«Половина – сейчас…» И только потом они понимали, что стали жертвами Корридона. Через день или два после заключения сделки он как бы случайно заходил именно в тот бар, где клиент пил вино – возможно, за успех будущего дела. Корридон улыбался клиенту, и эта улыбка заставляла клиента холодеть от внезапного предчувствия. «Обстоятельства изменились», – сообщал Корридон. Он стоял перед клиентом – массивный, с сигаретой в зубах и советовал подыскать кого-либо другого для выполнения дела, а еще лучше отказаться совсем. Некоторые храбрились и требовали назад деньги, но под его тяжелым и жестким взглядом быстро теряли свою уверенность и переводили все в шутку. Он всем говорил одно и то же: «Можете подавать на меня в суд». И уходил. Не спеша, засунув руки в карманы, надвинув шляпу на глаза, с насмешливой улыбкой на губах.
«Половина – сейчас, половина – после завершения работы…»
Что ж, такого рода предложения принесли ему немало денег.
«А почему бы и с ними не сыграть такую шутку?» – подумал он, слушая Ренлинга. Правда, предложение, которое ему сейчас делали, отличалось от предыдущих. И эти трое никак не были похожи на клиентов, что обращались к нему раньше. А вместе с тем, в сущности, все было как и раньше, и он внимал Ренлингу с подкупающим интересом.
– Я думаю, что сумею лучше объяснить ситуацию, если мы останемся наедине, – сказал Ренлинг, и Жанна вышла из комнаты.
Она вышла, не взглянув на Корридона, и тот, к своему удивлению, почувствовал, что с ее уходом комната как бы опустела.
Ренлинг вытащил из шкафа бутылку виски и два стакана.
– Немного рановато для выпивки, – как бы извиняясь, заметил он. – Но, тем не менее, выпейте немного.
Он налил стаканы и один протянул Корридону.
– Теперь, когда ее нет, я могу говорить более свободно. В сущности, это прямо-таки бредовая история. Итак, за ваше здоровье! – провозгласил он, поднимая стакан.
Корридон кивнул и отпил немного. Он думал о том, что если заполучит пятьсот фунтов, то сможет оплатить операцию Эффи. Пара недель – и все будет сделано. Его сердце согрелось от мысли, как обрадуется Эффи. Если он хорошо сыграет роль, появится реальный шанс выйти из этой комнаты с внушительной суммой денег…
– Эта история, о которой можно прочитать только в романе, – начал Ренлинг. – Никто не может себе представить, как это происходило в действительности. Кстати, Жанна выглядит тоже несколько неправдоподобно, вы не находите?
– Да все трое такие… – неохотно пробормотал Корридон. – Странноватая компания… Секретное общество, да?..
– Что-то в этом роде, – смеясь ответил Ренлинг. – Сейчас вы все поймете. Вы и сами прошли через нечто подобное, из-за этого, в основном, наш выбор и пал на вас… Знаем и то, что вы не выдадите нас, даже если не согласитесь помочь.
– Я вас не выдам, – подтвердил Корридон. – Но это еще не значит, что я принял ваше предложение. Эта ваша история, это серьезно?
– Куда уж серьезнее! И не такая неправдоподобная, как можно было бы подумать. – Он немного помолчал, потом продолжал: – Мы трое – это все, что осталось от небольшой диверсионной группы Французского Сопротивления. Вначале нас было девять человек: двое французов – Пьер и его брат Жорж, две француженки – Жанна и Шарлотта, двое поляков – Жан и Любек, и трое англичан – Гаррис, Мэллори и я.
– Понимаю, – сказал Корридон. Такие небольшие мобильные группы были ему хорошо знакомы. Во время разведывательной работы в тылу врага он встречался с людьми подобного типа: патриоты, фанатики, они не задумываясь выполняли любое задание, любой приказ.
– Наша группа занималась диверсиями на железной дороге. Мы все время меняли район дислокации, днем прятались, по ночам действовали. И проделали адскую работу.
Он замолчал, его единственный глаз зажегся энтузиазмом.
– Нашим командиром был Пьер. Человек необычайной храбрости и сообразительности. Замечательный парень! – Он посмотрел в глаза Корридону. – Исключительный человек! Я не стану утомлять вас деталями, только скажу, что ради него мы были готовы на все и без него ничего не смогли бы сделать. Он отлично разбирался в людях и знал, что кому поручить, чтобы максимально использовать наши возможности. Он вдохновлял нас на самопожертвование…
Корридон пил виски маленькими глотками, а мысли его обратились к прошлому. Он понимал, о чем говорит Ренлинг. Приходилось встречать ему подобных. Однако абсолютное самоотречение по-прежнему оставалось для него загадкой. Сам он был человеком дела, но никогда при этом не забывал собственных интересов.
