Катерина Врублевская - Первое дело Аполлинарии Авиловой

Приглашение.

Ваше высокоблагородие, господин надворный советник Л. П. Рамзин и госпожа А. Л. Авилова.

Попечительский совет института губернского города N-cка под патронажем Вдовствующей Императрицы Марии Федоровны имеет честь пригласить вас на Рождественский бал, который состоится Декабря 23-го дня сего года в главной зале Института в 6 часов пополудни.

Recevez les assurances de ma parfaite considération.[1]

Варвара фон Лутц.

(приписка сбоку: гости пансионерки Анастасии Губиной)

Аполлинария Авилова, N-ск — Юлии Мироновой, Ливадия, Крым.

Милая Юленька, подруга моя институтская, как же ты далеко, и как же безмерно я по тебе скучаю! С тех пор, как муж забрал тебя в Крым, к месту службы, я вдруг остро почувствовала: исчезла частичка моей жизни. Ни сестер, ни кузин у меня нет, так что одна ты была мне всегда внимательной слушательницей.

Выполняю обещание писать регулярно и подробно. Может быть, эта переписка заменит в какой-то степени наши доверительные разговоры. Хотя — увы, бумаге не доверишь того, что можешь доверить близкому и родному человеку. Да и может ли бесстрастное перо передать интонацию, взгляд?.. Впрочем, закончу на этом утомительный пролог и перейду с новостей.

Вскорости после твоего отъезда я познакомилась с Николаем Львовичем Сомовым, артиллеристом, штабс-капитаном гарнизона, квартирующим в нашем N-ске. Ранее я год носила траур по мужу и без нужды не выходила из дома. Только читала и читала все подряд. Да еще рассматривала свою коллекцию — я начала ее собирать еще при тебе. А спустя несколько дней после окончания траура отец вывез меня к Елизавете Павловне — ее «четверги» продолжаются уже более четверти века, там я и познакомилась с Сомовым.

Сказать тебе правду, он не произвел на меня впечатления рокового мужчины, сердцееда и прочая, описанием которых полны страницы дамских романов. Уже следующим утром он занес нам карточку, потом несколько раз заходил и развлекал меня зимними вечерами, рассказывая случаи из своей полковой жизни. А однажды отец обратился ко мне, когда я внимательно слушала штабс-капитана, старательно рассказывающего об очередном марш-броске через горный перевал, и показал конверт:

— Что будем делать, Полина? Двадцать третьего у меня заседание. Когда закончу — Бог весть, так что на бал вряд ли успею. Не пойдешь ли без меня?

— Но одна я там заскучаю и рано уйду. Настенька обидится.

— Жаль… — сказал отец негромко. И добавил со вздохом: — Бедный Владимир! Он так любил вывозить тебя в свет… Только ему это не часто удавалось.

И вдруг, после короткой приличествующей паузы он спросил другим тоном:

— Почему бы тебе не пригласить штабс-капитана, Полина?

Я была поначалу удивлена, а заметив в глазах отца озорных чертиков, и вовсе смутилась. Правда, тут же нашлась:

— Не мне говорить, какие там строгости. Постороннего мужчину ни за что не пустят.

— Почему постороннего? — заговорщически подмигнул отец. — Я напишу в институт, что штабс-капитан — кузен нашей Настеньки. Неужели мне не поверят?

— Н-ну, — заметила я, — мы ведь не знаем мнения самого господина Сомова. Ему может показаться скучным пребывание на таком балу…

Но Николай Львович с восторгом принял предложение; отец написал письмо начальнице института. Настеньку мы предупредили, так что жди от меня, милая Юленька, следующего письма уже после бала.

Целую.

Твоя подруга Полина.

Мария Игнатьевна Рамзина — графу Кобринскому, Петербург.

Любезный друг мой, Викентий Григорьевич, давненько не писала тебе, прости, старую. Как твое здоровье? Не шалит ли подагра? Не злоупотребляешь ли мадерой? Не думай, что я ворчу по—стариковски, но в нашем с тобой возрасте давно пора подумать об облегчении страданий.

Ты попросил меня рассказать тебе по старой дружбе о моем родственнике, Лазаре Петровиче, и о его дочери-вдове. Не буду тебя расспрашивать, зачем тебе понадобилась вся подноготная — судиться вздумал, или сына женить, но напишу тебе все, что знаю.

