Александр Бушков - Аргонавт

Чайки мельтешили над берегом и морем, как клочки бело-серой бумаги, подхваченной ветром, они орали пронзительно, скрипуче, неприятно, что больше всего напоминало скрип несмазанных дверных петель. Совершенно непонятно было, что же в них имеется такого романтического, привлекающего иных поэтов. Или виной всему такое настроение? Смесь разочарования и злости? Все оказалось гораздо сложнее, чем представлялось поначалу…

– Могу вас заверить, господин майор, мы сделали все, что в наших силах, – удрученно сказал месье Риу. – В данных условиях просто невозможно предпринять что-либо еще, я думаю, вы понимаете…

– Да, конечно, – сказал Бестужев. – К вам не может быть никаких претензий…

Как и полагается хорошему полицейскому, вынужденному во время службы пребывать исключительно в цивильном, чтобы не раскрывать себя, месье Риу на полицейского не походил ничуть – невысокий, ничем не примечательный, скучный на вид господин средних лет, более всего напоминающий мелкого чиновника или рантье невысокого пошиба. Однако Бестужев за день общения убедился уже, что перед ним весьма неглупый и хваткий человек – увы, обстоятельства порой сводят на нет любые ценные качества…

Он смотрел в море – там, на рейде, далеко от шербурской набережной, стоял на якоре черный четырехтрубный пароход, в общем-то, не производивший из-за отдаленности впечатления чего-то грандиозного.

С моря тянуло прохладой, временами налетал ветерок. Чайки то взлетали высоко, то метались над самыми волнами.

Месье Риу произнес тоном, в котором словно бы чувствовались некие извинения:

– С того момента, как на «Титаник» стали прибывать пассажиры, посадка их на «Номадик» находится под неотлучным наблюдением четырех моих агентов. Очередная смена и сейчас на постах.

Бестужев посмотрел вправо, туда, где был пришвартован изящный пароход с единственной высокой трубой – «Номадик», переправлявший путешественников на борт трансатлантического гиганта. Людей, направлявшихся к сходням, уже никак нельзя назвать «потоком», как это приходило на ум ранее, – последний рейс, «Титаник» вот-вот должен поднять якорь…

Как и следовало ожидать, Бестужеву не удалось среди праздных зевак, во множестве имевшихся на набережной, заметить полицейских агентов. Ничего удивительного, хорошего филера можно засечь в одном-единственном случае: когда он движется у тебя по пятам – да и то не всегда, ох, не всегда. В подобном же случае, когда хваткие агенты растворились в толпе, и их внимание не приковано персонально к тебе, обнаружить их практически невозможно. Кто угодно может оказаться наблюдателем – вот этот тучный, одышливый господин с моржовыми усами и целой пригоршней брелоков на часовой цепочке, вот эта юная мадемуазель, завороженно взирающая на морской простор и черный корабль, вот эти франты, да кто угодно…

– Специфические условия… – тем же покаянным тоном обронил месье Риу.

Он, честное слово, прямо-таки маялся. Несмотря на парижскую свистопляску и начавшиеся отставки полицейских чинов, в том числе в бригаде Ламорисьера, де Шамфор пребывал на своем месте, он-то не имел никакого отношения к Гартунгу и всей этой грязной истории. И, как следовало из обмолвок месье Риу, время от времени подстегивал своих подчиненных в Шербуре телеграфными депешами…

– Можно быть уверенным в двух вещах, которые зафиксированы точно, – сказал месье Риу. – Во-первых, интересующая нас особа, выступающая как мадемуазель Луиза, приобрела три билета первого класса. Во-вторых, сама она, что установлено не только агентами, но и мною лично, еще вчера в два часа тридцать семь минут пополудни поднялась на борт «Номадика» и, несомненно, пребывает сейчас на «Титанике». С двумя другими, увы, обстоит загадочно и туманно. Естественно, ни при покупке билетов, ни при подъеме на корабль не требуется предъявления каких бы то ни было документов, для внесения в список пассажиров достаточно назваться каким угодно именем. Наконец, внешность… Мадемуазель Луиза, насколько мне теперь ясно, не предпринимала никаких попыток изменить облик, она выглядела в точности так, как мне ее описали, не правда ли?

– Да, – сказал Бестужев почти отрешенно.

