Даффи не стал спорить, может быть, так они и подумают. Но Дэнни был услужливый парень, к тому же стосковался по компании, и в конце концов они пришли к компромиссу. Как-нибудь вечерком Даффи заедет за ним, они припаркуются возле «Логова» и просто посмотрят, кто туда заходит. Дэнни решил, что это он как-нибудь выдержит, и ведь Босс просил его помогать следствию.
— Вы следите за играми, мистер Даффи, правда?
— В полглаза. Но я болею за «Кью-Пи-Ар».
— А, «Рейнджеры». Босс убьёт меня, если услышит, но «Рейнджеры» — классная команда. Просто классная.
Даффи кивнул. Они помолчали.
— Футбол — удивительная игра, мистер Даффи, правда?
Даффи согласился.
— Я хочу сказать, у меня мало опыта настоящей игры, игры в основе, но кое-чему она меня уже научила.
Даффи кивнул.
— Это может быть очень добрая игра, и она многое даёт человеку.
Даффи кивнул снова.
— И она может быть очень жестокой. Она может вознести тебя, а потом сломать. Всё как в жизни, верно?
— Даффи не стал спорить.
— Гляньте там, в кармане, — показал Дэнни на висящий на двери пиджак.
Даффи засунул руку и достал лоснящийся листок. Дэнни кивнул, и он развернул его. Чуть ли не весь лист занимала большая фотография. На ярком ковре посреди огромной гостиной сидел улыбающийся темноволосый мужчина с маленьким ребёнком. Малыш довольно рискованно балансировал на футбольном мяче.
— Это в доме у Тревора Брукинга, — сказал Дэнни, — я из журнала выдрал.
Даффи внимательно изучил фотографию. Он заметил два больших застеклённых шкафа, заставленных, в основном, серебром, массивное кресло с жёлтой кожаной обивкой и такой же диван, украшенный фигурной резьбой камин и низенький кофейный столик со стеклянной столешницей.
— Уютно, — сказал он.
— Это Уоррен. С Тревором. Ему ещё четырёх нет. То есть, не было, когда сделали этот снимок. Сейчас-то он уже подрос. Вот Колетт, ей семь. А это Хильке, она финка. Это жена Тревора. Она за всем присматривает.
— Очень мило, — Даффи понравилось, как звучит «Хильке».
— Посмотрите, что висит над камином. Это фотография, посмотрите, как она снята.
Даффи только сейчас заметил над камином золочёную рамку, а в ней семейство.
— Это когда Тревор получал орден Британской империи в Букингемском дворце. С Хильке, Уорреном и Колетт. Фотографа поставили снаружи, он снял, и получилась рамка.
— Мило.
— А какие графины, видите? И посмотрите на камин. Это не настоящий камин, у него нет дымохода, но Тревор любит камины, так что он его у себя устроил. Он на электричестве.
— А-а.
— А посмотрите, какое стерео. Стоит, наверняка, целую прорву. А шахматный столик. А подсвечники. Это серебро, это не подделка какая-нибудь.
— Это очень красивая комната, Дэнни.
— Его жена финка. Её зовут Хильке.
— Очень мило.
— Таких, как Тревор, за всю историю футбола было раз, два и обчёлся, правда?
— С этим не поспоришь, — Даффи бережно сложил листок. — Постарайтесь не пропадать, Дэнни. Можно я позвоню вам через какое-то время?
— Да, конечно, когда захотите. Я вот одного не пойму — что, и в самом деле комната такая большая или просто снимали специальным объективом?
Даффи снова развернул лист.
— Трудно сказать.
Он поднялся, собираясь уходить. От центра комнаты до дверей было всего четыре шага. Если фотограф когда-нибудь станет снимать комнату Дэнни Мэтсона, ему уж точно придётся воспользоваться широкоугольной оптикой.
Три телефонных звонка. Первый — Джимми Листеру, узнать, что предпринимает клуб по поводу жалоб жителей Лейтон-Роуд.
— Тянем время, Даффи. Тянем, сколько это возможно. Судебное разбирательство назначено на пятницу, так что в субботу они постараются въезд закрыть. Но если даже иск решится не в нашу пользу, мы можем подать апелляцию, или что там ещё.
— А вы не пробовали поговорить с жителями?
— Нет. Мы думали об этом, но решили, что проще всего спустить дело на тормозах, действуя через адвокатов. Если нам это удастся, мы просто презентуем им парочку билетов.
— А что газеты?
— Мы делаем всё, чтоб они ничего не узнали.
— И что, никто ещё не разнюхал?
— Пока никто.
Второй звонок. Кену Мариотту, в «Кроникл».
— Кен, если я спрошу у тебя, слышал ты или нет какие-то новости, а ты не слышал, это же ещё не значит, что я тебе их рассказал?
— В каком смысле?
— Ты ведь можешь попридержать материал денёк или два и притвориться, что я рассказал тебе об этом только что?
— Пожалуй. Всё зависит от того, сколько идёт в набор, и от того, какой это материал. На этой неделе я запросто могу тебе дать двое суток форы. Тем более, что материал ещё надо обрабатывать.
— Ты знаешь, что «Атлетик» судится с местными жителями?