– Жанна и Пьер любили друг друга, – негромко продолжал Ринлинг. – Мне хочется пояснить некоторые вещи, касающиеся лично Жанны. Это необходимо. Они составляли как бы единое целое. Да, они любили друг друга, но в их любви не было ничего условного, это была не такая любовь, о которой обычно пишут. Это было нечто большее – слияние двух умов и двух душ. – Он посмотрел на свой стакан и нахмурился. – Я не могу объяснить, но это очень важно. Все наши дела зависели от этих двоих, а они жили для нас и друг для друга. – Он снова остановился, как бы подыскивая слова. – И все же я не могу так рассказать об их взаимоотношениях, чтобы вы поняли, – повторил он со смущенным видом. Ренлинг, скорее всего, был стеснительным парнем. – Они бы умерли один за другого, если можно использовать этот штамп.
– Ясно! – нетерпеливо сказал Корридон. – Кто-то из вас предал этого парня?
Ренлинг внимательно посмотрел на него.
– Я понимаю ваше нетерпение, ведь вы не знали Пьера… Но, в общем… Да, так и случилось.
Корридон допил стакан. Теперь он представлял, о чем пойдет речь. Не первое дело такого рода…
– Ну что же, это касается вас, не так ли? Что я могу сделать?
– Сейчас скажу, – поспешно ответил Ренлинг. – Буду краток. Жанна, Мэллори и я попались. Мы, выполняя задание, допустили оплошность, и нас схватили. Не буду рассказывать детали… Нас привезли в гестапо. Немцам было известно, что мы принадлежим к группе Пьера. Они интересовались Пьером, только им, а нас не ставили ни во что: пока он на свободе, поезда будут взлетать в воздух. Жанна и Мэллори часто присутствовали на моих допросах. – Он потрогал свой шрам. – Я не отличался особой храбростью и кричал, когда было слишком больно.
– В этом нет ничего особенного, – заметил Корридон.
– Да. Гестапо очень хотело знать, где скрывается Пьер, но я все же не выдал. Наконец даже они устали. Надо сказать, что покалечили меня основательно. И тогда они занялись Жанной. Я был уверен, что они ничего не добьются от нее, однако гестаповцы думали иначе. Но она даже ни разу не вскрикнула. Они работали над ней несколько часов, потом снова взялись за меня. Сломали руку, выбили глаз. Я потерял сознание. Позже Жанна рассказала мне, что произошло.
Он встал и начал нервно ходить по комнате.
– Мэллори заговорил. Не успели его тронуть, как он заявил, что расскажет все…
Это воспоминание, казалось, вывело его из равновесия: в течение нескольких минут он мерял шагами комнату, лицо его исказилось от душевной боли.
– Они выкололи мне глаз, а рука была в таком жутком состоянии, что позже ее пришлось отнять. Что же касается Жанны… Мне кажется, вы сами представляете, что ей пришлось перенести… Когда со всем было покончено, нас сунули в одну камеру. Я наполовину сошел с ума от боли. У Жанны из многочисленных ран текла кровь. Мэллори держался в стороне. Жанна из последних сил бросилась на него. Она плакала и всячески его поносила, но была слишком слаба, чтобы сделать что-то серьезное. Я никогда не забуду той ночи. Мэллори только один раз раскрыл рот, чтобы бросить нам: «Банда идиотов! Разве вы сами не видите? Они не отступились бы от нас до тех пор, пока кто-то не заговорил бы. Пьер поймет. Это война…»
Корридон слушал в полуха. Он раздумывал. Пятьсот фунтов. А почему бы не поднять цену? Он умел торговаться. Если придется иметь дело только с Ренлингом, план может удасться. И он унесет хороший кусок.
– Надо сказать несколько слов и о Мэллори, о Брайане Мэллори. – Ренлинг снова наполнил стаканы. Корридон заметил, что его рука дрожит. – Он был летчиком свободного поиска. Присоединился к нам после того, как бежал из лагеря военнопленных. Он показался нам отличным парнем. В нем не было никаких изъянов. Тридцать лет, красив, как бог, всем своим видом вызывает доверие. Он совершил смелый побег, убив двух часовых. Пятнадцать дней за ним охотились, как за диким зверем, но ему удалось уйти от погони. Пьер не раз подчеркивал, что Брайан – лучший из нашей группы. А Пьер знал, что говорил, Мэллори был отважен, инициативен и, казалось, смеялся над опасностью. Он всегда первым вызывался на самые рискованные и смелые операции, и я не могу припомнить, чтобы Пьеру удалось остудить его пыл. Мы считали его храбрым, твердым и надежным товарищем.
– Я встречал таких типов, – вставил слово Корридон. – У них все о'кей до тех пор, пока их не прижмут. Тут-то они становятся совсем другими. Как говорится, не хватает заряда в тяжелую минуту.
