– Я думаю, цыганка та про любовь к вам, Катя, нагадала. Чувствую, как от любви помираю.
– Нет, про меня не могла. Меня цыганки никогда и не видели. Дворню к ним не пускают. Однажды кривая Авдотья ослушалась – сбегала.
– И что? – Данила уже сидел за большим столом, а Катя наливала ему щей.
– Да ничего, платок только украли, а так ничего. Да и кому она, кривая, нужна? А что ж в Италии своей не влюбились? Баб там нет?
– Ух, щи-то горячие, – попробовал Данила. – Бабы есть, только все толстые, как бочки, и черные, как смоль, а я худеньких да рыженьких люблю.
– Лицом черные? – ужаснулась Катя. – Вот страсть иерихонская!
– Ой, как вы, Катенька, ругаетесь, просто прелесть! Еще сильнее поцеловать хочется.
– Не балуйте! – Катя погрозила пальцем, но на этот раз улыбнулась. – Замуж выйду, пускай муж целует.
– А если я замуж позову, пойдешь?
– Какой из вас муж? Вы человек молодого барина, я – северская крепостная. Кто меня отпустит?
– А я барчука своего попрошу, выкупит. С малолетства за ним хожу, не откажет! – промолвил Данила, облизывая ложку. – Только одно скажите, Катенька, нравлюсь ли?
– Нравитесь! – призналась Катерина. Замуж ей давно хотелось, и мужик понравился. – Только в дочки я вам гожусь!
– Так и хорошо! У всех жены старые да сварливые будут, а у меня новая и красивая! – Данила хитро взглянул на девушку. – Пойдете за меня?
– Вы, Данила, не знаю, как по батюшке, кушайте лучше! И так все остыло за разговорами, а мне работать надо. – Не могла так сразу Катя ответить, подумать хотела.
– Ой, Катя! – Лицо Данилы вдруг стало озабоченным. – Я тебя как увидал, сразу про все и позабыл. Там еще генералов денщик да слуга поляка. Все кушать хотят. Меня послали в разведку, а я вот опростоволосился.
– Сейчас я их позову. А вы ешьте, ешьте!
Девушка выскользнула из людской, так тепло улыбнувшись напоследок, что Даниле захотелось от счастья спеть серенаду.
Очередной жертвой развернувшего книготорговлю Рооса пал предводитель Мухин. Решив, что лидер местных латифундистов богат как Крез, американец продал несчастному комплект с непременным пером аж за восемьдесят рублей. На очереди был Веригин:
– Учитывая необычайную полезность этнографических книг для военных, осмелюсь запросить всего семьдесят пять рублей за обе.
– В чем полезность-то? – поинтересовался Веригин.
– Чтобы покорять народы, надо знать их обычаи и нравы!
– Кабы мы с бедуинами теперь воевали или с индейцами, я и за сто бы купил, еще тебя, соколика, расцеловал бы троекратно. Но мы пока только горцев усмиряем! Про горцев ничего нет?
Опешивший Роос машинально протянул уже заготовленное перо, не зная, что и сказать. Павел Павлович даже в руку подарок не взял:
– А перо-то дерьмовое! Гусиные лучше.
Возразить американец не успел. Генерала окликнули сзади:
– Не вы ли, ваше высокопревосходительство, это чудо подарили? – Новобрачный держал краснодеревный футляр.
– Увы, ваше сиятельство! Я преподнес табакерку. А пистоли преподнес пан Шулявский!
– Какая работа! Надо бы попробовать в деле!
– Согласен!
– А может, турнир затеете – кто лучше стреляет? – предложила стоявшая с генералом под ручку Кусманская, поклонница Вальтера Скотта. – Только надобно приз победителю придумать!
– Призом будет ваш поцелуй, мадам! – хмыкнул Северский.
Кусманская смутилась и покраснела:
– Ну, я не знаю…
– Призом будет мой поцелуй, – предложила подошедшая к мужу Елизавета Северская; на лице Кусманской кокетство сменилось отчаянием.
– А вдруг Василий Васильевич промахнется? Ему будет больно на такое смотреть!
– Северские не проигрывают! Пусть хоть все присутствующие стреляют, все равно выиграю я! Гришка! – позвал Северский лакея. – Зови-ка гостей! И Никодима кликни, пусть пустые бутылки тащит! Стреляют все! Приз – поцелуй княгини!
– Княгиня, княгиня! А вдруг ту княгиню первый муж в борделе нашел? У французов и не такое случается! – прошептала на ухо Веригину Кусманская, как всегда по-французски. Генерал чуть не задушил противную старушенцию!
Стрелять решили возле пруда, примыкавшего к правой части господского дома. С мраморного постамента сняли вазу, на ее место каждому стрелявшему, а их набралось человек двадцать, Гришка ставил по пять пустых бутылок. Егерь Никодим ловко перезаряжал пистолет. Чтобы все было по-честному, стреляли из одного, поэтому забава затянулась.