Не будь Лазарь Петрович Рамзин племянником моего покойного мужа, и тогда бы я сказала, что он весьма достойный человек, адвокат, член судейской коллегии, обладатель широких взглядов и солидного капитала, нажитого собственным искусством и красноречием. Уложение о наказаниях знает, как собственные пять пальцев — сама недавно советовалась, не поверив стряпчему. Росту высокого, собой хорош, могуч, владелец роскошных усов и бархатного баритона. Живет вместе с дочерью в центре N-ска. Дом содержится хорошо, хозяйством ведают экономка, горничная и камердинер. Там же проживает и секретарь Лазаря Петровича, поскольку по службе г-н Рамзин принимает на дому. Лазарь Петрович — специалист по уголовным делам, умеет убеждать, и берется за самые сложные дела.

Он рано остался вдовцом: жена умерла в родах, так что Поленька матушку свою никогда в жизни не видела. Лазарь Петрович более в брак не вступал, хотя большой охотник до женского пола, на которых изливал весь нерастраченный в супружеской жизни пыл. Я видела, что иногда Полина просто не успевала познакомиться с очередной отцовской пассией. Но чего у него не отнять — от своих метресс Лазарь Петрович требовал быть с сиротою приветливыми и ни в чем ей не перечить.

Не удивляйся тому, Викентий, что я так свободно говорю на такую деликатную тему. Ты знаком со мной не первый год, я помню твои безумства, хотя смешно сейчас об этом тужить. Мне мало осталось, и лицемерить для меня — слишком большая роскошь.

Вот чего я не одобряю в этом достойном во всех отношениях человеке, так то, что он с ранних лет дал Полине чрезмерную свободу. Рамзины хотели мальчика, а родилась девочка. Сызмальства к ней были приставлены няньки, мамки, бонны да гувернантки, которые шагу не давали ступить, как и полагается благовоспитанной барышне. Но при том отец часто забирал Полину с собой, чему она вовсе не противилась, а, наоборот, в охотку ездила верхом, причем в мужском седле, играла в лаун-теннис, модную спортивную игру, привезенную из Европы, а также, когда удавалось, не вылезала из приемной Лазаря Петровича.

Поля с детства крутилась у отца в приемной, ловила каждое слово, и вдруг захотела поступить на высшие женские курсы, — и не для чего иного, как для того, чтобы стать судебным медиком и помогать отцу в работе! Полагаю это в высшей степени странной прихотью для девушки из хорошей семьи, но отец и тут всячески поощрял затеи дочери.

Чего может понабраться юная благовоспитанная особа в приемной у адвоката по уголовному праву? Кого только там не встретишь! И отец, занятый своими делами, не обращал на сей вопиющий факт никакого внимания, пока однажды я не приехала и не устроила ему самый настоящий выговор. Хоть Полина и называет меня старой козой (да-да, сама слышала!), однако полагаю себя совершенно правой. Негоже барышне слушать про убийства и блуд, а также присутствовать при составлении речей, оправдывающих сии противоправные действия.

После этого случая Полиньку стали усиленно готовить к поступлению в N-ский институт, где она вскоре и очутилась, к великой своей печали и вящему моему облегчению.

Все, дорогой друг Викентий Григорьевич, что-то расписалась я. Руки дрожат. Пойду прилягу. Ты пиши, ежели еще что надобно будет.

Остаюсь,

М. И. Рамзина, вдова статского советника Ивана Сергеевича Рамзина.

Из дневника Аполлинарии Авиловой.

Уже три месяца прошло. Тягучих, долгих три месяца без тебя.

Милый, милый Владимир, как это долго — три месяца! Прежде я всегда знала, что ты вернешься. И ждала, терпеливо и безмолвно. А теперь ты ушел в свое последнее путешествие, из которого нет возврата.

Уныло мне, тоскливо. И вот отчего-то явилось у меня желание рассказать сызнова, на страницах дневника, историю нашего знакомства. Странное желание, не правда ли? Однако повествуя о том времени, я словно бы заново переживаю недавние, но ушедшие годы, и словно вновь вижу тебя живым и здоровым, любящим и любимым. И когда пишу я, старательно выводя на бумаге твое имя, ты предстаешь предо мною, и чтобы продлить эти мгновения, я пишу долго и тщательно: Владимир Гаврилович Авилов. Географ-путешественник, член Географического общества, доктор естествознания. И словно входишь ты в дом — высокий, худощавый, с обветренным лицом и пронзительными синими глазами, составляя разительный контраст своему другу — моему отцу, полноватому и черноусому, с холеными ногтями и всегда безупречно одетому.

А далее, чтобы еще раз пережить все те счастливые и слегка сумасшедшие годы, старательно описываю историю своего замужества за человеком, бывшим старше меня на тридцать лет. Помню все, до мельчайших подробностей. Не буду более обращаться к тебе, чтобы не походить на истеричных героинь дешевых романов. Просто опишу, как оно было.