Макс Коллинз - Смерть в послевоенном мире (Сборник)

Один мой знакомый напечатался за свои восемьдесят лет в массе дешевых журналов и дождался выхода в свет первых книг в мягких обложках. В последнее время он все чаще задумывался о бренности всего происходящего. Прошедшего не вернуть. Понимая это, он писал мне: «Не удалось найти героя, которого публика полюбила бы так, что захотела встретиться с ним больше, чем пару раз. Это как проклятие, когда созданный тобою персонаж начинает жить собственной жизнью, но еще хуже, когда у него вообще нет никакой жизни». Это слова из его последнего письма. Месяц спустя, промозглой дождливой ночью, он скончался, сидя в кресле у экрана телевизора.

Макс Аллан Коллинз (для друзей просто Ал) написал три серии рассказов, прежде чем нашел своего героя — Натана Геллера, частного детектива, который работал в Чикаго в тридцатые-пятидесятые годы. И если вор Нолан, сочинитель таинственных историй Маллори и наемный убийца Кварри стали теми персонажами, с которыми читатель неоднократно и с удовольствием встречался, то именно Нат Геллер подарил Алу его первую многочисленную читательскую аудиторию.

В сегодняшнем мире, где действуют промышленные шпионы, агенты различных разведок и наркодельцы, не говоря уже о наемниках и террористах, частный детектив выглядит до смешного романтичным и более уместен в прошлом или будущем (как, скажем, в «Бегущем по лезвию»), нежели в настоящем. Разумеется, я имею право судить об этом, поскольку сам работаю в жанре детективного рассказа.

Натан Геллер живет в мире ревущих моторов, курящих девушек, женщин с темным прошлым. Вокруг него простирается черный мир: пустынные ночные улицы, поблескивающие под весенним дождем; звуки шагов, теряющиеся в тишине аллей городских кварталов; проститутки, которым удается подцепить клиента под мурлыканье песенки «Хэйл Мэри».

На такую картину Ал проецирует себя, вернее, ту часть себя, которая является Натом Геллером. Там, где многие из писателей предаются нескромно длинным пассажам из собственных биографий, Ал всегда остается ироничным. И он узнаваем для читателя, во всяком случае я воспринимаю его по крупицам и деталям, проглядывающим в разговорах и действиях Геллера. Ал так же очарователен, как и его герой — Геллер. Моя жена может рассказать об этом гораздо больше.

Ал предпочитает бороться с трудностями жизни с помощью юмора. Эту замечательную черту его характера я обнаружил несколько лет назад, когда оказался на больничной койке. В течение двух недель Ал звонил каждый вечер в больницу и заставлял меня смеяться. Это была для меня существенная поддержка. Думаю, Геллер, вне всякого сомнения, проявил бы сострадание к моему положению, но самое большее, на что я мог рассчитывать, так это на дружеское похлопывание по спине или на пачку сигарет. И никаких шуток.

Закладка Лас-Вегаса, события второй мировой войны, подвиги Аль Капоне — вот некоторые из тем его произведений. И он отлично понимал, что должен писать лучше, чем когда-либо прежде. Старался и писал.

Совсем недавно, еще пять лет назад, сборник рассказов, предлагаемый читателю, не мог появиться. Во-первых, потому, что лучший из его рассказов — «Смерть в послевоенном мире» — не был еще написан, во-вторых, что самое главное, тогда Алу казалось, что он не достиг достаточного мастерства в жанре короткого рассказа и не был уверен, что у него появится свой читатель.

Прошло совсем немного времени, и Коллинз получил приятные известия. Издателям (в том числе и мне) не только понравились его произведения, но они настойчиво советовали продолжить работу в этом жанре. На днях Лэнсдейл сообщил мне, что собирается включить рассказы Коллинза в издаваемую им антологию. При этом он заметил: «Я прочитал пару его рассказов, они чертовски хороши».

Хочется надеяться, что они понравятся, потому что они динамичны, полны иронии, чувств, глубоких мыслей, сочных красок, самоанализа.

Одному Богу известно, но, может быть, вам придется по душе и Нат Геллер. Ведь это именно тот парень, с которым захочется встретиться больше чем пару раз. Гораздо больше. Я вам обещаю.

Эд Гормон

На жизнь свою не жалуюсь. Я живу в новом, серого кирпича доме, построенном за государственный счет, в тихом пригороде Линкольнвуде. В декабре прошлого года я женился на Пегги, которая вот-вот должна родить мне первенца. Благодаря взятке, которую пришлось дать торговцу автомобилями в Норт-Сайде (что делать — такие времена!), я стал обладателем новенького «плимута». Кроме всего прочего, мне удалось только что перенести офис своего детективного агентства А-1 в Луп, в престижное здание Рукер Билдинг.

