Перед самым Луврским дворцом траншея вдруг закончилась. Впереди зияла огромная дыра. Трасса уходила под землю.
Я был уже в двадцати шагах от Аспена и увидел, как, вбегая в туннель, он дергает книзу какой-то рычаг.
Раздался низкий и гулкий вой сирены.
Оказавшись под сводами подземной трубы, я остановился, потому что не видел ни зги. Пришлось доставать фонарик (он у меня всегда был с собой) и немного покачать пружину, чтоб зарядился аккумулятор.
– Вперед! – крикнул догнавший меня Эраст Петрович.
– Без вас бы не догадался, – огрызнулся я. – Секунду! Ноги переломаем.
Вот слабый луч наконец осветил блестящие рельсы, уходящие в черноту.
Мы бежали рядом и орали, потому что под землей сирена звучала оглушительно.
– Можно я выстрелю ему по ногам, как только мы его увидим? – спросил я. – Надоели эти гонки!
– Нельзя! Из т-туннеля он не сбежит! Но зачем он включил эту чертову сирену?
Это стало ясно, когда тоннель впереди вдруг раздвоился. По какому из рукавов бежать, непонятно. Если б не сирена, мы поняли бы это по звуку шагов, но их было не расслышать.
– Разделимся? – спросил я.
– Что?
– Раз-де-лим-ся? – Я показал руками.
– А если впереди будет еще развилка?
Но тут истошный вой наконец оборвался. Мы прислушались. Стук доносился из правого ответвления. Туда мы и помчались.
Шпал и рельсов здесь не было. Видимо, галерея предназначалась для служебных надобностей. Она повернула вправо и снова раздвоилась – господин угадал.
– Цумасаки! – приказал он. Это сокращение от цумасакибасири, техники особенного бега, довольно утомительного, но зато бесшумного.
Теперь звук наших шагов не заглушал топанье беглеца.
– Налево!
Галерея привела нас в подобие квадратного зала. Из него отходили еще три штольни: влево, вперед и вправо.
Мы напрягли слух. Было тихо.
– Я вижу, вы устали бегать, мистер Аспен, – громко сказал господин. – Прятаться смысла нет. Мы поочередно заглянем в каждый из коридоров и найдем вас. Давайте заканчивать. Или сопротивляйтесь, или сдавайтесь, причем я очень посоветовал бы вам выбрать второй вариант.
– Ладно, ваша взяла, – раздался хриплый прерывистый голос. Он звучал из среднего прохода. – В колледже я участвовал в марафонах и брал призы, но годы уже не те… Пробежал милю и задыхаюсь… Не стреляйте, я сдаюсь.
В луче появился человек, левой рукой прикрывавший лицо, а в правой державший за ствол «кобольт», очень солидное оружие, одно из лучших в карманном формате.
– Револьвер на пол! Руки выше головы! – приказал Эраст Петрович.
– Я подниму руки, если вы перестанете светить мне в глаза.
– А вы их з-закройте.
Звонкий удар металла о камень. Ладони поднялись кверху.
Лицо с закрытыми глазами было похоже на портрет кисти Сяраку – всё исчерчено резкими тенями. Спокойное лицо, даже слишком спокойное. Крепкий орех, подумал я, такой не расколешь.
– Вы ведь не полицейские? – сказал Аспен. – Тот дурачок в гостинице был из полиции, но вы что-то другое. Кто вы? Откуда? Вы, сэр, очевидно китаец…
– Японец! – рявкнул я.
– Прошу извинить. – Арестованный слегка поклонился. Глаза он по-прежнему держал закрытыми. – А вас, сэр, по выговору определить не могу.
– Я сейчас представлюсь, но после этого вопросы буду задавать только я. Вы будете отвечать.
– Как угодно. Я ваш пленник.
Опять церемонный поклон.
– Мое имя Фандорин. Эраст Фандорин. Я частный детектив.
По неподвижному лицу прокатилась волна. Глаза открылись. Они были черные, блестящие и не сказать чтобы спокойные – скорее ошарашенные. Не такой уж ты кремень, с удовлетворением подумал я.
– Фон Дорн? – переспросил Аспен, не вполне разобрав русскую фамилию.
Господин не стал поправлять. Ему не терпелось приступить к допросу.
