И сейчас, вчитываясь в сочинение древнего безымянного арабского автора, Каиафа пытался постичь, отчего некоторые идеи овладевают умами сотен и тысяч людей мгновенно, и они способны пойти на собственную гибель, отстаивая их и распространяя....
Он вспомнил о казненном недавно пророке Иоанне, названным в народе Крестителем, за изобретение обряда крещения.... Основной идеей, взрастившей его последователей, было, именно, крещение. Хотя выдумка эта не его. Родословная крещения уходит корнями в такое далекое прошлое, что время это трудно представить и постичь.
- Ведь культ воды родился несколько тысячелетий назад, - размышлял первосвященник, - в древнем государстве Месопотамия, на берегах Евфрата. Еще далекие иноверцы применяли духовное очищение через погружение в текущую воду....
Возрожденная пророком идея пала, однако, на благодатную почву. Царь Ирод воспринял страстные, гневные проповеди Иоанна, как угрозу престолу и приказал немедленно заточить его в темницу, а затем и обезглавить.
Затем появился пророк Феодос, обещавший людям остановить воды Иордана и перевести их на другой берег, где они получат свободу от гнета римлян. Пойман римскими легионерами, посажен в тюрьму и тоже обезглавлен.
Еще несколько пророков, имен которых он уже не помнил, также были преданы смерти.
Теперь этот загадочный Иисус из Назореи, носитель опаснейших идей, которые уже вносят раскол в иудейские общины. Иудея и без того раздирается религиозными распрями, здесь же вообще может замаячить призрак гражданской войны.
Следует, не просто предать смерти этого человека, возомнившего себя богом, но устрашить всех его приверженцев. Распять его. Пусть содрогнутся.
Смертная казнь в древней Иудее существовала. По приговору синедриона преступника могли предать смерти путем усекновения головы, удушения с помощью веревки и побития камнями. Причем, умерщвление с помощью камней было возможно только вне стен города или иного селения.
Распятие на кресте, самое жестокое и мучительное из всех видов казни, придуманных людьми, существовало в Риме. Его применяли к рабам и простолюдинам, виновным в мятежах и государственной измене. Приговоренного прибивали гвоздями к кресту. Чтобы жертва дольше мучилась перед распятием на кресте, ее бичевали плетьми с прикрепленными на конце оловянными шариками, которые разрывали плоть до костей. На эту казнь нельзя было смотреть без содрогания и отвращения. Муки же казненного невозможно было представить. Порой они длились несколько дней.
Следовательно, для достижения нужных целей, казнить пророка Иисуса нужно было по законам и обычаям Рима.
Но сама мысль об обращении за помощью к ненавистному римскому прокуратору была Каиафе ненавистна....
- Я смотрю, ты совсем перестал спать.
Каиафа вздрогнул от внезапно раздавшегося в тишине голоса, но тотчас поднялся, почтительно склонившись перед вошедшим, которому он приходился зятем.
- Не отвратится от тебя Молох, великодушный и мудрый Анна. Ты, как всегда, прозорлив.
- Что же так обеспокоило тебя? - человек в черной широкой хламиде с крохотной ермолкой на макушке седой плешивой головы имел суженное к низу лицо, большой птичий нос и округлые глаза навыкате, напоминая старую нахохлившуюся сову.
- Назаретянин, по имени Иисус, - коротко ответил Каиафа.
- Есть новости?
- Да. Бродит он сейчас с кучкой смутьянов по земле самарянской, но, похоже, собирается в ближайшие дни и к нам. Вера же наша и без того раздирается изнутри. Он не прост, а проповеди его опасны своей необычностью. Он отрицает многобожие, утверждает, что бог един для всех, а сам он, является то ли его посланцем, а по иным сведениям даже называет себя сыном божьим.
- Его приход может привести к дальнейшему раздору, столкновениям в городе, и, в конечном итоге, вмешательству римских войск и потере нами жалких остатков нашего самоуправления - удрученно произнес Анна.
- Чем не преминет воспользоваться подлый римский прокуратор Пилат, - с горечью подхватил Каиафа, - он только и ждет повода, чтобы навсегда уничтожить нас и наш бедный народ.
- Что же делать?
- Мы втянем прокуратора в нашу борьбу с иными верами и появившимися отщепенцами....
Анна внимательно выслушал предложение о проведении в жизнь хитроумного плана и одобрительно прикрывал совиные глаза, не разу не перебив зятя.
