слышишь подозрительные звуки, то не бежишь проверять, что происходит, а остаешься в своей комнате и запираешь дверь на ключ. Неужели трудно запомнить?
Это прозвучало жестче, чем я планировал, и она ничего не ответила. Окинула меня долгим взглядом, развернулась и ушла в дом.
Мы оба поняли, что между нами все кончено.
Через четырнадцать часов я проснулся у себя в квартире, чувствуя приближение чего-то вроде панической атаки. Я знал, что вчера что-то упустил, но не мог понять, что именно. Набрал ее номер. Трубку снял Игорь. Сказал, что все в порядке. Она встала рано, в хорошем настроении, съездила выпить с подругой кофе на площадь Государства, но уже вернулась и теперь готовит обед.
– Хочешь с ней поговорить?
– Нет, – ответил я, добавил: – Может быть, позже, – и пошел бриться.
Где-то я читал, что наше настроение с утра зависит от состояния печени. Есть люди, у которых печень включается в работу сразу после пробуждения, и они порхают по дому, все из себя счастливые и энергичные, пока не явится кто-нибудь вроде меня, чтобы их убить.
Я сварил черный кофе без сахара, сел в кресло и пролистал газету. Пока что никаких заметок о том, что Кляйнман покушался на мою жизнь из-за того, что я сплю с его женой, там не было, поэтому я перешел к новостям спорта. Примерно через час я перебрался за письменный стол – дедушкино наследство, – чтобы прослушать накопившиеся на автоответчике сообщения. Там был обычный мусор, включая вопли одной истеричной дамочки, что я сломал ей жизнь. Как будто это я заставил ее ехать с любовником в приморский отель близ Эвен-Йехуды, да еще и счет подписывать собственным именем. Под ее крик (то, что у нее прекрасно развиты легкие, было ясно уже по снимкам, сделанным во время слежки) я выписал счет компании по информационным технологиям из Герцлии, в которой с большим опозданием обнаружили, что их бухгалтер все расходы на жену и детей оплачивал деньгами фирмы. После многих лет работы в моей области начинаешь верить в то, что люди – эгоисты и лжецы, готовые на все, если им кажется, что это сойдет им с рук. Это наша профессиональная особенность. Конечно, в действительности все обстоит иначе. Ученые давно доказали, что на свете есть человек, который совсем не такой. Он живет в Новой Зеландии, и его зовут Джо.
Но вот и последнее сообщение. «Господин Ширман, – произнес женский голос. – Меня зовут Эла Норман, и я буду рада, если вы сможете мне перезвонить». Я оттягивал момент возращения в дом Софи, поэтому позвонил. Она говорила так нерешительно и тихо, что сперва показалась мне страшно напуганной. Я назначил ей встречу в офисе через два часа и, только положив трубку, сообразил: это не страх, а замешательство. Ей не хотелось рассказывать мне то, что она собиралась рассказать.
На улице я обнаружил, что зима внезапно уступила место хамсину. Пока я преодолевал дистанцию в тридцать метров, отделяющую меня от «Вольво», я почувствовал, будто плавлюсь, а к тому времени, как добрался до Тель-Баруха, моя рубашка так пропиталась потом, что превратилась в солонку, к которой зачем-то приделали рукава. Я спросил у Игоря, наблюдалась ли какая-нибудь активность. Игорь – блондин с коротко стриженными волосами, уверяющий, что служил в российском спецназе (это что-то вроде нашей военной разведки при Генштабе). Приходили два вчерашних пацана, отрапортовал он, искали свой косяк, но увидели Игоря и дали деру. Я еще немного поболтал с ним, оттягивая неизбежное, но деваться было некуда, и я вошел в дом. Софи сидела в гостиной и выглядела абсолютно спокойной, только нетерпеливо покачивала ногой, отчего цепочка на щиколотке исполняла какой-то танец. Я устроился в белом кресле и посмотрел на нее.
– Хочешь, я это скажу?
– Что именно?
Я не ответил, и после короткой паузы она кивнула. Набрав полную грудь кондиционированного воздуха, я произнес речь. Наверное, не слишком блистательную, но вот ее основные тезисы: мы взрослые люди, что было, то было, но мы оба знали, что эти отношения ведут в никуда, и вот теперь мы до этого никуда добрались. Когда я договорил, никто не вскочил и не разразился овациями, но, по крайней мере, она подняла на меня взгляд. К моему удивлению, по щеке у нее скатилась слезинка.
– В другой жизни, – сказала она.
– Ты о чем?
– В другой жизни у нас могло бы получиться.
– Да, – согласился я, не придумав ничего лучше.
– Ты боишься его?
– Нет.
– Тогда почему?
Она имела право узнать правду, и, прежде чем ответить, я задумался.
– Потому что я прокололся.
– Прокололся?
– Меня наняли охранять тебя. В широком смысле слова. Чтобы тебе не всадили пулю в лоб. И чтобы никто не лазил по ночам к тебе в постель.
– А ты залез.
– Да.
– Мне тоже этого хотелось.
– Я был обязан не допустить этого.
– Потому что я – его жена?
Поскольку ответ на этот вопрос – да, я предпочел заткнуться. Добавить к сказанному мне было нечего, и я поспешил уйти, пока точка ноющей боли в виске не разрослась до размеров футбольного мяча. Софи проводила меня до двери и на пороге поцеловала в щеку.
– Дружба? – спросила она.
Я улыбнулся ей, как провинившийся кокер-спаниель, и вышел. Только этого мне не хватало – подружиться с женой наркобарона на семнадцать лет меня моложе, с которой у нас была тайная связь.
Все еще на взводе, я не очень обращал внимание на знаки дорожного движения, поэтому у меня осталось немного свободного времени до встречи со стеснительной клиенткой. Я быстро принял душ и перенес экспозицию хумуса из гостиной на кухню. Когда раздался звонок в дверь, я выглядел хладнокровным детективом, готовым в любой момент спасти человечество от зеленых человечков с антеннами на голове.
– Господин Ширман?
– Джош.
– Я Эла Норман. Мы разговаривали по телефону.
Она произнесла это еще на лестничной площадке, словно старалась отсрочить момент, когда будет необходимо войти. Я это уже проходил. Людям почему-то кажется, что, стоит им переступить мой порог, путь назад будет отрезан. Я посторонился, пропуская ее в квартиру, и быстро ее оглядел. Примерно три тысячи лет назад, когда мы с Кравицем только поступили в полицию, у нас был наставник – пожилой йеке [1] по фамилии Штайн. Он на десять секунд заводил нас в допросную, а потом заставлял подробно, на многих страницах, описывать подозреваемого, которого мы только что видели: рост, вес, цвет глаз, волосы, особые приметы. Потом сравнивал наши записи с настоящими