Красный снег - Александр Пензенский

© Пензенский А., 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

* * *

21 февраля 1912 года. Деревня Поповщина, Порховский уезд Псковской губернии. 14 часов 36 минут

Константин Павлович Маршал полулежал в санях, заканчивая описание места преступления. Конечно, в просторном тереме, за тяжелым дубовым столом, рядом с еще не остывшей печкой писать было бы сподручнее – и опора для блокнота была б понадежнее, и карандаш в пальцах не дрожал бы от февральского холода. Но внутри отвратительно пахло кровью и убоиной, этих ароматов за всю свою службу в полиции Маршал спокойно переносить так и не научился, потому и ютился сейчас в крестьянских санях, поминутно дыша на окоченевшую руку и часто чихая то ли от мороза, то ли от пыльного сена, которым было для комфорта седоков устлано дно. Наконец, поставив последнюю точку, Константин Павлович быстро натянул на правую руку перчатку, спрятал карандаш и пробежал глазами по строчкам:

«Место осмотра – деревянный усадебный дом крестьянина Осипа Симанова в деревне Поповщина Порховского уезда Псковской губернии.

В главной комнате два трупа – сам хозяин Симанов и сын Устин. Мужчины сидят за столом, руки и ноги связаны. Судя по характеру ранений, зарезаны ножом. На столе следы ужина: две пустые водочные бутылки, миски с закуской, кружки. Вскрыт сундук, и вывернута половица. Других следов обыска нет – по-видимому, грабители знали, где искать.

В соседней комнате на кровати у печки жена Устина Дарья и двое детей, мальчик и девочка, на вид погодки лет шести-семи. На печи еще четверо ребятишек: три девочки, возраст от трех до пяти лет, и мальчик, лет пяти. И Дарья, и дети зарублены топором».

Константин Павлович прикрыл глаза, вздохнул. Очень хотелось закурить, но пока было нельзя. Рядом нетерпеливо перебирал передними лапами Треф, однако голоса не подавал, ждал.

«У крыльца дома шагах в трех по направлению к воротам еще одно тело – батрака Алексея Боровнина. Мужчина лет двадцати, без пальто, без обуви, в одной рубахе и штанах. Лежит лицом вниз. На правой щиколотке кусок веревки, похожей на ту, которой связаны отец и сын Симановы. Схема дома и дворовой территории с расположением предметов мебели и тел убитых прилагается. Имена убитых записаны со слов судебного следователя Волошина, подтверждены свидетельницей Анисьей Худобиной, в девичестве Симановой, сестрой убитого хозяина дома. Она их и обнаружила утром».

Маршал спрятал блокнот в карман пальто, машинально вытащил папиросы, сунул одну в рот, пожевал мундштук, хлопая себя по карманам в поисках спичек. Треф укоризненно зарычал.

– Да-да, прости, брат, задумался.

Папироса отправилась обратно в портсигар. Константин Павлович еще раз оглядел припорошенный свежим снегом двор, осторожно, стараясь ступать по уже оставленным следам, поднялся на крыльцо, обреченно вздохнул и взялся за дверную скобу.

Оказалось, что переживал он из-за уличного холода напрасно: избу за полдня уже достаточно выстудило, и в горнице было чуть теплее, чем в неотапливаемых сенях, но и страшного запаха из-за понизившейся температуры тоже почти не осталось. Можно было почти с комфортом провести более тщательный осмотр скорбного места.

Людей в главной комнате было шестеро. Двое уже посиневших убитых так и сидели за столом, обреченно свесив бородатые головы. Трое представителей местной власти занимались всяк своим делом: упомянутый в записке Маршала судебный следователь Волошин монотонно перечислял домашнюю утварь; волостной писарь, примостившись на краешке стола, записывал слова начальника в опись, а перетянутый ремнями усатый урядник сидел на лавке, закутавшись в шерстяной башлык, и дремал, разинув рот. А на кровати жевала кончик платка и тихо всхлипывала та самая Анисья Худобина, сестра хозяина дома.

Волошин поднял было голову, заслышав шаги, замолчал, ожидая распоряжений от столичного сыщика, но Константин Павлович махнул рукой – продолжайте, мол. И следователь снова забубнил:

– Иконы старинного письма – три. Богоматерь с Младенцем, Спаситель и Николай Угодник. Надобно составить перепись имущества, Константин Павлович, а то ведь растащат соседи.

Анисья отчаянно закивала головой, подтверждая непорядочность односельчан.

– Да-да, Карп Савельевич, все верно. Работайте.

Маршал отдернул цветастую занавеску, отделявшую спальную часть избы от обеденной, подошел к железной пружинной кровати. Симановы жили зажиточно, это было понятно еще по подворью с новыми, справными сараями и закутами. Вот и железная кровать с шарами – редкость для простого крестьянского дома – тоже подтверждала хороший достаток хозяев.

Маршал отогнул край льняного покрывала, которым были укрыты тела снохи Симанова и старших внуков. Поперек лба Дарьи наискось, от центра к правой глазнице, теперь пустой, шел глубокий рубец, уже почти черный. Где-то в глубине просвечивало светло-серое – удар был такой силы, что пробил лобную кость до самого мозга. И мальчик, и девочка, все беленькие, словно созревшие одуванчики, были умерщвлены тем же ужасным способом. Константин Павлович полностью убрал покрывало, осмотрел тела – иных следов насилия не обнаружилось. Внимательно изучил руки убитых – ногти грязные, но грязь бытовая, крестьянская. Похоже, убили всех во сне, сноха и дети не сопротивлялись. Но как не проснулись? Вот вопрос. Все-таки не одного человека по голове топором рубанули. Поправив распахнувшуюся на груди Дарьи нижнюю рубаху, снова укрыл кровать, перешел к полатям.

Четверо щупленьких детских тел лежали кто как: кто на боку, подсунув маленький кулачок под щеку, кто на животе, выставив только конопатый нос из подушки, кто на спине. И все со страшными ранами на таких же светлых головах. И все так же, как и на кровати, – судя по положению тел, детей порешили спящими. Мистика!

Маршал вернулся в главную комнату.

– Сундук кованый, пустой. Петли и замок навесной не сбиты, открыты ключом. Связка тут же, на полу, – продолжал бубнить следователь.

Константин Павлович подошел к столу, за которым, видимо, накануне бражничали отец и сын. Поднес к носу бутылку – водка, безо всяких посторонних запахов. На столе глиняная расписная махотка с квасом, миска с солеными черными груздями, квашеная капуста, начатый каравай серого хлеба, семь оловянных кружек, пять рюмок зеленого стекла. Маршал по очереди понюхал каждую – тот же водочный запах. Стало быть, хозяева выпивали с убийцами. С тремя. Или с двумя – если убитый у крыльца работник допускался к хозяйскому столу.

– Старков!

Начавший уже похрапывать урядник вздрогнул, вскочил на ноги, громыхнув шашкой, вытянулся и вытаращил подобострастно глаза: вот он я, готов исполнять любое поручение, вашбродь!

– Ступайте на улицу, проверьте, есть ли водочный запах