Я бросился к Артуру.
– Артур, сделай что–нибудь!
– Видишь ли, старина, рассчитывать на чудо не приходится, ты сам понимаешь.
– Я не прошу о чуде, а надеюсь, что ты как юрист найдешь выход из положения.
– По–моему, в данной ситуации ничего нельзя сделать.
– Хорошо. Я ставлю вопрос иначе: ты берешься защищать Билла?
Артур покраснел.
– Видишь ли, я не веду уголовных дел, но порекомендовать тебе специалиста могу.
– Ты не веришь, что Билл говорит правду, поэтому изворачиваешься?
Трант спокойно сказал:
– Не советую вам задавать подобные вопросы в присутствии полиции.
Артур холодно посмотрел на меня.
– Ронни Шелдон был моим самым лучшим другом, – выразительно сказал он.
«Самым лучшим другом»! Дурак! Ронни не любил его. Самовлюбленный лицемер!
– Ронни был и моим другом.
– Я знаю. Хочешь, я могу посоветовать…
– Нет, не нужно. Мы сами найдем адвоката.
Артур Фридлянд пожал плечами, давая понять, что ему все равно.
– Вы меня извините, господа, – произнес он. – По–моему, я вам больше не нужен, поэтому разрешите откланяться.
Артур вышел из комнаты.
После ухода Фридлянда Трант некоторое время сидел на топчане. Наконец он поднялся.
– Пойдем, – просто сказал он. Билл заморгал глазами.
– Вы меня арестуете?
– К сожалению, да.
Билл был полуодет. Он спросил Транта:
– Я могу переодеться?
– Конечно.
В дверях спальни Билл обратился к Сильвии:
– Ты можешь мне помочь? Собери, пожалуйста, мои вещи. Они пошли в спальню, а мы с Трантом остались.
– Все это очень неприятно, – вздохнул он.
– Как это любезно с вашей стороны, – съязвил я.
– Я понимаю ваши чувства…
– В самом деле?
– Да, понимаю. Судьба к вам не особенно благосклонна. По его лицу я понял, что он имеет в виду не только. Билла. Я снова почувствовал к нему ненависть. Мало ему полицейского мундира, он еще рядится в одежды ангела–хранителя.
– Как вы считаете, – спросил я, – могу я относиться равнодушно к тому, что арестовывают моего сына, который ни в чем не виноват?
Если бы я был уверен, что он не виноват, я бы не арестовал его, – ответил Трант.
– Неужели вы никогда не ошибаетесь?
– Почему же, ошибаюсь, – тихо произнес Трант. – Я знаю хорошего адвоката. Можно сейчас позвонить ему. Я уже говорил об этом с вашим братом.
Я вспылил:
– Больше всего на свете я ненавижу добрых полицейских. Занимайтесь уж лучше своей работой. Вы сами ее избрали, и она доставляет вам удовольствие.
Вы думаете, что это удовольствие? Я настаиваю, чтобы вы разрешили мне позвонить этому адвокату.
Я убедился, что он говорит серьезно. Бог знает почему он хочет помочь мне. Трудно было поверить этому, но после дикой ночи, которую нам довелось пережить, меня ничто уже не удивляло. Ненависть и страх не уменьшились, но острота восприятия притупилась…
– Хорошо, – быстро сказал я. Спасибо!
После телефонного разговора он сообщил:
– Я с ним договорился. Он встретится с вами в комиссариате. Билл и Сильвия вышли из спальни. В руках у Билла был рюкзак.
– Сильвия может пойти с нами? – спросил Билл.
– Если хочет, – ответил Трант.
Сильвия надела плащ, и мы спустились вниз. У дома нас ждала полицейская машина, на заднем сидении которой расположился Петер. Очевидно, он приехал с Трантом и ждал нас.
В комиссариате мы прошли в кабинет следователя. Адвокат, которому звонил Трант, уже ждал нас. Его звали Элтон Меквир. Фамилия была мне знакома.
Трант попросил меня дать Показания первым. Я смутно помню, как отвечал на вопросы. Потом допрашивали Билла, а я сидел с Петером и Сильвией. Один из детективов принес нам кофе в бумажных стаканчиках… Трант пригласил всех в свой кабинет. Сержант подал мне отпечатанные на машинке листы бумаги с моими показаниями и спросил:
– Подпишите?
Я внимательно прочитал и расписался.
Трант сказал, что нам не имеет смысла оставаться здесь и нервировать себя.
С ним можно видеться? – обратился я к адвокату.
– Конечно, – отозвался Меквир. – Я все устрою. Не огорчайтесь. Встретимся завтра утром.
Билл попрощался со всеми, затем повернулся ко мне.
– Папа, передай Жанне, что я чувствую себя хорошо.
– Обязательно.
– Мне очень неприятно, что все так случилось. Я не хотел этого.
