Ознакомительная версия.
Клим Пантелеевич вынул записную книжку с золотым срезом и выкрутил Waterman. Он аккуратно переписал инвентарный номер и библиотечный код. Затем вырвал лист и, передав его библиотекарю, попросил:
– Не сочтите за труд, принесите-ка мне вот эту книженцию.
– Хорошо, Клим Пантелеевич, отыщем.
Взглянув на данные поверх очков, Коркин удалился. Ардашев уселся на стул и, будто столкнувшись с неразрешимой задачей, прикрыл ладонью глаза. И в этот момент в дверях возник Нижегородцев. Черный сюртук с муаровыми отворотами был расстегнут, в правой руке доктор держал котелок. От быстрой ходьбы эскулап запыхался, и его щеки слегка зарумянились, как у гимназистки на морозе.
– Поляничко арестовал письмоводителя Каюмова, – с порога воскликнул он. Его подозревают во вчерашнем убийстве. Все сходится!
– Вы не волнуйтесь, Николай Петрович. Пройдите, сядьте, отдышитесь.
– Благодарю, – выдохнул тот и плюхнулся напротив.
– А вот теперь рассказывайте.
– Собственно, и рассказывать нечего, – развел руками доктор. – Возможно, вам известно, что его благоверная некоторое время назад давала частные уроки музыки дочери директора гимназии?
– Нет, этого я не слышал.
– Так вот: Мавилло, как теперь выяснилось, оказывал жене письмоводителя слишком откровенные знаки внимания. И она, судя по всему, пожаловалась мужу. А тот, дабы отомстить наглецу и в то же время самому не пострадать, подкинул ему анонимное поминальное приглашение на его, сиречь Мавилло, похороны и поминки, аккурат на шестое сентября, на час пополудни. Представляете? Он и в дате не ошибся, и во времени оказался точен. Теперь все совпало: хоронить директора гимназии будут завтра, шестого, а вынос тела из гимназии – в час дня.
– Но почему Ефим Андреевич решил, что письмо написал именно Каюмов?
– А вот этого я вам не скажу. Не спросил, не догадался… Поляничко, насколько я помню, сегодня вечером к вам в гости собирался. Вот и попытайте его на этот счет.
– Теперь он вряд ли ко мне явится. Зачем я ему нужен, если преступник пойман? Кстати, – Ардашев уставился на доктора взглядом-буравчиком, – а вы откуда об этом узнали?
– Я не пришел к библиотеке вовремя, потому что лечил от свинки сына репортера Забурина. У него сильное воспаление околоушной железы и опасность нагноения. Я осмотрел его, прописал покой, диету, согревающие компрессы и мази… – Он махнул рукой. – Но не в этом суть. Сергей Авксентьевич, если помните, пишет в «Северокавказском крае» под псевдонимом Сережа Цинга. Он прибежал домой из редакции, чтобы справиться о здоровье отпрыска. И, естественно, не удержался и рассказал мне, что помощник начальника сыска только что поделился с ним свежими новостями по убийству директора гимназии. Естественно, Каширин внакладе не остался, и газетчику пришлось распрощаться с «синенькой»[15].
– Да, Антон Филаретович своим привычкам не изменяет, – усмехнулся адвокат.
– А я вот понять не могу, почему таких корыстолюбцев в полиции держат? Неужто нельзя порядочных людей набрать?
– Можно, наверное, только эти, как вы изволили выразиться «порядочные», знают себе цену и за копейки служить не станут. Есть, конечно, исключения, я имею в виду энтузиазистов-бессребреников, но их количество ничтожно и потому они общей погоды не делают.
– А Поляничко?
– Ефим Андреевич как раз один из последних могикан. Он из тех, для кого слово «честь» – не пустой звук.
Едва присяжный поверенный договорил последнюю фразу, как в залу вошел библиотекарь. В руках он держал книгу в дорогом, отделанном толстой кожей переплете. Название и имя автора были выведены золотом.
– Вот, Клим Пантелеевич, извольте, – Коркин протянул роскошную книгу. – Едва отыскал. Садитесь, работайте, а я пока формуляр заполню…
– А разрешите мне на него взглянуть?
– Сколько угодно. Только он совершенно пуст. Вы первый читатель, заказавший сей «фолиант».
– Да, странно… А давно она у вас?
– Карточку заполнял я. Значит, она поступила к нам не более года назад. – Библиотекарь взглянул на Ардашева и добавил: – Вы ведь тоже в прошлом году сюда прибыли? Говорят, из самого Петербурга?
– Совершенно верно, – подтвердил Клим Пантелеевич, – из Северной, так сказать, Пальмиры.