Били с пятнадцати шагов. Первым жребий выпал генеральскому адъютанту. Мускулистые стройные ноги Николая, плотно обтянутые рейтузами, вызвали восхищение собравшихся дам. Александр Тучин, поклонник не только женского пола, тоже зацокал языком. Николай попал лишь однажды. Князь усмехнулся, мол, опасался, мишеней не хватит, а здесь такие стрелки, что и лишние останутся.
Восстанавливать армейскую честь пришлось генералу. Слабое зрение не позволило ему попасть во все пять бутылок, Веригин ограничился четырьмя. Этнограф отстрелялся с тем же результатом, посетовав, что первый выстрел получился пристрелочным, не сразу пистолет почувствовал. Переводчик Терлецкий выбил лишь две мишени, как и стрелявшие после него Мухин, Киросиров и Растоцкий.
Хоть в жизни Тоннера случались приключения, и притом опасные, он держал оружие в руках впервые, поэтому все пули ушли "в молоко". Впрочем, последнее место доктор разделил с Рухновым, которого князь ехидно спросил:
– Что, Мишель, тяжелее пера ничего в руках не держал?
– Не держал, ваше сиятельство, – понуро согласился Рухнов.
– А я в твою честь охоту собирался затеять, – деланно расстроился Северский.
– В мою честь? – удивился Михаил Ильич.
– В твою, Мишель, в твою! Ты же у нас высокий гость. – Князь весело засмеялся и, проведя рукой черту у своей груди, показал, насколько высок Рухнов. Тут смеха не смогли сдержать и остальные. Что самое ужасное, все слышала Настя! Михаил Ильич готов был сквозь землю провалиться.
– Ладно, не обижайся. – Северский обнял и чмокнул Рухнова в затылок, пощекотав пышными усами. – Люблю тебя и ценю. Хотя бы за то, что избавил от поездки к вашим болотам. Не люблю Петербург! Да и меня там не привечают!
Северский на миг погрустнел, вспомнив что-то неприятное. А потом вновь улыбнулся и похлопал Рухнова по плечу.
– А охоту организуем! Завтра же! Никодим! – обратился он к угрюмому егерю. – Кабанчика не встречал?
– Давно всех постреляли, – воспользовавшись паузой, Никодим чистил пистолет.
– Это они к Растоцким ушли! Назло мне! Ничего, и там их достанем!
Андрей Петрович нервно сжал кулаки, а Северский, глядя на него, заржал:
– Испугался?
– Василий Васильевич! Андрей Петрович! Помиритесь же! – вспомнив просьбу Растоцкой, попросила Елизавета Северская. Князь посуровел и помотал головой. – Ну, ради меня! В день свадьбы!
Северский оглянулся по сторонам, словно ожидал от кого-то помощи. Но Вера Алексеевна толкнула мужа прямо на него, и князю ничего не оставалось, как его обнять. Кто-то хмыкнул – Тоннеру показалось, то была Настя, – остальные публичному примирению зааплодировали.
– Ладно, поохотимся на зайцев, – решил князь, отпустив из мощных рук побледневшего от объятий Растоцкого. – Приглашаю всех! Завтра! А почему никто не стреляет?
Никодим с поклоном подал Угарову пистолет – следующим на очереди был он.
Пока стрелял Денис, к Тучину, по жребию следующему, подошел предводитель Мухин:
– Господин художник! За портретик дорого запросите?
– Какой портретик? – удивился Александр.
– Мой!
– Помилуйте, милостивый государь! – воскликнул Тучин. – Вы что, заказ хотите сделать?
– А что? Вы же художник!
– Но я проездом. Даст Бог, завтра уеду!
– Так у нас весь вечер впереди. У меня Фрол, иконописец, целую церковь за неделю расписал. Очень живенько получилось.
– Вы, Осип Петрович, к нему бы и обратились!
– Обращался. Сказал, только на святые лики благословение имеет. Как, говорит, причислят тебя, Мухин, к сонму святых, сразу и нарисую. Ждать больно долго!
Тем временем Денис отстрелялся, и неплохо – три из пяти. Тучин очень хотел его превзойти, особенно на глазах у Машеньки. Но то ли сильно волновался, то ли слишком его развеселил Мухин, попал Саша только раз, да и то сам не понял как.
Предпоследним стрелял Шулявский. Внимательно осмотрел пистолет, погладил, словно приручая дикое животное, – и, почти не целясь, выстрелил. Первая бутылка со звоном разлетелась. Потом вторая, третья, четвертая! Перед последним выстрелом Никодим заряжал пистолет долго, желая вывести поляка из равновесия. Но тот с волнением справился, послав и последнюю пулю точно в цель.
Северский стрелял последним. Пять из пяти! Княгиня нежно поцеловала мужа, а потом чмокнула в макушку и присевшего пред нею Шулявского.
– А победитель-то не выявлен! – злобно прошипела все еще уязвленная Кусманская. – Да и кто на турнирах по бутылкам стреляет? Надо по яблочкам!
