Теперь, когда я достиг своей цели и должен был праздновать победу, я уже не испытывал радости от этого. Теперь все было ясно: Анни, побуждаемая Гвендолен, ненавидя брата, вернулась, чтобы выполнить свой «моральный долг».
Полный отвращения ко всему, я спросил:
– И ты вернулась?
– Да, – кивнула она.
– Ты открыла дверь своим ключом?
– Да.
– И Ронни был там?
Она посмотрела мне в глаза.
– Ронни лежал на полу мертвый, а около него валялся револьвер.
Я был так уверен, что сейчас последует признание, что даже растерялся. Жанна ведь слышала, как убийца открывал дверь в девять часов.
Я уточнил:
– Это было около девяти часов, да?
– Нет, это было значительно позже. Где–то около половины десятого… Я ушла от Гвендолен около девяти.
«Она разгадала мою западню», – подумал я. Но Анни продолжала тихим голосом:
– Я никогда до этого не видела трупа. Но не могу сказать, что была поражена или огорчена. Я просто стояла и смотрела на него. И даже чувствовала какое–то удовлетворение от того, что восторжествовала справедливость.
Я не хотел ей верить, но уже начал сомневаться и спросил:
– Почему ты сразу не вызвала полицию?
– Я хотела позвонить – взяла трубку, но телефон был занят: Жанна говорила с тобой. Она спросила, надо ли вызвать полицию. Ты ответил: «Нет». И Жанна попросила, чтобы ты взял ключ от парадной двери.
Не было сомнения, что Анни поднимала трубку. Если бы она застрелила Ронни, то ни за что не подошла бы к телефону.
– Я знала, что ты приедешь, поэтому не стала вызывать полицию, решив, что будет лучше, если ты сам будешь разговаривать с полицией. Я вернулась к Гвендолен, рассказала ей, что произошло с Ронни, и мы условились о моем алиби.
– Алиби! Чтобы спасти тебя от ареста…
– От ареста? Ты считаешь, что я беспокоилась об этом? Нет, Жак, я не думала о себе.
Она подошла к кровати, взяла сумку и что–то достала из нее.
– Я не хотела, чтобы полиция узнала, что я уже была в доме. Сейчас ты поймешь, почему…
Она протянула мне руку. На ладони лежала пуговица с кусочком материала от костюма Билла. Я узнал ее.
– Видишь, Жак, что я нашла.
Снова сомнения, снова лишняя улика против Билла!
– Теперь ты понимаешь, почему я сказала тебе, чтобы ты не очень надеялся. Ронни сжимал пуговицу в руке, а это значит, что Билл вернулся. Он каким–то образом достал ключ, пришел сюда, схватил револьвер и, когда Ронни бросился к нему, застрелил его.
Она подала мне пуговицу.
– Возьми ее, Жак, и поступай, как считаешь нужным. Ты должен смотреть правде в глаза. Билл все–таки убил его!
– Нет!
Она положила руки мне на плечи.
– Жак, дорогой, послушай. Не лучше ли будет рассказать сержанту Транту правду? Тогда они увидят, каким чудовищем был Ронни и как он поступил с матерью Билла… Жак, если мы все расскажем о Ронни, суд присяжных поймет нас!
Я поднялся и молча направился к двери.
В ушах у меня еще звучали слова Анни: «Рассказать сержанту Транту…» Разве так все должно закончиться? Сдаться на милость Транта?! Обнажить наши раны, поведать, что Ронни сделал с Жаком Дулитчем, Фелицией, Анни Шелдон, Гвендолен Снейгли, Сильвией Ример?! Это чудовище наконец заплатило за все!
Я вышел на улицу. Кто–то схватил меня на плечо.
– Ты здесь! А мы ищем тебя. Это были Петер и Ирис.
Неподалеку стояла полицейская машина. Из нее вышли Трант и полицейский. Сержант остановился возле Петера и спросил:
– Вы говорили с мистером Меквиром?
– Нет, – ответил я.
– Миссис Шелдон рассказала мне о ключе. Она слышала, как убийца открывал дверь своим ключом в девять часов… «Что это? – подумал я. – Новая западня?»
– Миссис Шелдон сказала, что вы знаете об этом.
– Да.
– У вас есть ключ от этого дома? – спросил он.
– Да, есть.
– Вы его не давали сыну?
– Конечно, нет, – прервала его Ирис. – У Жака ключ был при себе. Когда мы пришли сюда, он им открыл дверь.
– Я так и думал, – промолвил Трант: – Вы отдаете себе отчет, что это первый факт в пользу вашего сына? По показаниям миссис Шелдон, Билл ушел после сцены с револьвером. Если бы он убил, то должен был вернуться и сам открыть себе дверь. Джонсон подтвердил, что у Билла никогда не было ключа. Это очень важная подробность.
Я думал, что пока он не знает о ключе Жанны, еще есть надежда.
