарю, – едва шепчет Гари. – Мне и этого довольно.
Он размышляет.
– Эти снимки сделаны там, куда тебя возили сегодня ночью, – произносит он с уверенностью. – Ты говорил, что там было что–то вроде операционной?
– Да.
– Таких подпольных операционных не должно быть так уж много, – заключает он.
– Есть немало психиатрических больниц – наркологические клиники, заведения, где помогают свихнуться. – понимаешь, о чем я?
– Рок, – говорит он, – нужно обязательно узнать, где ты был ночью. Я уже говорил, что у меня есть идея на этот счет, и мы сейчас же проверим, насколько она верна, но у нас остается еще один шанс.
– Какой? – интересуюсь я.
– Ты не разглядел людей, которые ворвались к Лему?
– У меня не было времени.
– Если они ничего не нашли, а мы знаем, что это так, потому что конверт в наших руках, они отправятся к тебе.
– Тем хуже для моего интерьера, – замечаю я.
– Сейчас мы поедем к тебе, и ты попытаешься их разглядеть. Есть шанс, что среди них может оказаться тот человек, который дал тебе наркотик.
– Это была бы слишком большая удача… – говорю я.
– Вполне вероятно, – отвечает Гари, – что, если это та же банда, они предпочтут послать кого–нибудь, кто знает тебя в лицо.
Гари наклоняется и дает шоферу новые указания.
– А если они уже там, если они уже поднялись ко мне? – спрашиваю я.
Он улыбается.
– Не беспокойся, я не заставлю тебя идти за ними следом.
VIII. Встреча со старыми приятелями
Мы останавливаемся у моего дома. Они еще не подъехали, так как вблизи не наблюдается ни одного автомобиля. С минуту Гари смотрит на меня странноватым взглядом.
– Скажи–ка, – произносит он, – ты помнишь, какой вывод ты сделал недавно?
– Да, – отвечаю я все еще с гордостью, но слегка обеспокоенный выражением его лица.
– Что, по–твоему, доказывает, что те, кто напали на Дефато, и те, что явились в «Сламмер», из одной банды?
Я на минуту задумываюсь и понимаю, что он имеет в виду. Убийца Петросяна обязательно должен принадлежать к группировке, которая соперничает с его бандой. Если те, кто пытался ограбить труп Петросяна, – его друзья, то вполне вероятно, что те, кто напали на «Сламмер», – дружки его убийцы. Да, эти два нападения могли совершить разные гангстеры. Я чешу в затылке.
– Понимаю, что ты имеешь в виду, – говорю я. И это звучит менее задорно.
Он качает головой и почти сразу же выходит из машины. В боковом зеркальце появляется автомобиль. Он замедляет ход, затем отъезжает. Ложная тревога. Гари наклоняется ко мне через дверцу и говорит:
– Я подожду в парадной, – он указывает на дом, возле которого мы остановились. – Если мы оба останемся в такси, это будет выглядеть подозрительным. Поэтому ты останешься здесь, чтобы опознать того типа. Если кто–нибудь придет, то это будут именно они – те, кто знают тебя в лицо. Неясно лишь одно: они за или против Петросяна.
– Иди, – говорю я. – Вон еще одна машина. Он заходит в дом, а я краешком глаза слежу за приближающимся автомобилем На этот раз они объезжают нас, останавливаются как раз перед моей парадной и заходят в дом.
Я не узнаю ни того, ни другого. Но, наклонившись, замечаю, что в машине сидит еще один, не считая шофера. Итак, их четверо.
Как же мне увидеть лицо этого типа?
Никогда мне не приходилось так ломать голову. Наконец у меня возникает идея.
– Послушайте, – обращаюсь я к таксисту, – не хотите ли заработать пять долларов?
– Смотря что для этого нужно… – отвечает тот. Наш разговор слышать он не мог, и если даже слышал, что мы говорили, когда уже остановились, навряд ли смог что–нибудь понять.