– Вопросов у меня много. Где картина, которую вы с сообщником похитили в замке Во-Гарни? Это раз. Чем она настолько ценна, что вы пошли на убийство? Это два. Кто человек в зеленых очках, пытавшийся ее купить, и как вы с ним связаны? Это три. Много ли у вас помощников вроде юного Джона Джонса? Это ч-четыре…
– Allez! – сказал тут Аспен по-французски. Это слово в зависимости от ситуации может означать «Давай!», «Пора!» – что-то вроде нашего «Икоо!».
Я ослеп – прямо в глаза ударил невыносимо яркий луч прожектора.
В следующую секунду меня схватило множество рук, так что невозможно было пошевелиться. Держали профессионально: и за кисти, и за локти, и за плечи. Даже за щиколотки. Я услышал, как Эраст Петрович произносит бранное русское выражение, которое трудно перевести на японский, да, пожалуй, и не стоит. Можно было догадаться, что господина тоже схватили.
Через несколько мгновений, когда зрение вернулось, я увидел, что помещение полно людей. Их было не меньше десятка. Если быть точным – одиннадцать, не считая Бенджамена Аспена.
Четверо держали меня, четверо господина, еще двое наводили на нас пистолеты, а один, очень нарядный, с жемчужной заколкой в галстуке, с бриллиантиновым пробором, стоял перед Аспеном и изящно помахивал рукой. На пальце сверкал перстень.
– Видите? – сказал щеголь на французском. – У меня всё, как часы. Не хуже, чем у вас в Лондоне. По сирене ребята заняли позицию. И отработали в лучшем виде. Вы тоже молодец, что вывели их точно сюда, не заблудились.
– Прывычка, – ответил Аспен с сильным акцентом. – И да, вы своих хорошо отдрессыровали. Браво, ребята. Так держать! Я вижу, за Париж можно не волноваться.
Никто ему не ответил. Я обратил внимание, что парни, державшие нас с господином, смотрят только на мсье Бриллиантина – как хорошо обученные собаки на хозяина.
– Кто они? – спросил щеголь.
– Выясним.
Нас обшарили. Аспен с любопытством повертел в руках «герсталь». Мой нунтяку, пожав плечами, швырнул на пол. «Браунингом» тоже не заинтересовался.
Мне ужасно не понравилось, что эти двое, Аспен с французом, так свободно и открыто беседуют. Совершенно не заботятся о том, что мы можем узнать лишнее.
Мое опасение немедленно подтвердилось.
– А что с ними делать? – небрежно показал на нас своим сверкающим пальцем Бриллиантин. – Сразу или сначала хотите допросить?
Аспен насупил лоб, о чем-то сосредоточенно поразмышлял.
– Заприте обоих, поврозь. Сначала нужно выяснить…
Он не договорил.
Француз повернулся к своим.
– Десять два. Помните инструкцию?
Мне сзади на голову натянули матерчатый мешок, вывернули руки, защелкнули наручники, толкнули в спину.
– Маса, – услышал я голос господина. – Иси!
Совет был подан вовремя, а то я уже хотел драться ногами. Слово «иси» господин употреблял всякий раз, когда я мог совершить необдуманный поступок, продиктованный горячим чувством. В те годы я иногда бывал несдержан и совершал промахи. Господин учил меня, что во всякой чрезвычайной ситуации есть три типа поведения: «огонь», «вода» и «камень». Первый означает лобовую атаку, второй [5] – отступление или обходной маневр, третий – недвижность. Главное не ошибиться с выбором.
Поведение «огонь» со скованными руками и мешком на голове, да против нескольких хорошо обученных противников было бы безрассудством. Ну сшиб бы я ударами ног одного или двоих, а дальше что? Отступать и маневрировать в замкнутом пространстве тоже было некуда. Оставалось только превратиться в камень.
Я дал протащить себя по коридору, получил пинок, споткнулся о порог и чуть не упал. Сзади захлопнулась дверь. Где-то неподалеку еще одна – туда несомненно заперли господина.
Прежде всего я нащупал животом ручку на двери, присел, зацепил край мешка и стянул его с головы. Потом осмотрел дверь. Крепкая, но не металлическая, а деревянная. Если бы господин не сказал «камень», я такую запросто вышиб бы.
