Мистер Парсонс удивленно поднял брови.
— «Пендлбери-Олд-Холл»? — чуть более высоким голосом, чем обычно, переспросил он. — Ну конечно, знакома. Я там останавливался.
— В этом-то и дело, — неожиданно и громко выпалил Мартин.
Мистер Парсонс круто обернулся и испуганно уставился на Мартина — и в самом деле, столь внезапное вмешательство в разговор любого могло испугать.
— Как вам сказать... — начал он, но Стефан не дал ему продолжить фразу.
— Как говорит мой друг, — быстро заговорил он, — нас интересуют обстоятельства вашего недавнего пребывания в «Пендлбери». Мы расследуем...
— Минутку! — Мистер Парсонс поднял руку, которая, как заметил Стефан, сейчас не дрожала. — Вы сказали, что ведете расследование. Позвольте вас спросить, прежде чем вы продолжите, следует ли из этой официальной фразы, что вы связаны с полицией?
Мартин собирался что-то сказать, но Стефан опять опередил его.
— Нет, — ответил он. — Мы ведем частное расследование по... по поручению заинтересованной стороны.
Мистер Парсонс улыбнулся. В этом не было никаких сомнений, он действительно улыбнулся.
— Тогда вы должны понять, что я не являюсь заинтересованной стороной в вашем частном расследовании моей личной жизни, — сказал он, нажимая кнопку звонка.
Почти сразу же дверь открыл швейцар.
— Не проводите ли этих джентльменов, Робертсон? — сказал мистер Парсонс.
— Но послушайте! — закричал Мартин. — Как...
— Сюда, пожалуйста, если не возражаете! — показал жестом швейцар.
Здоровенный был малый, этот швейцар.
Если Стефан жаловался на болтливость Мартина по пути из «Гранд-отеля» в Сентрал-Билдинг, он готов был дать что угодно, чтобы тот хоть что-то сказал по дороге из Сентрал-Билдинг в «Гранд-отель». Что касается его самого, то он не мог выдавить из себя ни слова. Но Мартин не пришел ему на помощь. Они уныло тащились по неуютным улицам Мидчестера, храня подавленное молчание, и хотя в течение утра некоторые необходимые слова и выскакивали из них, казалось, они собирались проделать обратный путь до Лондона, не упоминая о Парсонсе.
Только ленч относительно восстановил равновесие отношений. Во всяком случае, настолько, что Мартин вдруг обнаружил способность обсуждать вопрос с философской бесстрастностью.
— Знаешь, Стив, — вдруг сказал он, — это только показывает, как можно ошибаться в человеке. Если я когда-либо и видел субъекта, которого можно взять за грудки, то это был он. И тогда...
Стефан молчал.
— Конечно, было недопустимым промахом пытаться прижать его в его же офисе. Это моя ошибка и все такое, но я как-то не подумал о Чорлби-Мур. Там-то нет никаких швейцаров.
Поскольку Стефан хранил молчание, монолог продолжался:
— Не то чтобы он показался мне крепким орешком. То есть, если в этом вообще что-то есть... Смешно подумать, что нам даже не удалось назвать ему имя Вэннинга...
— Это ничего не изменило бы, — мрачно пробормотал Стефан.
— Может, и нет. Хотя знаешь что? Если бы мы попытались провести его и сказать, что мы полицейские, когда он нас спросил, — я хотел это сказать, ты знаешь...
— Знаю. И если бы мы так заявили, он сразу приказал бы арестовать нас.
— Господи, почему ты в этом уверен? Ладно, так или иначе, а мы уже выбыли из игры. Все равно, ужасно обидно думать, что мы проделали весь этот путь, пустились во все тяжкие и абсолютно ничего не добились...
Он замолчал, понимая, что больше тут ничего не скажешь.
В дополнение ко всем неприятностям в двадцати милях от Лондона их автомобиль зачихал, запыхтел, снова заработал, затем опять зафыркал и наконец заглох. Стефан, который ничего не понимал в моторах, терпеливо сидел внутри, пока Мартин суетливо копался во внутренностях машины с гаечным ключом. Ничего особенного, пояснил он, просто старый карбюратор снова разыгрался. Это он мигом исправит. Он знает старые фокусы своего карбюратора.
В итоге он провозился целый час, и остаток дороги им пришлось проделать со скоростью всего пятнадцать миль в час. Это казалось последней каплей в чаше их неудач: Они намеревались оказаться дома к чаю, но было уже семь вечера, когда они вкатили в Хэмпстед на Хай-стрит. Перед поворотом на Плейн-стрит Мартин резко затормозил. Задремавший было Стефан открыл глаза и недовольно спросил:
— Ну а теперь что случилось?
— Смотри! — сказал Мартин, указывая на противоположную сторону.