– С двумя прочими обстоит сложнее. Их третьего мы не в состоянии были зафиксировать вообще. Вы ведь сами говорили, что понятия не имеете, кто это может быть, даже не знаете, мужчина это или женщина?

– Да, вот именно, – сказал Бестужев. – Я только подозреваю, что это мужчина, играющий роль телохранителя, но так ли это, не знаю. Совершеннейший призрак без лица…

– Человека, соответствовавшего бы по приметам вашему инженеру, не усмотрели среди тех, кто за все это время уплыл на «Номадике», ни мои агенты, ни я сам. Вы можете быть уверены, господин майор, если бы он не изменил внешность, мы бы его не пропустили. Я не первый год в полиции, мои подчиненные тоже достаточно опытны…

– Я ничуть не сомневаюсь в вашей опытности, месье Риу. К вам нет и не может быть никаких претензий, – сказал Бестужев мягко, решив проявить некоторую чуткость, – этих людей и в самом деле нельзя было ни в чем упрекнуть.

Месье Риу удрученно продолжал:

– Возможно, если бы мы видели его прежде, знали на взгляд походку, характерные движения… Но, имея лишь описание… Ему крайне просто было бы изменить внешность: сбрить усы, надеть парик, или просто покрасить волосы в другой цвет, надеть пенсне, скажем, вы же знаете, как это бывает… За эти дни на «Номадик» проследовали многие сотни мужчин, и каждый второй из них – если не больше – мог оказаться инженером. Конечно, явные старики или слишком молодые люди исключаются. Но все равно, кандидатов прошло столько… Бородатые, с густыми бакенбардами, длинноволосые, любой из них мог оказаться… Вряд ли он стал маскироваться вовсе уж экзотически, скажем, под еврейского раввина – их зафиксировано трое – или музыканта с волосами до плеч – такие тоже проходили. Он, скорее всего, выбрал гораздо более простые, но эффективные способы…

– Наверняка, – поддакнул Бестужев.

– Посмотрите сами. Он сейчас может проходить к «Номадику», и мы не в состоянии его опознать…

– Да, пожалуй, – кивнул Бестужев, глядя на редеющую вереницу пассажиров. – Пожалуй, и я не опознал бы его в замаскированном виде: в его походке и манере двигаться нет ничего особенно уж характерного. Вот это уж точно не он, я думаю…

Он показал глазами на троицу, отмеченную некоторой живописностью: впереди двигалась полная дама лет сорока – собственно, не просто шла, а с некоторой величественностью шествовала, словно линейный корабль во главе эскадры миноносок. Судя по недешевому парижскому платью и обилию драгоценностей с крупными камнями, дама была не из белошвеек, ее наряд, весь облик несли явные признаки стиля, несвойственного нуворишам. Правда, в ее полной, жизнерадостной физиономии Бестужеву все же почуялось нечто неуловимо плебейское, сближавшее величественную особу с российскими купчихами. Черт его знает, отчего, но именно такое впечатление оставалось.

За «линкором» шла столь же безупречно, хорошо и стильно наряженная молодая девушка, которая никак не могла оказаться переряженным Штепанеком хотя бы оттого, что была гораздо ниже, субтильнее, и, наконец, обладала темно-синими глазами, в то время как Штепанек – светло-серыми. Замыкал «походный ордер» высоченный брюнет, который опять-таки никак не мог оказаться искомым беглецом: гораздо шире в плечах и на голову выше, ладони гораздо шире, массивнее. Красочный был субъект: тщательно расчесанные и уложенные волосы, едва не достигавшие плеч, цвета воронова крыла, окладистая борода, отпущенная на какой-то странный манер, вызывавший в памяти смутные ассоциации, которые Бестужев так и не смог пока что определить, загадочный знак на лацкане сюртука, уж безусловно не орденский: нечто наподобие многолучевой звезды, покрытой сложными эмалевыми узорами и синим камнем посередине…

– Да, разумеется, – кивнул месье Риу. – Впереди – знатная англичанка, леди Холдершот, Оливия Холдершот, не исключено, в будущем – герцогиня. Если только ее супруг станет герцогом, а для этого нужно, чтобы какой-то там младенец не дожил до совершеннолетия и не оставил потомства – у англичан предостаточно таких вот заковыристых ситуаций, когда титул переходит к дальним родственникам в силу тех или иных обстоятельств… В английских романах масса примеров, взятых из жизни…