— Поезжай ты домой, — посоветовал я. — И выспись. Все равно в ближайшие дни ты Колю не увидишь.
— Да, теперь поеду, — кивнула она. — Теперь я узнала что хотела.
Она снова поправила рюкзачок, подумала и сказала:
— Между прочим, меня Кристи зовут.
— Кристи? — не понял я.
— Ну, если полностью, то Кристина. А так короче. И еще потому, что мне «Агата Кристи» нравится. Группа такая.
— Константин, — представился я.
— Очень приятно, — улыбнулась она. Еще одна забытая фраза. — Вы не могли бы мне позвонить, когда Коля выйдет из больницы? Чтобы я не сидела здесь целыми днями во дворе.
— Тут я вам вряд ли помогу. У нас с Ниной Валентиновной тоже не все гладко, и может быть, я завтра уже не буду на нее работать. И ничего не буду знать о Коле.
— Но если вы не будете работать на нее, то, значит, сможете сказать, в какой больнице он лежит? Ведь тогда у вас не будет перед ней никаких обязательств?
Соображала она быстро. Я не нашел ничего более подходящего, как кивнуть головой.
— Тогда запишите мой телефон, — сказала она и заставила-таки меня написать в записной книжке шесть цифр. Эта девушка умела добиваться своего, ничего не скажешь.
— До свидания, Константин, — сказала она и энергичным шагом направилась к автобусной остановке. Рюкзачок на узкой спине слегка подпрыгивал.
— До свидания, Кристи, — сказал я. Странное имя. Приятная девушка. Особенно на фоне всех тех, с кем приходилось общаться в последние два дня.
На этот вечер у меня были большие планы. Я хотел отловить Артура и еще раз войти с ним в плотный контакт — не больше не меньше.
Я подозревал, что Фокины к утру образумятся и примут мое предложение. И если к этому времени я сумею вышибить из Артура информацию о том, где сейчас находится Фокин-младший, это только поднимет мой авторитет. Останется лишь позвонить Максу, чтобы тот связался со своими людьми в милиции и направил группу захвата по нужному адресу.
А может, я обошелся бы и без группы захвата. Если подъехать ночью, когда охрана спит... А может, Колю держат без всякой охраны...
Так в моем мозгу возникали вполне радужные перспективы фокинского дела. В самом лучшем случае я мог уже утром привезти Колю домой. И я стал думать об этом «лучшем случае». Не знаю, что вселило в меня такой оптимизм. Я был полон решимости непраздно провести ночь — прочесать все места, где мог появиться Артур, и выбить из него дурь. А также информацию.
Перед таким серьезным мероприятием стоило заехать домой переодеться. Что я и сделал. Я надел кроссовки, джинсы и чистую рубашку. Отправлялся я в специальной экипировке — вложив в потайной карман джинсов небольшой, размером с авторучку, электрошокер. Разряд получался послабее, чем у стандартных образцов, но вполне достаточный, чтобы вырубить взрослого мужчину на несколько секунд. Клубные охранники, обыскивающие на входе публику, мою игрушку обычно не находили.
Перед отъездом я решил основательно подкрепиться. Я поджарил себе яичницу с колбасой и запил это изысканное блюдо большой кружкой черного кофе.
В начале десятого я вышел из квартиры и уже вставил ключ в замок, чтобы закрыть дверь, когда зазвонил телефон. Голос был знакомым, и я похвалил себя за верный ход мыслей — должно быть, Фокины одумались еще до наступления утра.
Однако по ходу разговора с Ниной Валентиновной стало понятно, что ситуация немного сложнее.
— Извините за то, что беспокою вас так поздно... — начала она в несвойственной ей деликатной манере.
— Ничего страшного, — ответил я, предвкушая извинения и предложение вернуться к работе на благо семьи Фокиных.
— Константин, я хочу вам кое-что сообщить... Мне позвонил Артур...
— Когда?
— Примерно полчаса назад.
— И что он сказал?
— Ну, — медлила она, — это не телефонный разговор...
«Что за чушь вы несете?!» — хотел поинтересоваться я, но сдержался. И выразился иначе:
— Откуда такая боязнь телефона? Кто нас подслушивает? Зачем? Нина Валентиновна, ваша тяга к секретности — я не могу ее понять...
— Дело не в секретности, — начала оправдываться она. — Просто такие серьезные разговоры трудно вести по телефону...
— Вы хотите, чтобы я приехал?
— Да, да, именно. — Она так обрадовалась моей сообразительности, что я насторожился. — Приезжайте прямо сейчас. И мы решим, что делать дальше.
— По-моему, надо звонить в милицию, — напомнил я о наших разногласиях. На удивление, Фокина кротко сказала:
— Может быть... Приезжайте, и мы все обговорим.