- Быть добрым просто, но опасно. Быть злым труднее, но мы спасем свой народ от надвигающейся напасти, - проницательно заметил он, уяснив суть изложенного зятем.
- Об этом никто больше не должен знать.
- Об этом никто не будет знать.
- Его следует арестовать. Но в тюрьму заключать опасно, чернь уже дважды пыталась штурмовать ее, чтобы освободить своих предводителей и сообщников. А у него, судя по донесениям наших соглядатаев, много сторонников.
- Мы упрячем его в моем доме, у меня есть тайное надежное помещение....
- Да будет распят опасный назорей! - в завершение воскликнул Каиафа.
- Услышат и помогут нам боги, - Анна сложил на груди руки и выразительно посмотрел вверх.
За окнами целлы тихо стонали сосны и кедры, потревоженные свежим ветром, подувшим со Средиземноморья. День обещал принести некоторое облегчение от невыносимой и удивительной для этой поры года, жары.
Глава шестая
1.3. Маттавия. Если из-за забора видны рога, значит, там есть буйвол.
Шумная деятельность, прибывших из неведомых краев, загадочных незнакомцев все более не нравилась начальнику тайной стражи синедриона. Он приказал следить за каждым шагом неразлучной троицы. Чутьем опытного сыщика, Маттавия улавливал, что, с виду беспорядочные перемещения и действия чужаков, преследуют какую-то определенную конечную цель. Но пока не мог понять сути этой цели.
Пришельцы слонялись по кабакам, базарам, постоялым дворам и притонам. Но не просто болтались в безделье и праздности, а повсюду заводили разговоры о новом пророке и его учении, несущем людям избавление от всякого зла и вечную благодать. При этом они говорили непонятные и чудные вещи. С одной стороны, по их рассказам выходило, что вот-вот грядет царствие божие к людям. С другой же - приводили слова Иисуса-назаретянина о присутствии этого царствия внутри любого человека, в его сердце.
Они вещали о прощении ближнего и любви к нему, более того - о любви к врагам своим. И в то же время грозили небесными карами за допущенные грехи и проступки. Страшили скорым концом мира и окончанием жизни человеческой. Голод, мор, землетрясения, войны, беззакония - все это грядет перед неизбежным концом и принесет неисчислимые беды племенам человеческим - пугали чужаки, называя себя последователями новой веры и призывая встретить Иисуса, как Спасителя человечества.
Необычность, противоречивость и запутанность изложения нового вероучения, россказни о каждодневных чудесах, совершаемых пророком, вбивались, как гвозди, в головы горожан, застревали там, обрастали еще более диковинными подробностями и передавались дальше.
Причем таинственные незнакомцы неизменно вызывали своих слушателей на дискуссии, провоцировали их и учиняли постоянные массовые драки, в которых сами почему-то оставались совершенно невредимыми, хотя и не обладали ни комплекцией Голиафа, ни ловкостью Давида.
Город начинал бурлить от слухов о пришествии в Иерусалим назаретянского мессии, хотя сам Иисус, судя по донесениям агентов Маттавии, пока об этом не помышлял, странствуя со своими ближайшими учениками по отдаленным южным селениям Самарии.
- Следует все же задержать таинственных субъектов, - решил главный синедрионский страж, - и допросить их с максимальным пристрастием.
Памятуя о повелении Каиафы, не трогать пока чужаков, Маттавия задумал схитрить. Пришельцы будут задержаны стражами случайно, как участники очередного побоища, вместе с иными драчунами и нарушителями спокойствия....
- Смотри, у него опять одиннадцать... Сам Гефест помогает рыжему... Везет чужаку... Боги весь вечер на его стороне..., - разноголосый шепот сопроводил очередной бросок костей. Кости бросил приземистый, но очень коренастый человек в коротком грязно-светлом плаще, похожий на подгулявшего моряка. Выбросивший до этого шестерку с четверкой громадный могильщик, грязно выругался и окинул противника злобным взглядом.
- Истинно, ему помогает, не иначе, сам Иблис, - крупный сизый с красными прожилками нос могильщика грозно подтянулся к верхней губе с торчащими в стороны тонкими длинными усами, будто смазанными канифолью, а волосатая ручища сгребла кости вновь в деревянный резной стаканчик.
- Не гневи богов именем дьявола, - затрещал сидящий рядом долговязый человек с нескладной фигурой, подвижным лицом и плутоватыми глазами, резко вздернув плечами, отчего клетчатый халат на нем распахнулся, обнажив тощую волосатую грудь, - не поминай не ко времени злых духов и их слуг.
