Тернер-Смит заметил в стороне приближавшуюся фигуру и, изменив курс, пошел навстречу.
К ним шел молодой мужчина лет около тридцати, темноволосый, с широким лбом и умными карими, как у испанца, глазами. Одет он был в черный костюм.
— Итак, Бекер, что тут у вас? — спросил Тернер-Смит.
Себастьян Бекер, самый молодой из инспекторов в городском полицейском управлении, зашагал рядом с Тернер-Смитом, показывая дорогу.
— Сэр, нам лучше поговорить с мастером участка забоя скота, — ответил Бекер. — Он ждет наверху.
— У них тут и лестницы есть? Какие талантливые животные, умеют по ступенькам ходить, — съехидничал Тернер-Смит.
— Нет, сэр, лестниц здесь нет, — поправил шефа молодой детектив. — Они используют наклонный пандус. Иначе бы они просто спустились и принесли сюда улики. Забой скота идет на первом этаже, а разделывают туши уже на втором.
— Подъем я как-нибудь да преодолею, Себастьян, а вот вонь… Точно на живодерне, черт подери. За столько лет работы никак не могу привыкнуть к подобным ароматам.
— Да, запашок тут действительно жуткий, — невозмутимо сказал Бекер, так и не решив, улыбаться ему начальственной шутке или нет.
Вся группа, с Бекером во главе, углубилась в выбеленный переход, который вывел их с аукционной площадки к самому сердцу скотобойни.
Лишь только они оказались в переходе, один из детективов толкнул Бекера плечом, чуть не сбив с ног.
— Извини, приятель, — буркнул детектив, даже не взглянув на Бекера, тоном, не предполагавшим сожаления.
Себастьян знал — коллеги его недолюбливают. В полиции продвижение по службе зависело от возраста и от проработанных лет, а не от мастерства или преданности профессии. Потому и рвение, которое демонстрировал Себастьян, его сослуживцами не приветствовалось.
— Ничего страшного, — ответил он.
Никто не обратил на них ни малейшего внимания. Труд на бойне был тяжелым. Действовать немногочисленным рабочим приходилось быстро. Животные выходили из своих стойл неохотно, зачастую их оттуда попросту выволакивали за веревки, подгоняя палками; очутившись в маленьком закутке, среди забойщиков, облаченных в кожаные шляпы и фартуки, они начинали вырываться и бодаться, грозя проткнуть рогами или лягнуть копытом всякого, кто находился рядом. В эту минуту к животному подбегал забойщик с громадной кувалдой и с силой опускал ее на голову жертве. Животное не успевало упасть, как возле него уже суетились другие забойщики с ножами в руках. Одни перерезали ему горло, другие начинали сдирать шкуру.
Пока полицейские двигались к подъему, мясники перерубали животному жилы на задних ногах, подвешивали тушу на крюк и цепной лебедкой поднимали на второй ярус. Кровь лилась из туши как из ведра, уходя через зарешеченные сливы вниз, где собиралась в огромные чаны. Запах ее пропитывал весь густой воздух.
На втором ярусе стояли обнаженные по пояс люди. Одни свежевали туши, другие вытягивали из них внутренности, третьи чистили их. Всю грязь сваливали в большие кровавые кучи, которые, расползаясь и растаптываясь, покрывали часть пола темно-красной слизью. Поднимаясь, Себастьян оглянулся и заметил, как один из полицейских, слегка пошатнувшись, достал из кармана платок и прижал к носу. Полицейских не смущало само зрелище, они видывали и не такое, а вот несусветную вонь перенести мог не каждый из них. Себастьян повернулся к Тернер-Смиту — тот казался невозмутимым.
Себастьян догадывался, почему никто не попытался перехватить у него это расследование. Другие детективы считали его грязным и не обещающим особых наград. Если бы он не вызвался сам, дело о странной находке на бойне все равно поручили бы ему. Так всегда случалось — все самое бесславное коллеги Себастьяна, ехидно посмеиваясь, под любым предлогом спихивали на него. Труп бездомного или беспризорника найдут в сточной канаве — Себастьяна отправляют туда, а потом с неделю ходят мимо, зажимая носы и жалуясь на идущий от него нестерпимый запах.
Он давно привык к такому. Притерпелся и к насмешкам, и к недружескому отношению. Не жаловался. Гибель ничтожнейшего человека, никому не известного нищего, Себастьян считал трагедией, пусть и незаметной для других. Ведь кто-то же должен был хотя бы установить имя погибшего, составить отчет о причине смерти, описать если не последние дни, то последние минуты его пребывания на земле, какими бы они ни были — радостными или печальными, одинокими или нет.