– Я приехал к вам домой, и там встретил вашего брата с женой. А сейчас мне надо поговорить с Лейгтонами.
– Мы тоже пойдем, – сказал Петер.
Мы поднялись к Лейгтонам. Дверь открыла Филлис. Она подозрительно посмотрела на нас.
– В чем дело?
– Нам надо задать вам пару вопросов, – произнес Трант. Но леди Брент не двинулась с места.
– Базиль работает, – заявила она.
– Может быть, он согласится отвлечься на пару минут?
– Что случилось, Филлис?
В коридоре показалась Нора. Увидев нас, она сказала:
– Добрый вечер. Входите, пожалуйста. Базиль работает, но…
Не обращая внимания на Филлис, мы прошли в гостиную. Жанна сидела в кресле. Трант остановился у двери.
– Пригласить Базиля? – спросила Нора.
– Пожалуйста, – ответил Трант.
Нора тихо постучала в дверь библиотеки, робко вошла туда и через минуту вернулась вместе с мужем.
Я подумал о Базиле: он тоже вроде Ронни, а Нора – своего рода Анни, рабыня его гения.
– Добрый вечер, господа, – любезно промолвил Базиль. – Чем могу служить?
Трант начал:
– Прежде всего, вам хочет задать несколько вопросов мистер Дулитч.
Я немного растерялся. Но тут вперед выступил Петер, и я только сейчас увидел еле заметную улыбку на его лице.
– Если вы не возражаете, то хотелось бы еще раз проанализировать ваше алиби.
– Я готов сделать все, чтобы облегчить расследование, сержант. Но разве мистер Дулитч уполномочен расспрашивать меня? – спросил Базиль.
– Мистер Дулитч не сказал мне, что именно его интересует, но я не вижу причин запрещать ему задавать вопросы.
– Ну что ж, хорошо. Если вы это санкционируете! – величественно произнес Базиль.
И снова заговорил Петер:
– Леди Брент достала вам билеты на «Встречу в городе» у миссис Магги Стейн. Вы пришли в театр в восемь часов двадцать минут. С миссис Стейн и ее мужем вы разговаривали около входа и после, в антракте, так?
– Факты настолько достоверны, что даже не стоит говорить об этом, – уже с раздражением выпалил Базиль.
– Конечно. Как вам известно, этот спектакль поставлен мной. Сегодня утром я позвонил в кассу и узнал, что у них были заказаны и отмечены три места по записке Магги Стейн. Но для брони мы всегда оставляем по четыре места. Таким образом, оставалось еще одно свободное место. Поскольку это случилось только вчера, то администратор все хорошо помнит. Четвертое место занимал один режиссер из Голливуда. Случайно оказалось, что мы с ним знакомы. Его зовут Роберт Альден. Это человек, которому можно полностью доверять. Он рассказал мне, что в прошлый вечер во время первого акта место слева от него было пустым. А во втором акте его занял высокий худой человек с испанской бородкой. Так?
Он посмотрел на улыбающуюся Ирис и обратился к Транту:
– Это все, что я хотел выяснить. Занавес после первого акта опускается в девять сорок пять. Это давало мистеру Лейгтону предостаточно времени, чтобы появиться у мистера Шелдона после первой встречи с миссис Стейн и вернуться до второго разговора в антракте.
– Это несколько меняет дело, – сказала Ирис. – Оказывается, у мистера Лейгтона нет алиби!
– По–моему, – подхватил Петер, – вчера вечером, еще до ухода Лейгтона в театр, Ронни пришел к нему. Он сказал, что игра закончена и вся семья должна вернуться в Англию. Лейгтону это, конечно, не понравилось. У него не было желания оставлять комфортабельную квартиру и двенадцать тысяч долларов в год. Он поспешил в театр, где его ожидали дамы. Там он, благодаря встрече с супругами Стейн, получил алиби; а потом мог вернуться к Ронни, чтобы убить его, зная, что все улики будут против Билла.
Это было выше моих сил. Я видел спокойных Петера и Ирис, стоящих между Лейгтоном и Трантом, бледную, испуганную Нору, а также презрительную физиономию Филлис. Я боялся, что новая надежда вспыхнет и исчезнет, как блуждающий огонек. Я смотрел на Транта. Но тот, словно ничего не произошло, спросил Лейгтона:
– Как вы нам это объясните?
Лейгтон очаровательно улыбнулся и сказал:
– Я должен признаться в одном: я не был с вами вполне откровенен. Да, мистеру Дулитчу, с его тонким театральным чутьем, удалось установить кое–что, но не совсем все. Ронни Шелдон действительно приходил ко мне перед моим уходом в театр. Да, он был в бешенстве и кричал, что моя дочь опозорила всю семью, что он отправит нас обратно в Англию! Он был мало похож на человека. Уверяю вас, что я не привык к таким выходкам.