Позже, обдумывая все произошедшее в тот вечер, я совершенно точно осознал одно: во всем была виновата Кристи. После встречи с ней я испытывал такой всплеск оптимизма, что даже понадеялся на обращение Фокиной к здравому смыслу. Я ошибался, но понял это слишком поздно.
Все зло от женщин. Даже если они говорят «пожалуйста» и «очень приятно».
Сумерки сгустились в темно-синее полотно, на фоне которого белела девятиэтажная панельная башня, где жили Фокины. У подъезда было безлюдно. Бабки покинули свои насиженные места, родители утащили детей умываться и спать. Темноволосая девушка с рюкзачком за спиной поехала домой, завершив свое трехдневное дежурство. Жизнь замерла в преддверии наступления ночи.
Я оставил шокер в машине, чтобы не было соблазна отключить Фокину в тот момент, когда она скажет очередную глупость. Проходя мимо мусоропровода, я на несколько секунд задержал дыхание и вернулся в нормальное состояние уже перед лифтом.
— Проходите, пожалуйста, — сказал Фокин-старший, открыв дверь. Сегодня он был чертовски любезен.
— Извините, что заставила вас ехать к нам так поздно. — Нина Валентиновна стояла в коридоре, сложив руки на груди. Она была так вежлива и предупредительна, приглашая меня пройти, что мне стало не по себе.
Я опустился в мягкое кресло. Фокина села рядом. Нас разделял журнальный столик. А также ее самомнение.
— Нам звонил Артур, — без лишних проволочек начала она. — Он сказал, что у Коли все хорошо. Что Коля очень просил не впутывать сюда милицию и посторонних.
При слове «посторонних» она выразительно посмотрела на меня. Я хмыкнул:
— Это вам лично Коля сказал?
— Это передал Артур с его слов. Он сказал, что они с Колей — одноклассники, друзья. Что нет таких проблем, каких нельзя бы было решить миром.
— И как он собирается решить проблему с вашим сыном? Проблема называется пятьсот долларов, если я не ошибаюсь?
— Он дает Коле отсрочку, — торжественно сообщила Фокина, будто читала важное правительственное сообщение, которое должно было вызывать у всего народа неуемную радость. — Он даст Коле работу, и Коля сможет быстро отдать свой долг. И Артур пообещал, что проследит за тем, чтобы Коля бросил употреблять наркотики.
Я засмеялся. Фокины посмотрели на меня как на сумасшедшего. Жена — как на опасного безумца, муж — с сочувствием, будто говоря: «Как я тебя понимаю, от этого и вправду свихнешься...» 62
— Я сказала что-то смешное? — поинтересовалась Нина Валентиновна, нервно поддергивая рукава халата.
— Этот Артур — большой шутник, — сказал я. — У него специфический юмор. Вы его не поняли.
— Ну так проясните, раз вы такой умный, — попросила Фокина, с трудом сдерживая раздражение. Наконец-то она стала похожей на самое себя. Я почувствовал себя естественнее.
— Отсрочка называется «счетчик», — пояснил я. — С вашего Коли стребуют не пятьсот баксов, а семьсот. Или тысячу. И то, что они друзья... Чушь собачья. И что это за работу Артур предлагает? Он сам торгует наркотиками. Что он может предложить вашему сыну? Как вы думаете?
— Артур сказал, что это хорошая работа. Он сказал, что слухи о том, что он торгует наркотиками, — большое преувеличение.
— Вы верите человеку, которому два дня назад хотели хорошенько прочистить мозги, — напомнил я Фокиной ее слова.
— Тогда я плохо его знала.
— Вы поговорили с ним пять минут по телефону и узнали его лучше?
— Мы говорили больше, чем пять минут. Это был тяжелый разговор, поверьте, Константин...
— Я никогда не поверю одному: когда торговец наркотиками обещает, что излечит своего клиента от наркомании.
— Константин, вы не правы...
— Конечно. — Я встал. — Я не прав. Вы звали меня лишь затем, чтобы все это сказать?
— Я хотела, чтобы мы поняли друг друга...
— Я понял. Только, когда ваш Коля окончательно увязнет в этом дерьме, когда он будет красть из дома деньги и вещи, чтобы их продавать и платить за наркотики, когда он потребует, чтобы вы продали квартиру или дачу... Тогда не звоните мне и не просите помощи.
— Константин. — Фокин протянул руку ко мне, но я уже не обращал на эту семейку никакого внимания. Они утомили меня своей то ли глупостью, то ли наивностью. Я ушел, хлопнув дверью.
Вызвав лифт, я так саданул по кнопке кулаком, что стекло треснуло. Мои извинения. Только меня всегда бесит, когда люди добровольно вешают на шею камень, который потом потянет их ко дну.
