Как вы, вероятно, помните, результаты интересуют нас больше, чем методы.
И еще, Хэмлок, мне следовало бы сделать вам замечание — вы вернули нам Клемента Поупа в совершенно нетоварном виде… Моего гнева вы избежали лишь потому, что я давно уже намеревался подвергнуть его вполне заслуженному наказанию… Так почему бы не вашими руками?… Поуп отвечал за установление вашего объекта и не сумел точно определить интересующую нас личность… В качестве последнего средства для достижения этой цели он выступил с идеей использовать вас в качестве приманки… Разумеется, это была весьма второсортная идея, исходящая от человека напуганного и малокомпетентного, но плодотворных альтернатив у нас не было… Я был уверен, что из этой заведомо сложной ситуации вы выйдете живым, и, как вы сами видите, оказался прав… Поуп уволен из рядов СС и теперь выполняет значительно менее ответственную работу, составляя протокольные речи вице-президента… После того избиения, которому вы его подвергли, он стал для нас совершенно бесполезным… Он теперь страдает тем, что у охотничьей собаки называется страхом ружья.
С большой неохотой перекладываю ваше личное дело в разряд резервных, хотя, признаюсь вам по секрету, миссис Цербер не разделяет моих сожалений… Честно говоря, в глубине души я подозреваю, что пройдет совсем немного времени и мы снова будем сотрудничать… Принимая во внимание ваши вкусы, гонорара вам хватит не более чем на четыре года, а дальше — как знать?
Поздравляю с весьма изобретательным выходом из кризиса, и всего вам самого наилучшего в вашем лонгайлендском храме, воздвигнутом вами по вашему же образу и подобию.
Пленка кончилась, ее конец захлопал по панели, катушка закрутилась быстрее. Джонатан выключил аппарат и отставил его в сторону. Он медленно покачал головой и беспомощно сказал самому себе:
— О Господи!.. Ну-ка… Значит, сорок две вниз на раз, два, три, четыре…
Бену нелегко было войти в дверь. А войдя, он выругался и злобно пнул ее. Громко топая, он втащил громадную корзину фруктов, обернутую в целлофан.
— Вот, — сердито сказал он и сунул свою шуршащую ношу Джонатану, который безудержно смеялся с того самого момента, как Бен ворвался в палату.
— Что это за чудо ты мне принес? — спросил Джонатан между приступами смеха.
— Не знаю. Фрукты и тому подобное говно. Им тут ’ внизу, в холле, приторговывают. Ну что тут, черт возьми, такого смешного?
— Ничего. — Джонатан даже обмяк от смеха. — Это, пожалуй, самая приятная вещь, которую я в жизни от кого-нибудь получал, Бен.
— Да иди ты в жопу!
Кровать затряслась от нового приступа смеха. Хоть Бен и в самом деле выглядел глупо, сжимая украшенную ленточками корзину в своих мощных лапах, в смехе Джонатана было нечто истеричное, вызванное затяжной скукой и клаустрофобией. Бен поставил корзину на стол и, ссутупившись, сел на стул возле кровати. Он сложил руки на груди и являл собой воплощение кротости, хотя, пожалуй, несколько сердитой.
— Очень рад, что сумел тебя так позабавить.
— Извини. Послушай… Ну да ладно. — Джонатан загнал обратно последний смешок. — Я получил твою открытку. Ты с Анной?…
Бен махнул рукой:
— Странные вещи случаются.
Джонатан кивнул:
— Вы нашли?…
— Да, нашли у самой подошвы… Отец Андерля решил похоронить его на лугу, рядом со склоном.
— Хорошо.
— Да, хорошо.
И больше говорить было не о чем. Бен впервые посетил Джонатана в больнице, и Джонатан понимал его. Ну что можно сказать больному?
После паузы Бен спросил, хорошо ли за ним ухаживают. Джонатан сказал:
— Хорошо.
И Бен сказал:
— Это хорошо.
Бен вспомнил больницу в Вальпараисо после Аконкагуа, где его выхаживали после ампутации пальцев. Теперь вот они поменялись ролями. Джонатан припомнил и даже сумел выжать из себя пару имен и названий, над которыми оба могли энергично покивать и тут же забыть.
Бен прошелся по комнате и выглянул в окно:
— Как тут сестрички?
— Накрахмалены.
— На борт кого-нибудь из них приглашал?