– А вот этого я никак понять не могу! – Коркин нервно заходил по комнате. – Ладно, я – человек бессемейный; получил место в этой степной глуши и радуюсь. А вы? Из столицы прямиком в захолустье! Да и что такое Ставрополь? Самодовольные купчишки, да желающие ими стать мелкие мещане. А настоящей интеллигенции – что деревьев в степи: раз-два и обчелся. Иной раз и поговорить не с кем. Одни чиновники да педагоги. А знаете, что случается с мужской частью общества, когда на окнах портерных Коломийцева или Алафузова вывешивают объявления «Сенгилевские раки»?
– Нет, – покачал головой Ардашев.
– А я вам скажу! В такие дни мужья засиживаются там до полуночи, а их жены вечерами скучают и, страдая от недостатка внимания, гуляют с офицерами расквартированного запасного батальона. Сей факт общеизвестен, но никто на него не обращает внимания. Провинция, сударь!
– Это уж, Ксаверий Нифонтонович, кто как привык свой досуг коротать: кому-то надобны раки и пиво, кто-то и дня прожить не может без адюльтера, а другим книги или театр нужны как воздух. Тут ведь каждый выбирает на свой вкус. И, поверьте, нет разницы, где ты живешь: в Ставрополе или Санкт-Петербурге. Я знавал немало вполне благопристойных людей, занимающих довольно высокие посты, кои, жительствуя в столице, ни разу не ходили на премьеры. Все свободное время они проводили за ломберными столами. Что до современной литературы, то им хватало беглого знакомства с рецензиями на новинки в «Ниве». Да-с… – Ардашев полистал книгу и спросил: – Вы не позволите мне взять этот труд на неделю? Уж больно интересно написано. Знаете, я всегда интересовался обитателями морей, но знания мои в этой области слишком уж поверхностны, а тут так все доходчиво изложено. Я, конечно, понимаю, что выносить книги из читального зала запрещено, однако я сомневаюсь, что это исследование может кому-то понадобиться в течение этого срока.
– Ну что ж, я готов пойти вам навстречу, раз уж вы заинтересовались морем, – улыбнулся библиотекарь. – Надеюсь, мое одолжение останется между нами, и попечительский совет ничего об этом не узнает… Берите, только не забудьте расписаться, – с этими словами он подошел к конторке, вынул формуляр и положил перед адвокатом.
– Извольте, – Клим Пантелеевич обмакнул перо в чернильницу и поставил размашистую роспись.
– Стало быть, 12-го вы должны вернуть книгу, – поглаживая усы, напомнил Коркин.
– Надеюсь, она окажется здесь раньше. Честь имею.
– Позвольте откланяться, – попрощался молчавший все это время доктор Нижегородцев.
– Всего доброго, господа, – библиотекарь склонил голову в вежливом поклоне.
На улице хулиганил ветер. Он, будто играясь, срывал с деревьев успевшую кое-где пожелтеть листву и бросал на землю каштаны. В этих краях весной и осенью такая погода не редкость. Виной всему месторасположение города. Построенный на возвышенности, он часто страдает от ураганов, которые иногда бушуют неделями. Северо-восточный ветер несется с берегов Каспийского моря, гонит холод и затягивает небо тучами. Юго-западный – подступает с Черного моря. С ним в Ставрополь приходит тепло, потом наступает жара, а в августе жителей донимают суховеи. Но теперь о них остались лишь воспоминания. Впереди были косые ливни и ночные заморозки. Пахло сырой осенней свежестью.
Едва адвокат и доктор вышли на улицу, как последний, смерив Ардашева недоверчивым взглядом, спросил:
– А позвольте полюбопытствовать, каким образом с помощью этой книженции вы собираетесь помочь следствию, если злодей уже и так под арестом?
– Во-первых, арестован – не значит виновен; во-вторых, на данный момент у нас два подозреваемых, имевших мотивы для убийства директора гимназии. Это инженер Вахтель и письмоводитель Каюмов. Раскрывать сейчас сию version я не буду, поскольку не уверен, что она верная. Что же касается личности покойного, то я не удивлюсь, если окажется, что и библиотекарь Коркин его недолюбливал.
– Не просто недолюбливал, а ненавидел.
– Что-о?
– Представьте себе, месяц назад Ксаверий Нифонтонович подал прошение о зачислении его учителем рисования, но покойный ему отказал.
Ардашев остановился и оторопело посмотрел на врача. Потом вздохнул и вымолвил:
– Мой дорогой друг, вы не перестаете меня удивлять. Неужто нельзя было сказать мне об этом раньше?
– Но вы же об этом и не спрашивали! – с обидой в голосе оправдался доктор.
– Да-да, простите. Я сам виноват. – Ардашев вынул из кармана жестяную коробочку с монпансье, но, передумав, убрал ее назад. – Стало быть, теперь у нас три подозреваемых…
– Это как минимум. Я не удивлюсь, если у почившего в бозе директора отыщутся новые недоброжелатели. Однако прошу учесть, что я, как один из четырех человек, присутствующих в зале во время убийства господина Мавилло, никакой неприязни к покойному не испытывал.
Ознакомительная версия.