Справедливости ради следует отметить, что дела в последнее время шли вяло: значительная часть заказов, поступавших раньше в наше агентство, касалась бракоразводных процессов, но сейчас никто пока не собирался разводиться. Стоял июнь 1947 года, бывшие солдаты и их цветущие невесты все еще наслаждались долгожданной близостью и не помышляли ссориться, однако скоро все должно было стать на свои места. Я терпелив. Правда, успокаивало то, что народ залезал в долги, тратился по-крупному, гоняясь за своими послевоенными мечтами. Многие толстосумы-кредиторы испытывали беспокойство и опасения за свои деньги, и я должен был помочь вытрясти их с должников.

Лучи утреннего солнца пробивались сквозь легкие занавески нашей маленькой спальни, нарушая сон моей прекрасной жены. Сам-то я уже без четверти восемь поднялся: на работу нужно было примерно к девяти (когда ты босс, точность необязательна). Я стоял возле кровати и завязывал галстук, когда Пег, приоткрыв глаза, взглянула на меня.

— Кофе почти готов, — сказал я. — Хочешь, могу взбить несколько яиц, но если что-то другое, то готовь сама.

— А который час?

Пегги села в кровати; одеяло соскользнуло с крутого живота. Набухшие груди упрямо выступали под ночной рубашкой.

Я сказал ей, который час, хотя часы стояли рядом, на ночном столике.

Она сглотнула сонно, поморгала. Кожа у Пег была бледной, прозрачной; едва заметные веснушки украшали вздернутый носик. Под густыми бровями блестели большие голубые глаза. Без макияжа, с всклокоченными каштановыми кудрями, да еще на седьмом месяце беременности, моя только что проснувшаяся супруга показалась мне великолепной.

Сама она, разумеется, так не считала. На протяжении последних двух месяцев, когда ее беременность стала для окружающих очевидной, она то и дело повторяла, что выглядит ужасной и толстой. Почти десять лет она работала фотомоделью и всегда для окружающих была изящно одетой молодой деловой женщиной. Теперь же приобрела облик не очень-то счастливой беременной домохозяйки. Именно поэтому последние несколько недель я сам готовил завтрак.

В холле зазвонил телефон.

— Я возьму, — сказал я.

Она кивнула и, сидя в кровати, опустила опухшие ноги в красные шлепанцы, причем сделала это с осторожностью и точностью, словно сапер, извлекающий детонатор из мины.

После третьего звонка я снял трубку.

— Геллер слушает, — произнес я.

— Нат... Это Боб.

Я сразу не узнал голоса, но меня поразил его тон — безнадежность, смешанная с отчаянием.

— Боб?..

— Боб Кинан, — услышал я вибрирующий голос.

— А! Боб.

«С какой это стати Боб Кинан, которого я почти не знал, звонит мне домой ранним утром?» Кинан был другом и клиентом адвоката, с которым я весьма тесно сотрудничал, и несколько раз за последние шесть месяцев вы встречались за ланчем в Биньоне, что за углом моего прежнего офиса на Ван Бьюрене. Вот, собственно, и все наше знакомство.

— Мне неловко тебя беспокоить дома... но произошло... получилось нечто ужасное. Ты единственный можешь мне помочь. Нельзя ли встретиться прямо сейчас?

— Боб, а ты не скажешь, в чем дело?

— Не по телефону. Приезжай, очень прошу. Пожалуйста!

Последнее слово вырвалось, как крик о помощи. И я не мог отказать, чувствуя, что этому парню плохо. К тому же Кинан — состоятельный человек и занимает одну из высших должностей в администрации Кабинета по ценообразованию. Не исключено, что на этом деле можно было и заработать.

— Конечно, — пообещал я, — сейчас буду.

Он продиктовал мне свой адрес, который я записал, после чего повесил трубку. Вернувшись на кухню, я увидел одетую в белый банный халат Пег, которая сидела, уставившись в свою кофейную чашку.

— Приготовишь себе что-нибудь сама, дорогая? — спросил я. — Мне придется уйти без завтрака.

Пег подняла на меня опустошенные глаза:

— Я хочу развестись.

Я поперхнулся.

— Ладно, я постараюсь приготовить тебе маленький завтрак.

Насупившись, она посмотрела на меня:

— Я не шучу, Нат. Я хочу развестись.

Я кивнул. Вздохнул и сказал:

— Давай поговорим об этом позже.