Черноглазая блондинка - Бенджамин Блэк

я вспомнил: ты тот самый парень, который тогда искал Клэр. Какой-то детектив, так что ли? — Он вдруг хихикнул. — Детектив! Забавно. У меня пистолет, а ты детектив. Действительно, забавно.

Он повернулся к Терри.

— Ты, — сказал он, уже не хихикая, — зачем ты здесь?

Терри задумался.

— Ну, я вроде как друг семьи, Ретт.

Я по-прежнему видел только спину Терри и его затылок, но он казался довольно спокойным. Я был рад. В течение следующих нескольких минут мы все должны быть очень, очень спокойны.

— Помнишь, как мы хорошо проводили время в Акапулько? Помнишь тот день, когда я учил тебя кататься на водных лыжах? Это был хороший день, не так ли? А потом мы все вместе поужинали в том местечке на пляже, которое называется «У Педро». Оно всё ещё там. Я часто прихожу туда, а когда прихожу, то вспоминаю о тебе и о том прекрасном времени, которое мы проводили.

— Ты ублюдок, — тихо сказал Эверетт. — Ты был тем, кто заставил меня начать. Ты был тем, кто дал мне это штуку в первый раз. — Его рука дрожала, и пистолет в ней тоже дрожал. Это было не очень хорошо. Дрожащее оружие может легко выстрелить; я уже видел, как это происходит. Эверетт был близок к тому, чтобы удариться в слёзы, но это были слёзы ярости. — Это был ты.

— О, не будь таким мелодраматичным, Ретт, — сказал Терри с лёгким смешком. — В те дни ты был очень нервным мальчиком, и я подумал, что редкая щепотка счастливого порошка пойдёт тебе на пользу. Прости, если я ошибся.

— Как ты смеешь приходить сюда, в этот дом, — сказал Эверетт, и его рука задрожала ещё сильнее, а ствол пистолета отклонился так, что я стиснул зубы.

— Послушай, — сказал я, — послушай, Ретт, почему бы тебе не отдать мне пистолет?

Молодой человек на мгновение уставился на меня, а затем издал пронзительный визгливый смех.

— Неужели детективы так разговаривают? Я думал, так бывает только в кино. — Он сделал притворно серьёзное лицо и понизил голос, чтобы он звучал так же как мой: — Почему бы тебе не отдать мне пистолет, Эверетт, пока никто не пострадал. — Он поднял глаза к потолку. — Неужели ты не понимаешь, глупец? В том-то и дело, что кто-то обязательно пострадает. Кто-то очень сильно пострадает. Разве не так, Терри? Не так ли, мой старый товарищ по играм из Акапулько?

Вот тогда-то Терри и совершил ошибку. В подобных ситуациях кто-то всегда так делает; кто-то всегда делает неправильный, глупый шаг, и за этим следует ад. Он вдруг соскочил с табурета и рванулся вперед, как пловец, ныряющий в набегающую волну, приземлился на живот и схватил стеклянную пепельницу, стоявшую на полу рядом со стулом, на котором я сидел. Он хотел швырнуть её в Эверетта, этот смертоносный диск. Он не понимал, что когда ты лежишь на животе, то не можешь сделать бросок достаточно сильным. Кроме того, Эверетт был слишком быстр для него, и Терри всё ещё размахивался, когда Эверетт сделал шаг вперед, держа пистолет в вытянутой руке, направил его в голову Терри и нажал на курок.

Пуля попала Терри в лоб, чуть ниже линии волос. Какое-то мгновение он лежал, распластавшись, с пепельницей в одной руке, а другой упираясь в пол рядом с собой, пытаясь подняться. Но он не собирался встать, никогда больше. В голове у него образовались две дырки — одна во лбу, другая, побольше, сзади, у основания черепа. Из этой второй хлестала кровь и ещё какое-то липкое серое вещество. Его голова упала, и лицо ударилось о ковёр.

Эверетт как будто собирался ещё выстрелить, но я успел добраться до него прежде, чем он успел это сделать. Мне не составило большого труда отобрать у него пистолет. На самом деле, он просто отдал его мне. Он обмяк, как девчонка, и теперь стоял с дрожащей нижней губой, глядя на Терри, который лежал на полу, истекая кровью. Одна из ног Терри, правая, несколько раз дернулась и замерла. Я заметил, как уже не раз до этого, что порох пахнет жареным беконом.

За спиной Эверетта снова открылась дверь, на этот раз это была Клэр. Она остановилась в дверях и посмотрела на открывшуюся перед ней сцену с выражением ужаса и недоверия. Затем она шагнула вперёд, оттолкнула брата и упала на колени. Она подняла голову Терри и положила её себе на колени. Она ничего не сказала. Она даже не заплакала. Она действительно любила его, теперь я это ясно видел. Как я мог не догадаться?

Она посмотрела на меня, на пистолет в моей руке.

— Неужели ты?..

Я отрицательно покачал головой.

Она повернулась к брату:

— Это ты?

Он не смотрел на неё.

— Я никогда тебя не прощу, — сказала она ему спокойным, почти официальным голосом. — Я никогда тебя не прощу и, надеюсь, ты сдохнешь. Надеюсь, ты сделаешь себе передозировку, очень скоро, впадёшь в кому и никогда из неё не выйдешь. Я всегда ненавидела тебя, и теперь знаю почему. Я знала, что однажды ты разрушишь мою жизнь. Эверетт по-прежнему не смотрел на неё, не отвечал, и не произносил ни слова. В конце концов, сказать ему было нечего.

Позади нас Ричард Кавендиш поднялся на ноги и заковылял вперёд. Увидев Терри и яркую кровь, пропитавшую голубое платье его жены, он остановился. Несколько секунд ничего не происходило, потом Кавендиш вдруг рассмеялся.

— Ну-ну, — сказал он. — Человека ранили, да?

И он снова рассмеялся. Я решил, что он думает, что видит сон, что всё, что он видит, нереально. Потом он снова двинулся вперёд и, перешагнув через тело Терри, протянул руку и погладил Клэр по голове, а затем, пошатываясь, прошёл через дверной проём, и, что-то бормоча себе под нос, исчез.

Наконец Клэр заплакала. Я подумал подойти к ней, но что бы я сделал? Было уже слишком поздно что-либо предпринимать.

Я не стал звонить Берни. Я решил, что на какое-то время с него хватит, и с меня, конечно, тоже хватит — я не хотел, чтобы он снова кричал на меня, обзывал и приказывал проделывать с собой такие вещи, с которыми не справился бы даже самый великий в мире акробат. Так что вместо этого я позвонил Джо Грину, доброму старому Джо, который пил с тобой пиво, шутил и болтал об игре в мяч, и чьи трусы в жаркую погоду скатывались у него в промежности.

Джо, как всегда, был на дежурстве, и через двадцать минут после моего