Наибольшее внимание Бекер обращал на тех, кто умер насильственной смертью.
В этих случаях Себастьян с особой тщательностью вел расследование, не упуская ни малейшего обстоятельства, имеющего отношение к делу, выискивая самые незначительные улики. Пробыв на бойне всего несколько минут, он вдруг почувствовал, что в деле, за которое взялся, помимо обычных неприятностей, ему предстоит столкнуться со странными неожиданностями. Бегло осмотрев улики, он тут же настрочил письмо в управление полиции, директору Тернер-Смиту, человеку даже для многих полицейских недосягаемому. Тот, отлично зная, что Себастьян по пустякам беспокоить его не станет и в душе симпатизируя настырному смекалистому детективу, немедленно отложил все текущие дела и отправился на скотобойню. Его беспрецедентный, по мнению детективов, поступок привел всех в изумление.
Наверху их ожидал старший забойщик, громадных размеров бородач с платком на голове, делавшим его похожим на пирата. Образ дополнял кожаный пояс поверх фартука, за который был засунут длинный ноже когда-то широким лезвием, но от частого использования сточившимся до ширины бритвы.
Себастьян объяснил шефу:
— После того как с туш сдирают шкуру и очищают от внутренностей, они поступают сюда.
У длинной вереницы деревянных мясницких колод копошились мужчины и женщины. Худые, выглядели они крайне измотанными. Вонь здесь стояла страшная. Тошнотворное зловоние и пары крови пропитали воздух, превратив его в кровавый туман; с потолка свисали широкие полоски миткаля, пропитанные клеем, но толку от них было не много. Когда-то белая ткань покрылась бурыми и серыми пятнами налипших на нее мух.
— Здесь сортируют требуху, — сказал Себастьян.
Они прошли дальше, к рядам столов, соединенных по три. Здесь трудилась низшая каста рабочих бойни, чистильщики, освобождавшие внутренности от фекалий и червей.
Старший забойщик приказал освободить один из столов, нагнувшись, поднял стоявшую под ним плетеную корзину с внутренностями и высыпал их перед полицейскими. Кишки с противным чавканьем шлепнулись и расползлись по крышке стола. Полицейские с недоумением смотрели на их.
На первый взгляд в них не было ничего особенного: обычные внутренние органы животных, ничем не отличающиеся от остальных, большими и маленькими кучками валявшихся по всему этажу.
— Ну и зачем он нам показывает эти кишки? — спросил Тернер-Смит у Себастьяна. — Мы их тут уже достаточно видели.
— Таких — нет, — поправил шефа Себастьян. — Старший забойщик работает здесь уже лет двадцать с лишним и в мясе разбирается. Он утверждает, что это человеческие внутренности.
Англия, северо-запад
1888 год
И был другой день, и другой город, и другой театр. По приезде Уитлок вместе с другими актерами прямиком направился в маленькую гостиницу, а Сэйерс остался на вокзале распоряжаться доставкой имущества в местный театр, носивший название «Принц Уэльский». Своей пьесой труппа должна была сменить помпезный спектакль «Воспоминания о старой доброй Ирландии». Приехав в театр, Сэйерс обнаружил, что переезд прошел более-менее успешно — за исключением мелких поломок в декорациях все было пело, а напились и храпели под сценой только двое рабочих.
В гостинице, где Уитлок занял лучшую комнату, дела обстояли получше. Риксу и его жене, бывшей оперной сопрано, а сейчас актрисе, исполнявшей роли матерей в современных спектаклях и знатных дам в шекспировских трагедиях, достался номер на самом верху. Все остальные расположились в комнатах, отведенных им лично хозяйкой гостиницы, миссис Мак. Рабочие сцены предпочли занять клетушки над пабом, ближе к театру.
До вечернего спектакля в распоряжении труппы оставалось несколько часов, и каждый проводил их по-своему. Одни отправились осмотреть город. Другие собрались в гостиной, где вели ленивую беседу. Третьи предпочли лечь и почитать. Джеймс Каспар, явно безразличный к своему позору, пошел к себе наверх и завалился спать.
Проснулся он за несколько минут до полудня и, переодевшись в пестрый восточный халат, потащился на кухню выклянчивать у миссис Мак чашку горячего чаю. Женщина строгих правил, нечувствительная к лести, похоже, не устояла перед чарами Каспара. Галлифорд слышал, как тот прошел в свой номер вверх по лестнице с чашкой в руке, позвякивая чайной ложечкой. Коверный выскочил из комнаты, чтобы упрекнуть Каспара в недостойном поведении, но он уже успел исчезнуть.