Там на обочине заняли место несколько продавцов газет. Это был день небольших событий, судя по тому, что каждый плакат имел совершенно различный текст. Первое, что заметил Стефан, было:
«ЛИВИЙСКИЕ ВОЙСКА
ИХ ПЕРЕМЕЩЕНИЕ
СЛУХИ ОПРОВЕРГАЮТСЯ»
Рядом с ним висел другой плакат:
«ДВОЕ ОТРАВЛЕННЫХ ГАЗОМ
В ЛЮБОВНОМ ГНЕЗДЫШКЕ
В СВАНАЖЕ»
На плакате, расположенном чуть подальше, большими черными буквами по желтому фону было выведено:
«МИДЧЕСТЕР
УПРАВЛЯЮЩИЙ ГАЗОВОЙ КОМПАНИЕЙ
НАЙДЕН МЕРТВЫМ»
Стефан еще не успел вчитаться, как Мартин уже выскочил из автомобиля и запрыгал через дорогу, уворачиваясь от машин.
Он вернулся, размахивая газетой, задолго до того, как перед глазами Стефана закружились дома и магазины. Мартин быстро влез в машину, весь красный от возбуждения, бросил газету на колени Стефану, захлопнул дверцу и нажал на газ.
— Это он, точно, — сказал он, приглушив голос, как будто они разговаривали в присутствии мертвого.
Стефан наконец обрел голос.
— Он, случайно, не принял мединал? — спросил он.
— Нет, застрелился, прямо в офисе...
— О!
Остановившись перед домом, Мартин посмотрел перед собой пустым взглядом и пробормотал:
— Хорошо, что мы не назвали там свои имена, Стив!
— Да.
— А ведь я как раз недавно жаловался, что наша поездка оказалась бесполезной.
— Гм...
— Пожалуй, я сразу поеду домой и лягу спать пораньше, — объявил Мартин, обращаясь к талисману на радиаторе. — Чувствую, что немного устал. Скажешь Анни, хорошо?
— Хорошо, — сказал Стефан, не поднимая головы. — Спокойной ночи. Да! И спасибо за то, что возил меня, и все такое.
— Да ладно тебе, — ответил Мартин, не глядя на него. — Спокойной ночи.
Оказавшись в холле, Стефан в первый раз просмотрел газету. Он стоял там, когда мать вышла из гостиной поздороваться с ним.
— Ну, Стефан, как прошел день? — спросила она.
Он не ответил, продолжая читать: «Покойный жил с женой и тремя детьми. Допрошенная сегодня в очаровательной гостиной в ее доме в Чорлби-Мур, миссис Парсонс сказала нашему представителю...»
— В чем дело, Стефан? Ты такой бледный!
— О, все в порядке, мама. Немного устал, вот и все. День оказался довольно тяжелым. Не знаешь, в доме есть бренди?
Вторник, 29 августа
На второй день отсутствия брата и жениха, которые уехали в Мидчестер, Анна почувствовала, что больше не в силах выносить бездействие. Она привыкла ждать мужчин, но затяжка на два дня оказалась слишком мучительной, тем более что напряжение ожидания отравлялось мыслью, которая упрямо не желала покидать ее голову. Сначала эта мысль напоминала собой нечто вроде крошечного твердого предмета, попавшего в зубцы хорошо смазанного механизма, только по временам дававшего о себе знать, когда ее мысль вдруг давала сбой. Анна могла о ней забыть, начав думать о чем-то другом, избегая этого направления мыслей. Но теперь дело приняло уже другой оборот. Она уже воспринимала его не как инертное препятствие гладко работающему мозгу, а как живую зловредную поросль, посылающую свои ответвления во всех направлениях, которые, разрастаясь, ломали ее сопротивление.
Анна вышла на Хит и долго ходила, пока не ощутила усталость. Впервые она позавидовала тем, у кого есть собака, — эти сварливые, возбудимые существа, непослушные, неудержимые собаки, досадливо-дружные с питомцами других хозяев, собаки, постоянно требующие, чтобы им бросали мяч или палку, и каждую нужно было подзывать криком или свистом, хватать за поводок, оттаскивать от помойки или от прохожих, собаки, которые требовали постоянного присмотра и заботы. В первый и единственный раз она страстно захотела иметь шотландца, шестимесячного щенка, уже привитого против чумки. Как сказал Мартин, в собаках есть нечто такое, что больше никто не способен тебе дать.
После ленча беспокойство не улеглось, а продолжало ее терзать. Она снова вышла на улицу и, поскольку сильно устала, решила сесть на автобус. Подойдет любой маршрут, сказала она себе. Так как в данный момент подошел именно этот автобус, она не видела возражений, почему бы не сесть в него. Однако факт оставался фактом: она пропустила два других, прежде чем подняться именно в этот.
