это прорывается в отвратительных сценках. Совершенно бессмысленных.
— Злословите, — сказал я.
Мисс Уэлд протянула руку и чиркнула меня ногтем по щеке. Щеку словно бы обожгло раскаленным железом.
— Сколько вы зарабатываете, Марлоу?
— Сорок долларов в день плюс расходы. Такую цену я запрашиваю. А беру двадцать пять. Случалось брать и меньше.
Мне вспомнились мятые двадцать долларов Орфамэй Квест.
Мисс Уэлд снова чиркнула меня ногтем, и я едва не схватил ее за руку.
Она отошла и, плотно запахнув халат, села в шезлонг. Маленькое помещение согрелось от рефлектора.
— Двадцать пять долларов в день? — изумленно спросила она.
— Маленьких одиноких долларов.
— Очень одиноких?
— Как маяки.
Она забросила ногу на ногу, и бледное сияние ее колен, казалось, заполнило все помещение.
— Задавайте вопросы, — предложила она, не сделав попытки прикрыть колени.
— Кто такой Стилгрейв?
— Человек, которого я знаю несколько лет. И хорошо к нему отношусь. У него есть собственность. Один или два ресторана. Откуда он приехал — не знаю.
— Но его-то вы знаете очень хорошо.
— Почему вы не спросите, сплю ли я с ним?
— Таких вопросов я не задаю.
Мэвис Уэлд засмеялась и стряхнула пепел с сигареты.
— Мисс Гонсалес охотно сказала бы вам.
— Ну ее к черту.
— Она смуглая, красивая и страстная. Притом очень, очень податливая.
— И оригинальная, как почтовый ящик, — сказал я. — К черту ее. Вернемся к Стилгрейву. Бывали у него неприятности?
— А у кого их не бывало?
— С полицией?
Глаза Мэвис Уэлд округлились слишком уж наивно. Смех прозвучал слишком уж звонко.
— Не смешите меня. Этот человек стоит около двух миллионов.
— Как он их добыл?
— Откуда мне знать.
— Ну ладно. Действительно, откуда. Сигарета обожжет вам пальцы.
Я подался вперед и выхватил окурок. Рука лежала на голой ноге. Я коснулся ладони пальцем. Мэвис Уэлд отпрянула и сжала руку в кулак.
— Не надо, — резко сказала она.
— Почему? Я делал это с девочками, когда был мальчишкой.
— Знаю. — Она дышала слишком уж часто. — От этого я чувствую себя очень юной, невинной и слегка шаловливой. А я уже далеко не юна и не невинна.
— Значит, в сущности, вы о Стилгрейве ничего не знаете?
— Так что же у вас на уме — допрос с пристрастием или заигрывание?
— У меня на уме совсем другое, — ответил я.
Помолчав, она сказала:
— Мне и в самом деле нужно поесть, Марлоу. Съемки продлятся до вечера. Вы ведь не хотите, чтобы я упала в обморок перед камерой?
— Это позволительно только звездам. — Я поднялся. — Ладно, ухожу. Не забывайте, что я работаю на вас. Если б я думал, что вы убили кого-то, то не взялся бы. Но вы явились туда. Вы очень рисковали. Там было что-то очень вам нужное.
Мисс Уэлд откуда-то извлекла фотографию и, закусив губу, уставилась на нее. Не шевельнув головой, она подняла взгляд.
— Вряд ли это могло быть таким уж необходимым.
— Именно это он и спрятал, да так хорошо, что вам ничего не удалось найти. Но что особенного в этой фотографии? Вы и человек по фамилии Стилгрейв сидите в кабинете ресторана «Танцоры». Ничего предосудительного в этом нет.
— Совершенно ничего, — сказала она.
— Значит, тут все дело или в Стилгрейве, или в дате.
Мисс Уэлд быстро снова посмотрела на снимок.
— Дату здесь определить невозможно, — торопливо произнесла она. — Если дата имеет какое-то значение. Разве что на отрезанном куске…
— Возьмите. — Я протянул ей отрезанную часть. — Только вам потребуется лупа. Покажите эту фотографию Стилгрейву и спросите, значит ли для него что-либо эта дата. Или у Бэллоу.
Я направился к выходу.
— Не тешьте себя надеждой, что дату невозможно определить, — сказал я через плечо.
— Вы просто строите песчаные замки, Марлоу.
— Вот как? — Я обернулся к ней с усмешкой. — Вы и вправду так считаете? О нет. Вы отправились туда. У вас был пистолет. Тот человек был уже убит. Он был известным мошенником. То, что вам было нужно от него, нашел я. За утайку этого полицейские с удовольствием загребли бы меня. Потому что мотив убийства там налицо. Если полиция узнает об этом, у меня не окажется лицензии. А если обнаружит еще кое-что, у меня в затылке окажется пешня. Ну что, слишком много я зарабатываю?
Мисс Уэлд, стиснув пальцами колено, молча смотрела на меня. Пальцы другой руки, лежащей на подлокотнике, беспрестанно шевелились.
Мне было нужно только повернуть дверную ручку и выйти. Не знаю, почему, но это оказалось очень трудно.
По коридору мимо моего офиса, как всегда, сновали люди, а когда я, открыв дверь, вошел в душную тишину малой приемной, у меня, как всегда, появилось ощущение, будто я брошен в пересохший двадцать лет назад колодец, к которому никогда никто не придет. В воздухе, отдающем несвежестью, как интервью о сыгранном матче, стоял запах старой пыли.
В кабинете — тот же спертый воздух, та же пыль на плинтусе, то же крушение надежд на беззаботную жизнь. Я открыл окна и включил радио. Оно заорало вовсю, я убавил звук до нормального и услышал, похоже, уже не первый телефонный звонок. Сбросив шляпу, я поднял трубку.
Мисс Орфамэй Квест было самое время позвонить снова. Ее холодный твердый голосок произнес:
— На сей раз я скажу все начистоту.
— Так-так.
— Раньше я лгала. Теперь — говорю правду. Я в самом деле разговаривала с Оррином.
— Так-так.
— Вы не верите мне. Я слышу по вашему тону.
— По моему тону вам ничего не понять. Я детектив. Как вы разговаривали с ним?
— Он позвонил из Бэй-Сити.
— Минутку. — Я положил трубку на коричневую книгу записей и закурил. Не спеша. Лжецы всегда терпеливы. Вновь поднял трубку.
— Звонок от Оррина у нас уже был, — сказал я. — Для своего возраста вы слишком забывчивы. Доктору Загсмиту это может не понравиться.
— Пожалуйста, не дразните меня. Дело очень серьезное. Он получил мое письмо. Пошел на почту и спросил, нет ли ему писем. Он знал, где я остановилась. И когда примерно приеду. Вот и позвонил. Живет он у одного врача. Делает для него какую-то работу. Я уже говорила, что он два года учился на доктора.
— У этого врача есть имя?
— Да. Какое-то странное. Доктор Винсент Лагарди.
— Минутку. Кто-то стучит в дверь.
Я очень осторожно положил трубку. Словно она была очень хрупкой. Словно она была сделана из стекловолокна. Достав платок, я вытер ладонь, в которой держал ее. Встал, подошел к встроенному гардеробу и погляделся в зеркало. Это был я, вне всякого сомнения. У меня был очень утомленный вид.
Я вел слишком
