— Пусть идет.
Стенли посторонился и пропустил Тоцци.
— Давай побыстрей, — процедил он сквозь зубы.
Тоцци боком протиснулся в заднюю комнату и, проходя к мужскому туалету, повернулся лицом к Беллзу и Будде.
— Спасибо, мистер Станционе. Вы очень любезны.
Беллз и Станционе молча смотрели на него, дожидаясь, пока он пройдет, чтобы возобновить свою беседу. С противоположной стороны комнаты с него не спускали глаз четыре гориллы Будды.
Тоцци вошел в маленькую комнатку мужского туалета, закрыл за собой дверь и накинул покрытый засохшей краской крючок. Туалет был еще более обветшалым, чем сам «Звездный свет». Там было ужасно холодно. Писсуар, заполненный соломинками для размешивания льда, был весь в паутине трещин, пол покрыт чем-то липким, дверь, закрывающая кабинку, давно сорвана, а пластиковое ведро под раковиной набито использованными бумажными полотенцами. Несмотря на холод, в туалете воняло мочой и дезинфицирующими средствами.
Тоцци выбросил в туалет дольку лимона и вытряхнул остатки растаявшего льда. Потом взобрался на унитаз и выглянул из маленького, покрытого грязью окошка. Снаружи, на боковой стоянке, скрытой от улицы разросшейся живой изгородью, стояли две одинаковые машины «линкольн-континентал-таункар», черного и серого цвета. Кортеж Будды.
Тоцци слез с унитаза и подошел к криво висящей деревянной двери. Через щель в том месте, где дверь неплотно примыкала к дверной раме, ему были видны сидящие за столом Будда и Беллз. Стараясь не шуметь, он прислонил край пустого стакана к двери и приложил ухо к донышку. Не самая современная техника подслушивания, но ничего другого под рукой нет.
Тоцци слушал целую минуту, но до него доносилась только тихая музыка из бара, где стоял музыкальный автомат. Он отнял ухо от стакана и посмотрел в щель. Будда и Беллз сидели, не произнося ни слова. Казалось, они соревнуются, кто кого перемолчит.
Беллз смотрел на что-то, лежащее внизу, на полу между ним и Буддой. Тоцци привстал на цыпочки, пытаясь рассмотреть, что же там такое интересное. Он наморщил лоб, когда разглядел наконец сине-желтый детский ранец с какой-то дурацкой картинкой: кто-то растрепанный, синий, с вытаращенными глазами и зажатым в лапе печеньем. Такие же сумасшедшие глаза бывали у Живчика Дефреско, когда тот чего-то хотел.
Будда передвигал по столу, как шахматные фигуры, солонку и перечницу. Казалось, он глубоко задумался, сосредоточившись на этом действии. Двигались только его пальцы. Для человека невысокого роста у Будды было широкое лицо, которое почти всегда оставалось неподвижным. Живыми были только глаза. Даже его крашеные черные волосы, которые он зачесывал в стиле «помпадур», редко были растрепаны. Судя по телосложению, Будда должен быть крепким и выносливым. Но говорил он и двигался мало, поэтому его и прозвали Буддой. Настоящая статуя Будды. Однако прозвище было обманчивым. Змеи тоже мало двигаются — до тех пор, пока не нападут.
Похоже, Беллз ждал, чтобы Будда заговорил первым. Он просто сидел, положив руки на стол, наблюдая с еле заметной ухмылкой, как капо передвигает солонку и перечницу. Каждый ждал, когда заговорит другой.
Тоцци то смотрел сквозь щель, то прислонял ухо к дну стакана в ожидании, что кто-нибудь из них заговорит.
Через какое-то время взгляд Будды скользнул вниз, к ранцу на полу, на минуту задержался на нем, затем снова поднялся. Он взглянул в глаза Беллзу:
— Твоя жена уже вернулась?
От нечастого употребления голос его напоминал карканье.
Беллз покачал головой.
— Сколько времени ее уже нет? Месяц, полтора?
Беллз поднял бровь и пожал плечами:
— Она не вернется. Оставила все: обручальное кольцо, кольцо, подаренное на помолвку, — все.
— Это плохо. Ушла к другому?
— Марджи? Может, и так, не знаю. Кто знает? Она ведь чокнутая. Надеюсь, она нашла свое счастье.
Будда взял в руку солонку и уставился на нее.
— Она симпатичная. Казалась такой милой.
Беллз не ответил, и снова воцарилось молчание.
Теперь понятно, почему они так долго не могут ни до чего договориться, подумал Тоцци.
Будда снова взглянул на ранец и какое-то время постукивал стеклянной солонкой о перечницу. Наконец он подбородком указал на ранец:
— Не думаю. Не сейчас.
Беллз уставился на Будду, как будто тот сошел с ума.
— Почему нет?
Будда нахмурился и покачал головой. Нет — значит, нет.
— Глупо, — сказал Беллз.