Я обвел взглядом страшную комнату, которая провела роковую черту между нашим прошлым и будущим. Трант сказал:
– Теперь лучше уходите.
Мы вышли на улицу. Сильвия молча ушла вперед.
– Жак, поедем домой, – мягко сказал Петер. Ирис ждет нас.
– Нет, – коротко ответил я.
– Не дури.
Я отвернулся. Это был мой любимый брат. Я знал, что он хочет помочь мне. Но сейчас мне хотелось остаться одному.
– Петер, я знаю что делаю. Оставь меня. Билл не убивал Ронни…
– Меквир – отличный адвокат. Он сделает все, что возможно.
– Я вытяну Билла из всего этого и найду убийцу Ронни! Я резко повернулся и пошел по 3–й авеню. И вдруг подумал, что то, о чем я сказал Петеру, должно быть выполнено. Ронни не стало, но Билла я обязан спасти.
Я вернулся домой в четыре часа утра и решил позвонить Жанне: она может что–то знать. Но сделать этого я не смог, поскольку слишком устал, и тут же заснул.
Проснулся я около семи. Первой моей мыслью было увидеться с Жанной. Я почувствовал себя отвратительно. Хотел выпить кофе, но побоялся, что если буду мешкать, то что–нибудь помешает увидеться с Жанной. Я пошел пешком до 58–й улицы.
Стояло тихое утро. Из–за угла выехал грузовик с газетами. Одна пачка случайно выпала на тротуар, и я заметил крупные заголовки: «Дулитч». Через несколько минут все узнают о случившемся. Теперь мы все – фигуры для публичного обозрения: отец с разбитым сердцем, его жена – загадочная жертва, и сын – убийца.
У дома Ронни никого не было. Я позвонил. Дверь открыл Джонсон. Он был без формы, что свидетельствовало о несчастье в доме. Фелиция всегда шутила, что он родился в ливрее и с серебряным подносом в руках. Сейчас же это был старик, ошеломленный и растерявшийся.
– Ужасное несчастье, Джонсон, – сказал я.
– Я не могу поверить, не могу, – проговорил Джонсон.
– Мне надо увидеться с Жанной. Она дома?
– Да, наверху у родителей. Мистера Билла арестовали?
– Да.
– Я должен был рассказать о мистере Билле. Ведь он это говорил…
Может быть, он меня уже ненавидел? Ведь я отец убийцы Ронни и должен возбуждать в нем только ненависть.
– Конечно, вы должны были рассказать все как было, у меня нет к вам претензий.
Я хотел пройти наверх, но вдруг старик попросил меня:
– Прошу вас, мистер Дулитч, поговорите с мисс Анни, я с трудом уговорил ее лечь в постель. Она совсем не может спать, ничего не ест. Она вас уважает и прислушивается к вашим советам.
Поднимаясь по лестнице, я содрогнулся. Весь этот дом, еще совсем недавно наполненный жизнерадостностью Ронни, сейчас казался пустой скорлупой. Джонсон проводил меня до комнаты Анни, открыл дверь и сказал:
– Вы посмотрите, мисс Анни, кого я привел к вам. Я сейчас принесу кофе, и вы позавтракаете.
Я чувствовал себя не в своей тарелке. Что Анни думала обо мне? Скорее всего она считала меня отцом чудовища. А для меня каждый человек был потенциальным врагом, охотящимся за жизнью Билла. Даже на Анни я смотрел с подозрением.
Но разве это Анни? Передо мной сидела, откинувшись на подушки, старуха. Она выглядела, как смертельно больной человек. Но никакой враждебности на ее лице не было.
В спальне Анни мне приходилось бывать и ранее. Я сразу же заметил, что в этой комнате что–то изменилось. Я стал присматриваться и, наконец, понял, что со столика Анни исчезли две фотографии: Ронни и ее умершего жениха. Анни, наверное, убрала их, и это говорило о том, что жизнь ее больше не имеет смысла.
Она указала мне на край кровати. Я сел.
– Ты знаешь, Анни, что я чувствую. Ведь я любил Ронни.
– Да, ты был ему искренним другом.
– И он мне тоже. Но ты не должна сурово осуждать Билла. Он не убивал Ронни.
Она посмотрела на меня с изумлением.
– Но, Жак…
– Вчера вечером я думал, что это сделал он. Но потом он мне все рассказал. Револьвер он взял с собой не для того, чтобы убить. Просто он был в таком состоянии… Это бравада мальчишки. Ронни прав, что выбросил его из дома. Но Билл не убивал. Он вышел отсюда за час до убийства и оставил револьвер здесь.
В этот момент единственной моей целью было убедить Анни. Я вспомнил уверенный взгляд Транта, бегающие глаза Артура Фридлянда и подумал о людях, читающих сейчас газеты и осуждающих Билла. Поэтому мне хотелось убедить в его невиновности хотя бы одного человека.