— Нет. Это все довольно мерзкая публика.
— Плоховато.
— Да уж.
Бен снова сел и принялся счищать пылинки с брюк. Потом сказал Джонатану, что собирается сегодня попасть на самолет в Штаты.
— Мне завтра к утру надо быть уже в Аризоне.
— Передай Джордж мою пламенную любовь.
— Непременно.
Бен вздохнул, энергично потянулся, пробубнил что-то вроде «поправляйся» и встал, намереваясь уйти. Когда он взял корзину с фруктами и поставил ее возле кровати, Джонатана вновь разобрал смех. На сей раз Бен просто стоял и терпеливо сносил все это — все лучше, чем длинные паузы. Но некоторое время спустя он начал чувствовать себя глупо и тогда поставил корзину на пол и двинулся к дверям.
— Да, Бен?
Что?
Джонатан смахнул набежавшие от смеха слезы:
— Ну, во-первых, как тебя угораздило вляпаться в эту монреальскую историю?
…Прошло немало минут. Бен стоял у окна, прижавшись лбом к раме, глядя вниз, на машины, ползущие по безликой улице, вдоль которой какой-то оптимист высадил рядок саженцев. Когда он наконец заговорил, голос у него был хриплый и подавленный:
— Застал-таки меня врасплох.
— Так я ж все время репетировал, пока лежал здесь и считал дырки в потолке.
— У тебя неплохо вышло, старик. Давно узнал?
— Всего пару дней назад. Сначала все были какие-то крохи. Я пытался представить себе этого хромого в Монреале, Ни один из ребят, пошедших со мной на гору, не вписывался вполне. А ты… ты был единственным, кроме них, членом команды. Потом все стало становиться на места. Вроде того совпадения, что Майлза я встретил именно в твоем пансионате. И почему Джордж Хотфорт вкатила в меня только половину дозы? Майлз так не поступил бы — он ведь уже получил от меня ответ. И с какой стати Джордж стала бы это делать для Майлза? Насколько мне известно, всерьез ее интересовало только одно, а этого-то Майлз и не мог ей предложить. Но она вполне могла проделать нечто подобное для тебя.
А ты вполне мог хотеть, чтобы она это сделала, потому что ты хотел, чтобы я убрал Майлза побыстрее, пока он не сообщил мне, кто был этот второй в Монреале.
Бен обреченно кивнул:
— Я просыпался посреди ночи весь в поту, представляя себе, что там, в пустыне, этот Меллаф назвал тебе мое имя и что ты просто играешь со мной, как кошка с мышкой.
— Я не оставил Майлзу никакой возможности сказать мне что-либо.
Наступившую тишину нарушил Джонатан:
— Как он на тебя вышел?
Бен продолжал смотреть из окна на улицу. Вечерело, и на улице зажглись первые фонари.
— Ты же знаешь, как я из сил выбивался, чтобы что-то вышло с моей школой скалолазов, когда сам уже не мог ходить в гору. В общем, эта школа никак себя не окупала. Приезжало совсем немного людей, да и те — старые товарищи по восхождениям, с которых мне было противно брать деньги. Знаешь, в газетах не так уж много объявлений, что кому-то требуются на работу увечные экс-альпинисты. Наверное, я мог бы найти себе какое-нибудь местечко типа «с девяти до пяти», но это же совсем не в моем стиле. Думаю, ты-то меня поймешь, учитывая, чем ты сам зарабатываешь на жизнь.
— Больше нет. Я ушел оттуда.
Бен серьезно посмотрел на него:
— Это очень хорошо, Джон.
Потом он снова стал смотреть, как по темнеющим улицам ползут машины. Когда он заговорил, голос его был сух:
— Однажды, как из-под земли, является этот самый Майлз Меллаф и говорит, что у него есть для меня предложение. Он построит мне роскошный курорт и маленькую школу скалолазания в придачу, а мне нужно будет только встречать и провожать его людей, не задавая вопросов. Я знал, что тут какой-то криминал. Кстати, и Меллаф никогда не отрицал этого. Но я так много задолжал и… — Он замолчал.
Джонатан разорвал целлофан табачного цвета и вынул из корзины яблоко.
— Майлз по-крупному занимался наркотиками. Я думаю, что твой пансионатик играл двойную роль — и дом отдыха для его оптовиков, и перевалочный пункт для переброски товара с востока на запад и обратно.