Будда не ответил. Тоцци ждал реакции капо, но лицо того оставалось невозмутимым. Это удивило Тоцци. Обычно капо не нравится, когда им говорят, что они поступают глупо, особенно если это говорят их подчиненные.
— Глупо, — повторил Беллз, повысив голос, будто давая понять, что Будда упускает уникальную возможность. — Это глупо.
Тоцци нахмурил брови, прижав ухо к стакану. Может, Беллз занимает более высокое положение в мафии, чем думают в ФБР? Парень определенно не пресмыкается и не заискивает перед капо.
Будда откашлялся:
— Он ненадежен. Он никогда не вернет бабки.
Беллз кивнул в сторону мужского туалета и перегнулся через стол.
— Его дружок Санторо присмотрит за ним. Похоже, у него котелок варит.
Тоцци ухмыльнулся. Но Будда стоял на своем:
— А что ты знаешь о Санторо? Ничего.
— А что тут знать? Я видел их заведение в Юнион-Сити. Они выпускают пятьсот видеокопий в день. Делают хорошие бабки. Я узнавал в Канога-Парк. Там Санторо знают.
Тоцци наблюдал за реакцией Будды. Это должно произвести на него впечатление. Ведь Канога-Парк в Калифорнии — порностолица Соединенных Штатов. ФБР прижало там крупного прокатчика, и теперь тот работал на правительство. Он и поручился за Майка Санторо перед нью-йоркской мафией. Если у Санторо есть друзья в Канога-Парк, он в порядке. Тоцци снова прижал ухо к стакану.
Будда принялся опять постукивать солонкой по перечнице. Еще одна длинная пауза.
— Нет, — наконец прокаркал он. — Он ненадежен. Все это плохо кончится. Нам это не нужно.
Беллз стал постукивать ногой по ранцу:
— Он же принес это. Значит, не такой уж он никчемушник. Ты сказал, что не дашь ему денег, пока он не вернет те, что брал раньше. Пожалуйста, он принес. Тридцать две пятьсот. Не такой уж он никчемушник.
Беллз поставил ногу на ранец и немного примял его. Губы Будды сложились в еле заметную улыбку.
— Кого ты хочешь провести, Беллз? Это не он принес деньги. Ты принес.
Беллз засмеялся:
— Я? Ты спятил, что ли? Я что, похож на Санта-Клауса?
Губы капо снова превратились в короткую прямую линию, глаза потускнели. И без слов было ясно, что он думает о Беллзе в эту минуту.
Беллз развел руками:
— Давай поговорим спокойно, ладно? Какого черта стал бы я отдавать такие деньги за кого-то?
Будда покачал головой:
— Не за кого-то. За Живчика Дефреско.
— А что такого особенного в Живчике Дефреско, что я должен в долги залезать, чтобы он мог одолжить у тебя денег? Тут концы с концами не сходятся.
Солонка брякала о перечницу, будто тикали часы.
— В Живчике ничего особенного нет. Но у него есть сестра по имени Джина.
Джина? Тоцци выронил стакан, но ухитрился поймать его прежде, чем он упал на пол. Его лицо вспыхнуло.
С вытаращенными глазами Беллз пристально уставился на Будду. Тоцци чувствовал, что выглядит так же.
На лице Будды снова появилась слабая улыбка.
— Ты думаешь, я ничего не знаю. Вот что я тебе скажу, Беллз. Я много чего знаю. Я знаю все про тебя и эту девицу. Ты вьешься вокруг нее, как муха вокруг банки с вареньем. Постыдился бы. Поэтому и жена от тебя ушла. Наверняка.
— Тебе-то что до этого? С этим-то какая связь? — Беллз пнул ранец.
— Прямая. Ты так хочешь забраться к ней в постель, что сделаешь что угодно. Например, выручишь ее братишку, этого никчемушника. Чтобы он получил в долг большие деньги, которые, может, и вернуть не сможет. Что угодно, только бы покрасоваться перед его сестренкой.
— Ты спятил.
— Да?
— Говорю тебе, ты спятил.
— Может, я и спятил. Но не настолько, чтобы дать деньги этим двум попрошайкам. Скажи, пусть поищут кого-нибудь другого. Мне они не нужны. Хорошо?
— Нет, не хорошо.
Тоцци приник к щели. Низенький капо сидел прямо, раздувая ноздри. Беллз все-таки вывел его из себя.
Но Беллз стоял на своем.
— Послушай, приятель. Ни одна баба в мире не стоит тридцати двух кусков. Какая бы она ни была.
Перекатывая солонку в ладонях. Будда смотрел на Беллза.
— Странный ты парень, Беллз. Но палец тебе в рот не клади.
Беллз улыбнулся одними губами.
— Ты много теряешь, Будда, понимаешь? Много теряешь.
Будда тоже улыбнулся.
— Что же ты сам не одолжишь им?
— У меня нет таких денег.
— Не болтай.
Беллз пожал плечами.
— Не веришь — не надо. У меня нет таких наличных.
Кривая улыбка Будды стала чуть шире.