— Нет. Интересно. Какие жители? Где? И зачем судится?
— Двое суток, помнишь?
— Но ты расскажешь всё мне, и никому больше.
— Идёт.
Третий звонок. Анти-нацистская лига.
— Здравствуйте, это Кен Мариотт из «Уэст-Лондон кроникл». «Уэст-Лондон кроникл». Не знаю, сумеете ли вы нам помочь. Мы собираем материал о неонацистах, которые вербуют сторонников на футбольных матчах. Думаем начать с «Атлетика», у них на стадионе орудует некое «красно-бело-голубое движение». Хотели бы узнать, есть ли у вас какая-нибудь информация.
Информации было более чем достаточно. Особенно об их связях с другими подобными группами, о которых Даффи никогда не слышал, об их идеологии, которая оказалась более чем мерзкой, об их вожаках и их криминальной подноготной. Сведения были внушительные, и Даффи притворился, что всё записал. Главное, что он хотел узнать, это сколько они уже действуют и где у них штаб-квартира. Ответами были: шесть месяцев и адрес в Илинге. Даффи с признательностью поблагодарил и повесил трубку.
Лейтон-Роуд был посёлок с двумя рядами приземистых кирпичных викторианских особняков. Дома выглядели очень ухоженными, некоторые совсем недавно покрасили. Чувствовалось, что хозяева — люди основательные. Даффи это понравилось. Он достал блокнот и зашагал к дому номер 37.
— Доброе утро, мистер…
— Нет.
— Но я…
— Мы не станем ничего покупать. И благотворительностью не занимаемся, — отрезал хозяин особняка. Он был маленький и желчный, с топорщащимися седыми волосами и выступающим вперёд подбородком; он был похож на вышедшего на пенсию учителя физкультуры.
— Я из газеты «Кроникл». «Уэст-Лондон кроникл».
По крайней мере, это уберегло его от того, чтобы получить по физиономии собравшейся захлопнуться дверью.
— Ах, вот как.
— Да, мистер… мистер… — Даффи притворился, что ищет имя в блокноте.
— Что вам нужно?
— Мы с сожалением узнали, что у вас возникли трудности.
— Откуда узнали?
— Нам ведь за это и платят.
— Вот проныры, — проговорил мужчина.
Даффи стало казаться, что вся эта затея ни к чему не приведёт. Внезапно дверь широко открылась, отставной физрук вышел наружу, взял его под руку и повёл к воротам. Что ж, совсем как у настоящих журналистов, мелькнуло в голове у Даффи. Однако у ворот хозяин особняка, не выпуская его руки, мягко развернул его лицом к дороге.
— Балливан, — проговорил он, отвечая на заданный много ранее вопрос. — Вот посмотрите-ка, — он показал на улицу, — мило, правда? Милые маленькие домики, такие чистые, такие мирные — видите все эти машины? Чудесные машины. Каждый раз, когда здесь проходит матч, мы вынуждены отгонять их чуть не на полкилометра. Обеспечьте свободный проезд болельщикам, так говорит полиция, а правда состоит в том, что только так можно уберечь их от вандализма этих паршивых сосунков. Посмотрите-ка на эти сады. Ну, заметили? Там ничего нет, одни изгороди. Ни цветов, ни растений. Что толку сажать цветы — эти малолетние паршивцы всё равно их вырвут. Что толку высаживать их в ящики под окна — эти ублюдки всё равно всё разнесут в клочья. Что толку прикручивать ящики к подоконникам, если от этого им только куража прибавляется. Скоты, и больше ничего.
— Почему же вы прежде никуда не жаловались?
— Жаловались. Никакой реакции. Просто пришлют пару бесплатных билетов на очередной матч, и всё. Да кому нужны бесплатные билеты, чтобы смотреть на такое дерьмо, как «Атлетик»? Вы мне пришлите билеты на «Тоттнем», и тогда мы поговорим. Да и в любом случае, я отдыхаю только тогда, когда вся эта шайка засядет у себя на стадионе и воет там по-звериному. С чего это руководство клуба решило, что я тоже хочу идти внутрь и там слушать всю эту похабщину? В вас когда-нибудь швыряли объедками чикен-сэндвича? Конечно, нет. Омерзительная пища. Даже собака есть не станет. А вам когда-нибудь мочились в почтовый ящик? Само собой, нет. А в вашем палисаднике справляли нужду несовершеннолетние паршивцы? Нет, и ещё раз нет. Вы понятия не имеете о том, что происходит, голубчик, вы, с вашим отточенным карандашом и толстым блокнотом, в который вы ничего не записываете, я ведь вижу. Вы просто не понимаете, что происходит. Знаете ли вы, что они ещё вытворяют? Звонят в дверь и спрашивают, не пущу ли я их в туалет. Конечно нет, говорю я, сходите на стадионе, закрываю дверь и слышу оглушительный хлопок. Знаете, что они делают? Вставляют в щель электрическую лампочку. Со мной такое дважды проделали. Такие у них шутки. И после этого они гадят у вас на газоне. У вас ведь нет с собой билетов на «Тоттнем», правда? Нет, думаю, нет. Всего доброго.
